Страница 42 из 65
Розка ощущала себя очень взрослой и привлекательной.
– Девушка, билет предъявите, – раздалось у нее над ухом.
Она обернулась.
Парень, стоявший рядом с ней, ловким жестом освободил локти и теперь разворачивал, держа у нее перед лицом, синенькую, обернутую в пластик книжечку.
– Проездной, – холодно сказала Розка.
– Предъявите, – повторил парень.
– Не могу, – Розка нагло посмотрела парню в глаза, – проездной в кошельке. Кошелек в сумке. А сумку вон, зажали.
Она показала подбородком вниз, где сумка с «Анжеликой» сплющилась, затиснутая между ее, Розкиным, зеленым пальто джерси и кримпленовым буряковым пальто какой-то тетки.
– Ничего, – успокоил ее контролер, – на остановке выйдем, там места много.
– Я, между прочим, на работу, – сказала Розка, – мне опаздывать нельзя. Очень ответственная работа.
Она судорожно пыталась сообразить, как бы на ее месте поступила Анжелика. Получалось, что никак, – Анжелика один раз попала в темницу, один раз ее чуть не зарезали, а один раз изнасиловали прямо в коридоре Лувра. Но никто ни разу не спросил у нее проездной.
Контролер тем временем, держа Розку под локоть, ловко, как в вальсе, провел ее меж людьми к выходу и вытолкнул в некстати распахнувшуюся дверь.
– Вася, – отчаянно успела крикнуть Розка, обернувшись, – Вася!
– Ну вот, – контролер по-прежнему держал Розку за локоть, – теперь предъявите ваш билетик, здесь, на свободе, на вольном воздухе.
К Розкиному удивлению, в СЭС-2 все были на местах. Словно и не уходили со вчера. Даже Катюша сидела на своем месте и не вязала, а с любопытством стреляла глазами по сторонам. И вчерашний странный тип в долгополом пальто тоже был здесь. Они вроде как с Петрищенко о чем-то вполголоса пререкались, и Петрищенко была злющая и надутая, как жаба, а увидев Розку, надулась еще больше и сверкнула на Васю очками.
– Что здесь делает Белкина, Вася? – спросила она свирепо.
– Она со мной, – сказал Вася виновато.
– Что значит, с тобой? Я, кажется, ей велела сидеть дома и носу на улицу не казать.
– А вы мне не указ, – сказала Розка звенящим от дерзости голосом. – Вы мне кто?
– Погоди, Розалия. Я так подумал, Лена Сергеевна, пускай лучше со мной побудет. На глазах. На глазах спокойней.
– И судно работать она с тобой пойдет?
– Почему нет, Лена Сергеевна? Я ей вот чего приготовил.
Он нагнулся, распустил застежки рюкзака и достал оттуда изогнутую буквой «Г» медную проволоку и сунул Розке в руку.
– А это зачем? – удивилась Розка.
– Этот продукт высоких технологий? Специально для тебя делал. Ночь не спал. Видишь, какая конфигурация уникальная?
– Нет, а… Ты же без рамки работал, я видела.
– То я, а то ты. Я эксперт, ас. А ты кто? Во-от.
– Когда это она видела, Вася?
– Вчера… на «Бугульме».
– Кто разрешил?
– Я, – мрачно сказал Вася.
– Твоя самодеятельность, Вася…
– Ну, когда-то же надо начинать, Лена Сергеевна! В общем, тебе доверие оказано, Розалия. Гордись.
– Я горжусь, – сказала Розка и шмыгнула носом. – Очень горжусь.
Петрищенко закрыла от отвращения глаза, чтобы не видеть Розку. Потом открыла их вновь.
– Вася, – сказала она, – зайди ко мне.
– А я? – тут же вскинулась Розка.
– Посиди, Розалия, тихо, умоляю тебя. «Анжелику», что ли, почитай.
Вася прошел за Петрищенко в кабинет и прикрыл за собой дверь.
Розка достала «Анжелику» и уселась за столик с пишущей машинкой «Ятрань», так и пылившейся под чехлом.
– Я хочу услышать о результатах. – Петрищенко повернулась к Васе, все еще пылая боевой яростью. – Вы вчера, кажется, что-то там собирались делать, на стадионе?
– Ну, – неохотно признался Вася. – Да… собирались.
– Я так поняла со слов твоего… старшего товарища, что ничего у вас не вышло?
– Ну…
– И вряд ли выйдет.
– Ну, в общем да, Лена Сергеевна. Упертая тварь. Но может…
– Значит, так, Вася, – холодно сказала Петрищенко. – Самодеятельность закончена. Пускай специалисты работают. Утвержденными методиками. Всем спасибо. Все свободны.
– Зря вы так, Лена Сергеевна. – Вася не впечатлился. – Романюк как раз самый специалист и есть.
– Может, у себя в районе он и специалист. Он что, по Канаде работал?
– Откуда, Лена Сергеевна?
– Тогда разговор закончен. Ладно, Вася, я, собственно, сама виновата. Поддалась на эти ваши авантюры. Так и не выяснили, почему он за нее взялся, за Белкину?
– Непонятно. Может, ему вообще нужна, ну, девушка? Как дракону? Для инициации.
– А Белкина – девушка? – машинально спросила Петрищенко.
– Я тут ни при чем, – быстро сказал Вася.
– Девок вокруг полно. Такая у нас, Вася, демография. И некоторые даже девушки до сих пор. Почему именно Белкина? Что тебе, Катюша?
– Людочка из диспетчерской говорит, в Пассаже батники выбросили, – сказала Катюша, приоткрыв дверь и с удовольствием оглядывая всех блестящими глазами. – Румынские. Я вам не нужна, Елена Сергеевна?
– Нет, – устало сказала Петрищенко.
– На вас брать?
– Нет. И закрой наконец дверь.
– Методики, – презрительно сказал Вася, уже успокоившись. – Если восемь математиков собрать, они вам теорему Ферма в восемь раз быстрее не докажут. Чтобы теорему Ферма доказать, и одного хватит. Только это должен быть сам Ферма, улавливаете? Нет у нас Ферма. И в Москве нет.
– Ладно, Вася. Хватит с меня теорий. Забирай Белкину и иди. Уже из диспетчерской звонили.
Она прикрыла глаза и надавила на них пальцами. Цветной круг, вспыхнувший под веками, был сам по себе похож на глаз – радужка с прожилками и черная дыра посредине. Я большая, сказала она самой себе. Я страшная. Все меня боятся. Лялька меня боится. Вова этот ее отвратительный меня боится. Родители его меня боятся. Маркин меня боится…
Впрочем, Левушку напугать дело нехитрое.
– И скажи этому своему, – велела она сухо, – этнографу-любителю. Пускай зайдет ко мне.
– Руку, руку не опускай. Держи параллельно земле. То есть палубе.
– Как я могу держать параллельно палубе! – злится Розка. – Она же качается!
Проволочная рамка в ее руке ходит и прыгает. За бортом ходит и прыгает волна. В лицо бьет холодный ветер.
Сухогруз тоже подпрыгивает на своих канатах, они то натягиваются, то провисают…
В желудке разместилась сосущая пустота, отчего одновременно тошнит и хочется есть. Розка кажется себе полной идиоткой. А вдруг это ее просто разыгрывают – таким особо изощренным образом?
– Давай-давай… Подумаешь, качка! В открытом море, вот это да, качка! Руку-то расслабь! Не в локте, дуреха! В кисти расслабь, в пальцах! Как же она у тебя будет вертеться.
У Розки и правда от напряжения свело пальцы.
– Дай сюда!
Рамку Вася держит как-то по-особому, расслабленно, – наверное, опытный бандит так держит нож…
И рамка в его руках тут же начинает шевелиться.
Сопровождающий их сэконд, очень молодой и беспокойный, грызет на ходу ногти.
– Что там у вас? – Вася поглядел строго, и Розке даже показалось, поправил на переносице несуществующие очки.
– Там? Ничего. – Сэконд смотрит в сторону, потом моргает и повторяет: – Ничего… Ну смотрели же…
Вася пожимает плечами. У грузового люка рамка вертится медленнее, потом замирает совсем.
– Не в трюме, – озадаченно говорит Вася.
– Ваша служба… – Сэконд раздраженно топчется на месте. – Мракобесие какое-то.
– Наша служба… – рассеянно бормочет Вася сквозь зубы, – и опасна и трудна… и на первый взгляд как будто не видна… есессно… Ничего не понимаю…
– Ничего нет, – очень равнодушно заметил сэконд.
Врет, решила Розка. Рамка в руках у Васи шевелилась, как нос гончей собаки. Верхнее чутье, нижнее чутье.
– Вот эту штуку отвинтите.
– Это вообще ничего. – Сэконд пожал плечами. – Крепление просто. И вообще… тут механик нужен. А я не…
И он встал, прислонившись к фальшборту и гордо скрестив на груди руки.