Рассказы о необычайном

Так она прожила два года. Все, кто ее видел, изумлялись ее красоте. Однако, как ни расспрашивали о ее происхождении, оно оказывалось весьма сильно облеченным в какую-то туманную неопределенность. И все подозревали в ней нечистую силу.

Мать обратилась с расспросами к Лю. Тот рассказал кое-что о ее необыкновенных историях. Мать сильно испугалась и велела ему отпустить ее. Лю не согласился. Тогда мать потихоньку от него разыскала колдуна. Тот пришел и стал ворожить во дворе. Только что он очертил на земле квадрат для алтаря, как женщина сказала с досадой:

– Я, собственно говоря, хотела, чтоб нам быть вместе до белеющих голов. А теперь, смотри, наша мать относится ко мне с подозрением, и, конечно, нам полагается расстаться. Если хотите, чтобы я ушла, то ведь это ж нетрудно, – неужели же меня могут выгнать все эти заклинания и ворожбы?

Она тут же навязала прутьев, развела огонь и бросила под крыльцо. В один миг дым застлал весь дом, так что даже сидевшие друг против друга потеряли один другого из вида. Слышен был только грохот, раскатывающийся, словно гром.

Затем дым исчез. Смотрят, а у колдуна из всех семи отверстий тела течет кровь и он мертв. Вошли в комнату, но молодой жены уже не было. Позвали было старуху-прислугу, чтобы ее расспросить. Та тоже девалась неизвестно куда. Лю тогда объявил матери, что старуха-то была лиса.

Чудеса Второй девочки

Чжао Ван из Тэна вместе со своей женой был предан почитанию Будды[147]. Они не ели ничего скоромного, ничего кровоточащего, и в селе за ними установилась репутация людей благонравных, хороших. Считалось, что у них есть кое-какие достатки.

У них была дочь, Вторая девочка[148], отличавшаяся необыкновенною сообразительностью и красотой. Оба Чжао любили и берегли ее, как жемчужину. Когда ей исполнилось шесть лет, отец отправил ее к учителю заниматься вместе с ее старшим братом Чан-чунем. И вот она всего в пять лет уже твердо одолела «Пятикнижие»[149].

Ее однооконником[150] был некий студент Дин, имевший прозвание[151] Цзы-мо, старше ее на три года. Он блистал литературным дарованием и развитием, отличался текучею подвижностью ума и нрава. Он эту девочку полюбил всей душой и сообщил об этом своей матери, прося ее домогаться его брака у семьи Чжао. Чжао согласия не дали, рассчитывая просватать дочь за кого-нибудь из видной семьи.

Так прошло некоторое время. Чжао были совращены в вероучение Белых Лотосов, и когда Сюй Хун-жу[152] поднял свой мятеж, то вся их семья передалась на его сторону и стала, таким образом, преступниками.

Сяо-эр, Вторая девочка, понимала смысл в их книгах[153], которые умела ловко толковать. Кроме того, стоило ей лишь раз увидеть, как делаются фокусы с бумажными солдатами и гороховыми лошадьми[154], – как она уже овладевала этим искусством в совершенстве. У Сюя было шесть маленьких девочек, служивших ему, как ученицы учителю[155], но Эр считалась самой лучшей, и за это ей удалось вполне овладеть его искусством. Отец же ее, Чжао, за заслуги дочери получил у Сюя значительную и ответственную должность.

В это время Дину исполнилось восемнадцать лет, и он уже гулял у тэнского бассейна[156]. Несмотря на это[157], он не давал своего согласия на просватанье, так как не мог забыть своей Сяо-эр.

Он тайком скрылся от родных и перебежал под знамена Сюя. Увидя его, девочка была очень рада, встретила его с необычайной для прочих торжественностью и лаской. В качестве высокодостойной ученицы Сюя она распоряжалась всеми войсковыми делами, выходила и возвращалась днем и ночью, когда хотела, так что отец и мать никаких ей преград ставить не могли.

Дин же виделся с ней по ночам. Она тогда прогоняла прочь солдат – и они оставались вдвоем до конца третьей стражи[158].

Дин говорил ей шепотком:

– Знаешь ли ты, моя милая, зачем, собственно, я сюда пришел, каковы мои скромные-скромные мечты?

– Не знаю, – отвечала девочка.

– Я, видишь ли ты, не тщеславен, не рассчитываю, как говорится, «ухватиться за дракона»[159]… Уж если я на то пошел, то, скажу начистоту, только ради тебя! Нет, милая, спасения в левых путях[160]. Единственно, чего можно от них ожидать, – это только гибели. Ты ведь, милая моя, такая умница: неужели ты об этом не думаешь? Если б ты могла бежать отсюда за мной, то, уверяю тебя, дюймовое сердечко[161] это не останется неблагодарным!

Совершенно растерявшись от подобных речей, девочка молчала. И вдруг у нее в уме совершенно прояснилось, и она как будто пробудилась ото сна.

– Убежать за спиной у родителей, – сказала она после долгого молчания, – бессовестно. Позволь мне сказать им об этом!

И она пошла к своим родителям, стала доказывать им, где настоящая выгода и где крах. Но Чжао ее не понимал.

– Наш учитель, – говорил он, – человек-бог. Какие могут быть у него превратности мыслей и заблуждения?

Девочка поняла, что доказать ему ничего не удастся. Тогда она сменила свою детскую прическу-челку на шиньон замужней женщины, извлекла двух бумажных змеев-коршунов, на одного села сама, на другого – Дин. Змеи издали свист ветра, взмахнули крыльями и полетели рядышком, словно птицы цзянь-цзянь[162].

На рассвете долетели до Лайу[163]. Тут девочка свернула коршунам шеи, и они вдруг съежились и упали. Тогда она их подобрала, а вместо них сделала двух ослов.

Они сказались там бежавшими от мятежа и наняли себе помещение. Выходить на люди они стали кое-как, не обращая на себя внимания и стараясь на наряды быть поскромнее.

У них был недохваток в дровах и припасах, что приводило Дина в глубокое уныние. Пошел было он занять крупы у соседей, но никто не согласился дать ему ни меры. Эр же не проявила ни малейшего огорчения. Взяла лишь да заложила свои булавки и серьги, заперла дверь, уселась с Дином вместе и давай загадывать и отгадывать «загадки лампы»[164].

Не то они принимались вспоминать из своих забытых книг и на этом поприще состязались, кто ниже, кто выше[165]. Того, кто проигрывал, другой бил по руке сложенными двумя пальцами.

Их сосед с запада[166], некто Вэн, был отважный человек по части «зеленого леска»[167]. Однажды, когда он возвращался после набега домой, Эр сказала мужу:

– Раз мы богаты таким соседством, чего нам тужить? Возьмем у него в долг тысячу серебром… Даст он нам, как ты полагаешь?

Дин сказал, что это трудновато допустить.

– А я так заставлю его, знаешь, с радостью нам эти деньги внести! – сказала Эр.

И с этими словами она схватила ножницы и вырезала из бумаги фигуру Судного Чина. Затем поставила ее на пол и накрыла куриной клеткой. Сделав все это, она схватила Дина за руку и полезла с ним на кровать.

147

…был предан почитанию Будды. – Как выясняется из дальнейшего, этот культ не имел ничего общего с философски-религиозным проникновением, а был всего лишь одною из форм предрассудочного суеверия.

148

…Вторая девочка… – Девочки в старом Китае чаще всего назывались порядковыми числительными (Первая девочка, Вторая и т. д.) с присоединением для посторонних фамильного имени (Чжан Первая, Ли Вторая и т. д.). Очень редко давались какие-либо причудливые имена (цветов, мотыльков, отливов бабочки и др.). Но гетеры, актрисы и поэтессы, а равно девушки, начитанные в литературе (редкость в старом Китае), всегда имели свое особое имя и прозвание в противоположность массам неграмотного женского Китая, которым не полагалось выходить и быть известными за порогами своей патриархальной сатрапии.

149

Священное «Пятикнижие» конфуцианцев заключает в себе «Ицзин» – гадательную и философскую «Книгу перемен», книгу песен и гимнов – «Шицзин», книгу исторических преданий – «Шуцзин», летопись удела Лу, составленную Конфуцием, – «Чуньцю» и трактат о церемониале и благочинии – «Лицзи». Вся эта материя была далеко не по мозгам начинающим малышам, хотя они перед этими пятью усваивали еще четыре книги («Сы-шу» – «Четверокнижие») самого Конфуция и о нем его учеников и последователей. Поэтому вся эта масса текста вместе с элементарным, непосредственно примыкающим к нему комментарием усваивалась наизусть, без особых пояснений вплоть до возраста, когда ключ к разумению отыскивался из общего развития ребенка. Конечно, отметить столь раннее одоление китайской Библии маленькою ученицей следовало как явление исключительное.

150

Ее однооконником… – то есть товарищем по школе, сидевшим, так сказать, вместе у света для чтения книг.

151

…имевший прозвание… – Как мальчик, перед которым открывалось общение с очень многими людьми, – обратно девочке, в будущем всего лишь гаремной затворнице, он имел не только имя, но и прозвание, данное тут же в школе.

152

Сюй Хун-жу – один из первых главарей Белых Лотосов.

153

…понимала смысл в их книгах… – то есть в литературе суеверных и фантастических преданий, талисманов, рецептов и т. д., которые распространялись среди сектантов.

154

…с бумажными солдатами и гороховыми лошадьми… – Бумага вообще играет большую роль в китайской симпатической магии. Элементарным ее проявлением надо, кажется, считать всем известные фигуры, деньги, вещи и т. д., вырезанные, выклеенные из нее и употребленные как спутники умершего в его могилу. При сожжении они незримо превращаются в реальные фигуры и предметы и служат ему в его загробной, материалистически понимаемой жизни. Оживление картонных фигур руками колдуна – обычный сюжет китайского народного предания.

155

…служивших ему, как ученицы учителю… – Китайский этикет выработал строжайшую систему повиновения учителю и обращения с ним, очень сильно напоминающую сыновнее благочестие, являющееся основной добродетелью патриархального Китая.

156

…гулял у тэнского бассейна. – то есть вступил как успешный кандидат в списки учеников уездного училища конфуцианцев, имевшее при храме Конфуция бассейн особой формы, завещанный классическим преданием.

157

Несмотря на это… – несмотря на то что ему как молодому талантливому ученому сватали наперерыв наилучших девиц.

158

…до конца третьей стражи. – До часа ночи.

159

…«ухватиться за дракона»… – Историческое предание рассказывает, что, когда первый государь второй династии Хань (с 25 г. н. э.) взошел на престол, один из наиболее преданных ему сподвижников выступил с такою речью. «Государь, – сказал он, – те, что пошли за вами, бросив родных, бросив свою насиженную землю, и ринулись за вас среди стрел и камней, – все эти люди определенно рассчитывают ухватиться за чешую дракона или же прильнуть к перу феникса для выполнения своих планов и мечтаний». Отсюда фигурное выражение «ухватиться за (собственно, „дотянуться до…“) дракона», в смысле искания честолюбивых людей у сильных мира сего.

160

Нет, милая, спасения в левых путях. – То есть еретических, изуверски фанатических.

161

Дюймовое сердечко – самая сердцевина, так сказать, сердца. Читаем у поэта: «Мои думы о тебе нельзя тебе послать: / Они только тут, в этом дюйме сердца!» Или у другого: «Древность тысячи лет в изящном слове, / Ее светлое, ее темное понимает дюйм сердца».

162

Цзянь-цзянь – фантастическая птица, описываемая древним словарем изжитых старинных слов «Эр я». Она не летает иначе, как соединив свои крылья с подругой.

163

Лайу – название одного из уездов губернии Шаньдун.

164

…отгадывать «загадки лампы». – то есть вечерние развлечения в виде загадок. Кроме типов, известных европейским народам, китайская загадка начетчиков превращается в иероглифические шарады, остроумием своим настолько же превышающие все известное в этом роде, насколько китайская письменность сообщает языку раздвоение на литературный и разговорный, этим самым уже приготовляя целую сеть загадок и каламбуров. В отличие от европейских эти шарады могут быть сочиняемы более или менее остроумными людьми буквально из каждого слова.

165

…кто ниже, кто выше. – Как указано выше, вся китайская Библия усваивалась главным образом памятью, которая с течением времени могла и изменить, хотя обыкновенно не дальше несущественных деталей.

166

Их сосед с запада… – Китайцы не любят обозначений при посредстве левой и правой стороны, но точно ориентируются по странам света. Поэтому в их поэзии европейцу странно встречать такие выражения: «Надпись к востоку от кресла», «Рву на южном прудке лилии», «Живу беспечно в северном подворье» и т. д. Еще страннее фразы разговорного языка: «Эй, слепой, к востоку иди, слышишь?», «Прибей-ка этот гвоздь севернее», «Я живу к югу от дороги» и др.

167

…по части «зеленого леска». – То есть горный грабитель. Горы Зеленой рощи были очагом повстанческих орд в смутное время начала I в. н. э.