Последний из шестерки

Впервые в жизни он очутился в морге. Он избегал смотреть по сторонам, где вытянулись неподвижно застывшие формы, покрытые белыми простынями сомнительной чистоты.

Мужчина, шедший впереди инспектора и его спутника, внезапно остановился.

– Вот этот, – сказал он и приподнял простыню.

– Весьма сожалею, – начал было месье Венс.

Но Сантер отстранил его и с жадным вниманием склонился над обнаженным трупом. Он увидел вздувшийся живот и страшно изуродованную голову, представлявшую собой бесформенное месиво переломанных костей и искромсанного мяса.

– Ужасно! – невольно вырвалось у него.

На груди мертвеца видна была зашифрованная татуировка, которую Жернико показывал ему с Асунсьон в роковой день своего возвращения:

– Ну что? – молвил месье Венс. – Я не ошибся?

– Подождите… – сказал Сантер.

Оставалась еще одна деталь, та самая, которую он один в целом мире мог подтвердить…

Ему вспомнилось, как Жернико на глазах у своей невесты и его самого распахнул на груди рубашку. Вспомнилось, как он старался не смотреть на Асунсьон из-за второй татуировки, ползущей, словно змея, к левой подмышке.

Склонившись над трупом, он сразу же обнаружил ее, сине-фиолетовую на мертвенно-бледном теле:

– Это он, Жернико! – заявил Сантер.

ГЛАВА XIV

ПОСМЕРТНОЕ ОБВИНЕНИЕ

Если, подобно стилю Людовика XV, стилю Ренессанса или эпохи Директории, существует «безликий стиль», кабинет, который занимал месье Венс в полицейском ведомстве, являл собой ярчайший его образец. Полки с картотекой на голых стенах, два огромных окна без штор, маленький столик, на котором стояла пишущая машинка, два стула для посетителей, ничем не примечательный письменный стол и самое обычное кресло – вот и вся обстановка. Портативная лампа с зеленым абажуром – как все портативные лампы, – до глубокой ночи освещавшая бювар детектива, корзинка для мусора, похожая на прочие корзинки для мусора, словом, все самое что ни на есть обыкновенное.

Месье Венс пребывал в глубоком раздумье, когда в дверь постучал полицейский и вручил ему визитную карточку Жоржа Сантера.

Он как раз обдумывал порученное ему дело, которое с мертвой точки так и не сдвинулось. Таинственные и трагические события последних двух недель давали, конечно, возможность строить самые разные предположения, причем кое-какие из них подкреплялись вполне солидными доказательствами. В процессе расследования он отметил множество интересных деталей, обнаружил кое-какие факты, о которых пока умалчивал, но все это, как сам он устало сообщил Сантеру, лишь запутывало дело. Он не сомневался, что в один прекрасный день находки эти помогут установить истину, однако его удручало то, что жизнь нескольких людей все еще находится в опасности, и бывали минуты, когда его охватывало глубокое уныние оттого, что он не в силах защитить и спасти их. Ни сомнения, ни подозрения тут не помогали. В нужный момент таинственный убийца все равно нанесет удар, и арестовать его, видимо, можно будет лишь тогда, когда он захочет пожать плоды своего кровавого труда и тем самым разоблачит себя…

А пока что полиции не удавалось взять нужный след. Для проформы решено было пересмотреть дело, открытое после драмы на «Аквитании», но результата это, разумеется, не дало, да и наивно было бы на что-то надеяться. Полное отсутствие свидетельских показаний и вещественных доказательств не позволяло сколько-нибудь прояснить и вопрос о похищении Жернико; тело его теперь было найдено, но проследить путь похитителя не было ни малейшей возможности; правда, на основании степени разложения трупа судебно-медицинский эксперт смог установить, что в воду его бросили вскоре после похищения из квартиры Сантера, возможно, даже на другой день. Что же касается убийства Нестора Грибба – убийства, на котором лежала печать преступного мастерства, – то Воробейчик дотошно проделал весь путь, который избрал убийца, спасаясь бегством. То ость он поднимался на крыши, изучал соседние здания, открывал слуховые окна, исследовал все отверстия, лазил по чердакам, расспрашивал соседей. И все напрасно…

– Пусть войдет, – сказал он.

Минуту спустя явился Сантер, шагал он уверенно и торопливо, как и подобает человеку, намеревающемуся сообщить важные новости.

– Мы одни? Нас никто не может услышать? – спросил он на одном дыхании.

– Да, – сказал месье Венс, отвечая на первый вопрос. – Нет, – сказал он в ответ на второй. – Можете говорить без опаски.

Сантер сунул руку в карман.

– Сегодня после обеда я осматривал вещи Намота… и нашел там… вот это!

И он выложил на письменный стол инспектора конверт, содержавший несколько листков бумаги.

– Знаете, что это такое? – допытывался он, не отнимая руки от своей находки.

– Откуда мне знать?..

– Это своего рода обвинение, посмертное обвинение.

– Вот как?

– Читайте… Вот здесь… «Вскрыть Жоржу Сантеру, если я умру, не повидавшись с ним».

– Странно! – только и сказал месье Венс. – Не могли бы вы мне это оставить? Я прочитаю сразу же, как только смогу.

– А вы не можете прочитать сейчас? Мне кажется… Детектив открыл конверт и насчитал шесть страниц убористого текста.

– Не могу. Времени сейчас нет. Но не беспокойтесь, я обязательно прочту это до вечера.

Сантер не в силах был скрыть своей досады. Он один располагал новыми сведениями, причем сведениями первостепенной важности; ему очень хотелось обсудить все это с инспектором, а тот не проявил пи малейшего желания изучить его находку.

Сантер встал.

– Очень жаль, что вы настолько заняты и не можете оторваться даже па десять минут, чтобы прочитать эти странички. Остается пожалеть моих друзей, да и меня самого, ведь мы беззащитны перед лицом этого презренного негодяя! – сказал он, раздраженно схватив шляпу и хлопнув на прощанье дверью.

Месье Венс улыбнулся. Он всегда был склонен симпатизировать людям, которые его не любили. Истина заключалась в том, что он хотел ознакомиться с «обвинением» Намота без свидетеля.

И по мере того, как он читал это обвинение, улыбка на его лице проступала все явственней. Средь нагромождения напыщенных фраз, всевозможных оговорок, целых строчек многоточий и восклицательных знаков, делавших письмо Намота похожим па приключенческий роман дурного толка, месье Венс обнаружил такую фразу, тут же перечитав ее еще раз:

Этот Смит зол теперь на меня до смерти, и я нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день он меня прикончит.

Пожав плечами, инспектор продолжал чтение, из которого явствовало, что Анри Намот навлек на себя ненависть некоего Джона Смита. Намот считал этого прохвоста способным на все:

Он знает, что я богат и что наши друзья тоже богаты. Думаю, опасность грозит не только мне…

«Естественно!» – прошептал месье Венс.

Намот, который дописывал свое послание уже на борту «Аквитании», утверждал, что встречался со Смитом в Пекине дважды. Ему даже почудилось, будто он видел его па судне среди пассажиров третьего класса, однако фраза заканчивалась такими словами:

…может, это ошибка.

«Болван! – невольно подумалось месье Венсу. – Это письмо погубит тебя…»

Открыв один из ящиков письменного стола, он достал оттуда три образчика почерков – два мужских и одни женский – и, положив рядом, долго сравнивал с почерком того, кто писал письмо. Затем сложил все вместе в конверт, запечатал его и написал адрес:

– Доставить срочно. Для исследования, – сказал он дежурному, прибежавшему на его вызов.