Величие

Оставив ключи в замке, она вышла, подошла к воротам и нажала кнопку звонка на небольшом аналоге интеркома. Что-то сказала, подождала… Пока тянулось это непонятное ожидание, я смотрел на непривычный глухой забор, которым был обнесен особняк. Обычно владельцы заказывали изящные ограды с ажурными узорами, но здесь вместо чугунных завитков была глухая стена, выкрашенная в традиционный петропольский бледно-желтый цвет.

Над забором возвышалось симпатичное двухэтажное здание — вероятно, тот самый особняк. За территорией высились еще два дома — один трехэтажный, другой — пятиэтажный, выстроенные в том же стиле. Эти дома явно выполняли функцию доходных. А что, даже аристократам не чуждо желание подзаработать, если есть лишняя земля в черте города.

Над весьма скромными глухими воротами красовался родовой герб хозяина. Цветной, с эмалью. В верхней половине щита, в голубом поле, в середине серебряной подковы был изображён золотой крест. В нижней половине, в красном поле из облаков выходила рука, державшая тетиву натянутого золотого лука и две стрелы. На щите был дворянский коронованный шлем с тремя страусиными перьями на нашлемнике. Намёт на щите имел голубой и красный цвета, подложенные золотом. Щит держали единорог и лев.

— Герб Козляниновых, — присмотревшись, сказал Воронцов. — Ничего себе.

Я хмыкнул. Да уж. Эту фамилию я не раз слышал в Отделении. Предшественником Корфа на посту начальника Управления был Николай Федорович Козлянинов, ныне генерал-адъютант в отставке.

Да уж, Матильда пошла с козырей…

— Знаешь что-нибудь о них? — спросил я Воронцова, чтобы отвлечь его беседой.

— Немного. Козляниновы — древний дворянский род, происходящий от новгородских бояр, еще с шестнадцатого века. Одни из ста древних семей, получивших Осколки после Великой войны. Меня, помнится, заставляли зубрить все сто фамилий в гимназии — потому и запомнил. А вот герб появился позже, лет двести назад обновили.

Я рассеянно кивнул. Род древний, значит, снобизма и заносчивости будет хоть отбавляй. Но с учетом того, что я слышал о бывшем начальнике Корфа… Ох, не зря ему за глаза дали кличку Булат.

Если все рассказы, которыми делились сослуживцы в курилке, были хоть вполовину правдивы, то нам предстояло познакомиться с крайне жестким и сварливым стариканом. Моя покойная бабушка и в подметки ему не годилась, а уж она порой выдавала поистине дьявольские фокусы и могла вывести из себя кого угодно.

Матильда тем временем вернулась к машине и завела двигатель. Глухие ворота медленно распахнулись, и мы заехали во двор.

— Так, господа, — Матильда обернулась к нам. — Генерал — человек во многом простой, если не сказать грубый. Я у него была на хорошем счету, и он многому меня научил. Лести не терпит, этикет и всякие ажурные выражения презирает, поэтому держитесь с ним скромно, но просто. Поняли?

Мы одновременно закивали.

— Хорошо, — сказала Матильда. — Николай Федорович сейчас нас примет. Говорить буду я. Спросит — отвечайте, но сами в беседу не лезьте. А если спросит, то говорите все четко и по делу, мысью по древу не растекайтесь.

Баронесса жестом велела всем выходить из автомобиля. Оказавшись на воздухе, я сперва поежился, а затем улыбнулся. От глухого забора очень знакомо фонило — как от стен Аудиториума. Ах, старикан, браво! Обнес имение блокирующими артефактами! Вроде и паранойя, но как удачно мы попали…

— За мной, в дом.

Слуги к нам не вышли, зато можно было спокойно пройтись до крыльца.

Дом Козлянинова притягивал внимание — казался странноватым, неправильным. Всего в нем было намешано с избытком: и классики, и эклектики, и даже проскакивали элементы барокко. Но вместе с тем это здание получилось истинно питерским — уютным, душевным, очаровательным в своей странности.

Здание располагалось узкой стороной по улице, а длинной выходило во двор. Такое решение редко встречалось в городе, зато отлично демонстрировало характер владельца — плевал он с высокой колокольни на традиции, общественное мнение и критику. А еще все фасады как со стороны улицы, так и со стороны двора были украшены одинаково богато, что лишний раз напоминало о достатке семьи.

Я шел, взяв Аню под руку. Сердце сжималось при взгляде на девушку. Не знаю, почему, но случившееся в схроне явно стало для нее ударом. Может, она всерьез боялась, что остальные убежища постигла та же участь. Может, предполагала, что кто-то из своих сдал адрес ищейкам. Может, в той ячейке был кто-то важный или ценный, на кого она возлагала надежды.

Вроде и пора привыкнуть терять людей, но доброе сердце Ани Грасс так и не смогло к этому приспособиться. Каждый раз боль и горе.

Нас все же вышли встречать — на низком крыльце ожидал лакей в скромной коричневой ливрее с гербом господина на груди. Компания у нас, конечно, вышла колоритная: Матильда, похожая на тень самой себя, да еще и почти что в камуфляже, оборванный Воронцов, Аня в привычном готическом прикиде и я в курьерском барахле.

Лакей, впрочем, и бровью не повел. Поприветствовав нас как подобает, он тут же проводил нас в холл.

— Его благородие будет ждать вас в библиотеке, — обратился слуга к баронессе. — Позвольте вас проводить.

Внутри особняк выглядел не менее забавно, чем снаружи. Мне казалось, что в доме Булата будет царить армейская аскеза, но, надо же, все оказалось совсем наоборот. Старинная мебель с коллекционной посудой была украшена кружевными салфетками ручной вязки. На стенах с портретами знаменитых предков соседствовали вышитые крестиком картины, изображавшие псовую охоту, деревенские пейзажи и бытовые сценки. Нашлось место даже котятам, игравшим с цыплятами на деревенском дворе.

Мне начинало казаться, что ко всему этому приложила руку женщина. В конце концов, за каждым выдающимся мужем стоит не менее выдающаяся жена.

И когда перед нами распахнули двери библиотеки, я увидел одну едва ли не самую колоритную семейную пару из всех, что мне доводилось встречать.

Генерал-адъютант восседал в кресле, попыхивая трубкой. Пряный аромат табака заполнил все пространство. На столике перед хозяином лежала раскрытая книга — на развороте красовалась роскошная гравюра.

Сам Николай Федорович Козлянинов оказался мужчиной лет семидесяти, но, несмотря на возраст, телосложение имел подтянутое, а густым белоснежным усам и бороде мог позавидовать любой молодчик. Что удивительно, очками генерал-адъютант не пользовался и уставился цепким взглядом прямо на нас.

— Матильда Карловна, — вставая, проскрипел он. — Постарела ты, Мотя.

— С тебя, старый, и вовсе песок сыпется, — проворчали из соседнего кресла.

Дама почтенных лет восседала боком к нам. Грузная, с волосами, убранными под чепец, она внимательно сверялась со схемой и вышивала на пяльцах. Вот кто был автором этих затейливых гобеленов!

Матильда улыбнулась и шагнула навстречу бывшему начальнику.

— Николай Федорович, — робко улыбнулась она и покосилась на нас. — Позвольте представить вам…

Впервые я видел, чтобы Матильда кого-то застеснялась. Покраснела почти что как школьница перед строгим учителем! Да уж, ну и денек…

Старик сверкнул влажными глазами.

— Да кого ж тут представлять, Мотя? Все знакомые лица, сплошь знакомые… Грасс Анна Петровна — первое место среди аристократии по штрафам за превышение скорости. Воронцов Сергей Андреевич, из грязи в князи перепрыгнувший. Флюгером крутящийся. Ну и куда же без Михаила Николаевича Соколова, — едко улыбнулся хозяин дома. — Самый дорогой сотрудник Управления. Ибо столько денег, сколько Отделение потратило, чтобы залатать дыры после ваших приключений, не влезет ни в один бюджет!

— Вижу, вы великолепно осведомлены, — не удержался я. — Это у вас такое хобби на пенсии?

Матильду перекосило.

— Миша!

Но генерал-адъютант лишь каркающе рассмеялся.

— Дерзкий мальчишка. Теперь понятно, чего Вальтер так с ним носится. Макарыч у нас всегда любил ребят с характером.

Грузная дама отложила вышивку и поднялась с кресла.