Время Перемен

Наконец, Александр выехал на опушку леса и окинул взглядом чёрную землю, простиравшуюся между деревьями и стеной цитадели. Зловещее место. Выжгли тут давно всё, и спрятаться от огнемётов, угрюмо зияющих чёрными стволами со стен цитадели, совершенно негде.

Древний остановил караван, а сам прошёл чуть вперёд и подал условный знак тем, кто был на стене. Повторил несколько раз. Далеко, толком и не видать, заметили его или нет. Сигнальный фонарь зажегся, значит, заметили.

Он сел за первую телегу и сам поехал в сторону ворот. Часовой на стене направил огнемёт на отряд и терпеливо ждал. Древний знал: Байлу и его людям эти двести шагов никак не преодолеть. Да и они, наверное, знали. Но время от времени находились другие дураки, чьи обгоревшие кости чернели тут и там.

Монолитная стена в семь этажей, как и всё вокруг, навевала уныние. Открылись металлические ворота и его впустили. Он остановился возле одного из привратников:

— Перегони остальные шесть, я в казначейство.

Дорога шла прямо через ядовито-зелёную рощу скрюченных деревьев без названия. Около деревьев лежали люди, спящие с виду. Но Александр знал — эти «в потоке».

«Интересно, сколькие из них ищут что-то полезное, а сколькие блуждают, чтобы насытить собственное любопытство?»

По пути к озеру амброзии древний обогнал наблюдателя, который вёз на тачке троих, только что вырванных из «потока». Нельзя находиться там вечно, иначе тело умрёт. Но эти трое всё равно просились обратно. Зависимость слишком сильна. Неуклюжими, сонными движениями они пытались освободиться от ремней. Тщетно. Замки не дадут этого сделать, они и сами прекрасно знают, но ничего не могут с собой поделать: жажда бестелесных странствий сильнее их воли.

А вот и озеро — вторая зависимость древних. Легат не спеша огибал его справа и смотрел, как смертники внутри безуспешно пытаются выбраться по отвесной стене. Осталось всего четверо, но скоро и они утонут.

Он подошёл к Захарии, безучастно глядящей на мучения приговорённых:

— Вы не нашли другого способа освежать амброзию? Может, если погружать их хотя бы спящими, эффект сохранится?

— Нет, — отрезала она, — Ты каждый раз спрашиваешь одно и то же. Сам прекрасно знаешь — чем дольше мучаются, тем свежее пойло. Это висельники, Александр. К чему их жалеть? — Захария посмотрела на него пустыми глазами.

«Себя бы пожалела» — хотел ответить древний, но смолчал. Эта красивая женщина давно сошла с ума от своей работы.

— Приготовь мне концентрат на четыре месяца, — попросил он.

— Не хочешь здесь задерживаться, да? Приготовь предписание от совета.

— Захария, тебе нужно чаще отвлекаться от своей работы.

— С кем? Все вокруг вечно блуждают в потоке. Мягкотелые, рыхлые. Крепкие мужики всегда заняты или в разъездах, как ты…

Он махнул рукой: поди объясни ей, что, кроме «внешних сношений» существует много интересных вещей. Может справиться с зависимостями, но на большее её не хватает. Сидит, смотрит за болотом. Пустая жизнь…

Дорожка от озера вела к зданию Совета, ответвляясь по пути к спальному дому, району рассудка и району знаний. Он не хотел сразу идти к Совету, сперва проведать хоть кого-то из знакомых. Первый поворот древний пропустил: в спальном доме делать нечего, там отсыпались те, кто никак не мог себя контролировать. Поспят, поедят, и опять бредут в рощу блуждать. Амброзии больше положенного у Захарии не выкляньчаешь, поэтому забывались так. Потерянные люди, и таких большинство. Единственная надежда — что кому-то из них посчастливится родить относительно здорового ребёнка. Изредка такое случалось.

Поворот в район рассудка он тоже пропустил — там жили те, кто мог контролировать тягу к амброзии и потоку. Такие же, как сам Александр. Относительно счастливое меньшинство. У древнего тоже был дом в том районе, но чего он там не видел? Да и соседей никого сейчас.

Он свернул в район знаний — место учёбы, исследований и производства. Прошёл мимо школы, во дворе которой веселились ученики. Немного меньше, чем в прошлый раз. Видно, кого-то уже прибрал «поток». И смысл было выстраивать аж три этажа? Занято меньше половины. Наверное, когда строили, думали, будет лучше…

«А вот и химическая лаборатория», — древний распахнул дверь в длинный двухэтажный дом, больше похожий на монастырь.

— Михаил! — позвал он старшего лаборанта, но никто не отозвался.

Тогда он крикнул снова, и дверь одного из дальних кабинетов открылась. Из него показалась голова Фриды, второй лаборантки:

— Посмотри наверху, он был там.

Александр поднялся выше и отыскал друга в третьем кабинете:

— Привет. Как продвигается спасение нашего народа?

— Дружище, заходи! Мне таки есть, что тебе рассказать! Ты надолго? Или я могу рассчитывать только на короткую версию?

— Получу список заданий, запас амброзии и опять в негостеприимный внешний мир.

— Тогда слушай! Как ты знаешь, наш народ рождается с сильной зависимостью от амброзии, тяга к которой перебивается только тягой к «потоку». Обладающие достаточной силой воли — такие, как мы с тобой, могут снизить эту зависимость до двухсот миллилитров в каждые три дня. А я в последнее время мечтаю полностью избавиться от неё.

— Сколько ты уже работаешь над этим? Пятьдесят лет? Семьдесят? Неужто наконец получилось?

— Нет. Но я нашёл способ потреблять меньше! Когда ты уже перешёл на потребление раз в три дня и закрепил его, нужно начинать пить по тридцать грамм в день! Посчитай, получается девяносто вместо двухсот. В два раза сокращение!

— Не грамм, а миллилитров. И что, нет ломки?

— … Есть… Но не такая уж сильная. Я справился, уверен, и ты сумеешь. Ты всегда был сильнее меня.

— Сколько уже удачных случаев?

— Пока я один, друг. Никто не хочет пробовать. Добровольно проходить через ломку, когда у тебя хватает дел, никто не желает. Да и амброзии полно под рукой. Но тебе это может пригодиться, да?

— Про то, что таким способом мы сможем топить меньше этих бедолаг, никто уже не думает?

— Наверное, в последнюю очередь. Топит же Захария, а ей… ты сам знаешь. К тому же, они висельники, смертники и негодяи. Чего я тебе объясняю? Ты и сам в курсе, гуманизм — это не про нас. Кстати, как у вас с Фридой?

Старший лаборант хотел задать последний вопрос как бы невзначай, но Александр сразу понял, что к чему:

— Кстати, паршивый из тебя сводник! «У нас с Фридой» было двести лет назад, и закончилось не очень-то. Зачем опять поднимать эту тему?

— Вспомни, у вас был самый стабильный ребёнок на моей памяти. Переносить зависимость лучше родителей — большая редкость, но ваша была особенно стойкой…

— Стоп… В прошлый раз ты говорил мне то же самое, да? Спрашивал, но я спешил и отмахнулся. Часто ты капаешь на мозги Фриде?

— Ну…

Александр закипел от злости:

— Не смей, слышишь?! Не смей ей напоминать! Я всё время меняю картинки перед глазами, и то не забыл до конца! А ей тут всё напоминает нашу дочь. Хватит издеваться над ней.

— Вы должны сделать это ради нашего народа. Ты что, не видишь, мы вырождаемся!

— Мы бессмертны, и некоторые из нас в здравом рассудке. Этого достаточно.

— Но мы гибнем, хоть и нечасто. Ты должен, слышишь? По статистике…

Александр сделал шаг и ударил Михаила в живот:

— Не лезь в это! У тебя не было своих детей, ты не знаешь, не поймёшь. Прекрати расковыривать её воспоминания, иначе вместо лаборанта получишь ещё одного самоубийцу.

— … Ты… одичал… во внешнем… мире, — с трудом ответил старший лаборант, всё ещё держась за живот.

— Это ты здесь совсем съехал с катушек. Я тебе не лабораторная крыса, чтобы скрещивать меня, как тебе заблагорассудится!

Александр выскочил из кабинета и хлопнул дверью.

«Статистика, мать её! Ещё это сюда приплёл, дурень. Вроде и нормальный человек, а, кроме опытов своих, да наблюдений, ничего не видит. Ну куда ты лезешь? Похоже, я потерял ещё одного друга».

Он спустился на первый этаж и распахнул дверь кабинета, где работала Фрида: