Страница 10 из 11
Происходящее обидно до слез. Почему вчера было так легко, а теперь так… Так.
Григорий старается на нее не смотреть, и от этого тошно вдвойне.
Может быть, он все-таки не хотел, чтобы они начали встречаться, и просто поддался ей? С другой стороны, вчера он не сильно-то сопротивлялся, во всяком случае, пока она целовала его.
Целовала… Только целовала. Может быть, все дело в этом? В обещании, которое она с него взяла?
А хочет ли она еще, чтобы он выполнил это обещание? Еще в автобусе Яра с уверенностью сказала бы «да». А вот сейчас… Вот конкретно сейчас, она уже не уверена. То есть конечно да, она хочет, чтобы все случилось, но только вот, наверное, не сию минуту.
Боги, в это трудно поверить, но кажется, она не готова. Вчера, в плену эйфории, подстегнутая высокоградусным коктейлем из обуревавших её чувств и эмоций, была готова, а сейчас — нет. И что теперь делать? Как ему сказать? Это вообще нормально будет, если она такое заявит? А если он решит, что раз она передумала с этим, то передумала со всем остальным? Нет-нет, только не это…
Нужно взять себя в руки.
Что бы сделала мама?
Мама бы сказала, что нужно поговорить. Она всегда так говорит.
Смелая-смелая Яра. Вчера вот была такая смелая, и кажется, вчера-то всю смелость и поистратила, и забыла поставить себя на подзарядку.
Дыхание учащается, Яра чувствует себя на грани паники. А в маленькой студии Грача даже спрятаться некуда, чтобы обдумать все в тишине и безопасности. Хотя, почему, есть же ванная комната и небольшая кладовая, переделанная под гардеробную.
— Сейчас вернусь, — говорит она Григорию и на негнущихся ногах ковыляет в ванную, как в наименее подозрительное место.
Там закрывает дверь на шпингалет и забивается в проеме между стиральной машиной и стеной. Прячет лицо в сложенные на согнутых коленях руки. Кафель холодный, сидеть на нем неприятно. Ладно, тогда недолго.
Она же не маленькая, она же все про секс знает. И в кино видела, и в книгах читала, и даже в анатомический атлас заглядывала. И Ритка, похихикивая, ей много чего рассказывала. Так что же тогда так пугает?
А ведь для этого раздеться надо будет. Совсем. И ему тоже.
Нет, она точно не готова.
Вдох — выдох. Вот так Яра, дыши. Все хорошо. Это Гриша. Он тебя никогда не обидит. А как же сделать так, чтобы не обидеть его? Наверное, мама права, и нужно для начала спросить его, чего он сам хочет.
Да, она так и сделает.
Вот сейчас еще немного подышит и сделает.
«Гриша, это Гриша», — повторяет она словно мантру. И мантра работает, его имя оказывает чудодейственный успокаивающий эффект.
Яра выбирается из своего укрытия, умывается холодной водой. А потом тихонько выходит из ванной и видит Григория. Он стоит к ней спиной, упираясь руками в столешницу, и не двигается. Кажется, не только она тут полна переживаний.
И она осторожно подкрадывается сзади и обнимает его со спины. Спина широкая и твердая, Грач горячий и пахнет приятно, и Яра сразу понимает, чего хочет она: просто касаться его. Вдыхать запах. Получать подтверждение, что он — ее. Ну, может быть, поцеловать.
Пока так. Теперь надо узнать его мнение. Как спросить-то? Прямо?
— Г-гриша?
И чувствует, как он кладет ладонь на ее, на ту, что у него на животе. Чувствовать, как он касается ее по собственному желанию, восхитительно. Это придает смелости. И она сильнее вжимается лбом между его лопаток и спрашивает шепотом:
— А ты сейчас чего хочешь?
Гриша молчит, спина под ее грудью напрягается, и ей вдруг становится страшно. А вдруг он скажет, что хочет, чтобы она ушла.
— Не налажать, — отвечает он прерывисто. — Чтобы все нормально было. А ты?
Мама говорила, люди в паре должны доверять друг другу настолько, чтобы иметь возможность сказать что угодно, точно зная, что партнер не осудит и попытается понять.
— Г-гриша, — но как же сложно это сказать, она прерывисто выдыхает ему в спину, — а можно мы сегодня просто… ну, просто…
Григорий выгибает шею, чтобы посмотреть на нее, но Яра хорошо спряталась, и он может видеть только ее макушку. Тогда он разворачивается в ее руках и сгребает в объятия.
Его объятия — это что-то невероятное. Потрясающее. Наверное, она никогда не привыкнет. Но это самое лучшее место из всех, где она была, где ей доводилось прятаться. А у Яры таких мест вагон и тележка. Она мастер пряток от мира и от себя.
— Яра, — немного сердито произносит он, — ты же не думаешь, что мне от тебя нужен секс?
Ну разумеется, она думает. Разве то, что люди встречаются, не предполагает секс? С другой стороны, не все же бегут в постель сразу после первого свидания. Но у них не было никакого первого свидания. Они слишком давно знают друг друга, она слишком долго добивалась его, а вчера все едва не случилось, и она не понимает, как должно быть дальше, в голове отсутствует готовый алгоритм на такой случай. И от этого совсем невыносимо. Плакать хочется.
— Яра, — снова зовет Григорий. — Ответь мне.
Мама говорила, важны искренность и честность.
Когда ей было шестнадцать лет, она ввязалась в драку в парке рядом с Конторой, потому что решила, что умнее и матерее, и ей распороли плечо раскладным ножом. Боль была ужасная, но больше она боялась, что отец узнает, потому что прекрасно представляла себе его реакцию на такую ее дурость. И она пошла не к отцу, а к Григорию. Ввалилась в его кабинет, пачкая пол кровью, капающей с рукава кофты, и зарыдала. И он разом побелел, кажется, таким бледным она не видела его ни разу ни до, ни после. Он обрабатывал ей рану и объяснял, как направить силу в нужное место, чтобы та скорее затянулась, а она умоляла не говорить отцу, а потом он сел перед ней на корточки, заглянул в глаза и попросил:
— Я не скажу, но ты должна пообещать, что расскажешь мне все честно. Яра, я не буду тебя ругать, но мне нужно знать.
Он сдержал слово и не отругал ее. Смотрел, правда, так, что она потом месяц не могла заставить себя снова взглянуть ему в глаза.
— Я тебя чему на тренировках учу? — спросил он тогда. — Соизмерять силу, думать, прежде чем делать. Видимо, плохой из меня учитель.
И вот тогда она снова заплакала, потому что лучше бы он ругал ее, а не себя. А Грач, кажется, испугался еще сильнее.
Думать, прежде чем делать... Рассказать все честно. Он не станет ее ругать. Он никогда ее не ругал, потому что его единственной просьбой всегда было не врать, и она ему не врала.
— Я не знаю, — шепчет Яра. — Не знаю. Ты взрослый мужчина. Наверное, тебе нужно и ты хочешь…
— Вот тут ты права, — кивает Гриша, она чувствует, как борода касается ее макушки. — Я взрослый мужчина, и я вполне способен себя контролировать, и я знаю, что мне нужно, а чего я не хочу. И я не хочу, чтобы ты боялась или к чему-то себя принуждала. И если тебе вдруг станет легче, то я сам не готов.
От удивления Яра задирает голову вверх, встречается с черными глазами. Как это не готов? Если верить фильмам и книгам, мужчины готовы всегда и везде, разве нет? Как к этому относиться? Он ее не хочет?
Стоп. Он сейчас ей доверился. Не судить и попытаться понять. В конце концов, она ведь…
— Я тоже, — выдыхает Яра и снова прячет лицо у него на груди. — Но это не значит, что я не хочу быть с тобой. Я сама не знаю, что не так.
— Все нормально, — Грач гладит ее по волосам, как маленькую, ей-богу. А она не маленькая. Только вот нюни распустила тут. Так что пусть гладит. — И Яр, а вдруг ты все же решишь, что не хочешь наших отношений, давай не будем торопиться.
А вот это уже ни в какие ворота не лезет!
Яра отстраняется, бьет его по груди кулаком и тут же вскрикивает. Больно! Хватается за запястье, поддерживая кисть, сжимает и разжимает пальцы.
— Яра! Дай посмотрю!
И он смотрит. Так смотрит, что у нее внутри все переворачивается. Берет кисть в ладони, нажимает на кости почти невесомо, а Яра забывает, что ей больно. И в его движениях столько заботы, и нежности, и беспокойства, что когда он поднимает голову, чтобы что-то спросить, она наконец вдыхает и просит: