Время Перемен

— Всенепременнейше, ваше благородие. В час петуха, на росу и в сверкающий час: вот бумага, тут всё подробнейшим образом изложено, за сегодняшних и за завтрашних забияк рассказано, — трактирщик достал из кармана сложенную бумагу и раболепно протянул капитану.

— Ты хоть понимаешь, для чего мы это делаем? Зачем это стране? — Люк хотел верить, что его работа кажется нужной кому-то ещё, кроме короля и первого министра.

— Обязательно, ваше благородие. Государству порядок нужен, никак без порядка нельзя, — трактирщик смотрел, ожидая реакции, в глазах его был страх: а правильно ли угадал…

— Убивают они сами себя. Самые здоровые, образованные…

«Да что я ему тут толкую? Бесполезно всё! Боится он, вот и делает, что говорят. И сильнее всего меня боится. Плевал он, сколько господ сегодня на мостовой лежать останутся. Лишь бы трактир не трогали".

Де Куберте положил несколько монет на бочку:

— Послезавтра снова загляну.

— Господин, но здесь на двадцать таких ужинов…

«Не ври, там на все пятьдесят»:

— Королевским информаторам положено платить, — он натянул перчатки, — Это за месяц, не подведи меня.

— Благодарю покорнейше, ваше благородие. Буду ждать, буду ждать.

Трактирщик причитал и лепетал, пока капитан выходил. Видно, слюнтяй не мог дождаться, когда закончится этот визит. Люк тоже жаждал побыстрее отделаться от него.

Капитан вышел, глубоко вдохнул, немного поглазел на толпу, переводя дух, и отправился на доклад.

По пути он думал о том, что, может, зря оставил своих людей? Но последнее покушение на него случилось всего два дня назад. Вряд ли успеют организовать новое столь быстро.

Дворец Высших Королевских Служащих, изящный и холодный, стоял недалеко от городской площади, будто отгородившийся от суеты каменными домами поменьше. Изысканная ограда в два человеческих роста, ухоженный красивый сад, само здание, исполненное сдержанно, но богато.

Де Куберте всегда чувствовал себя здесь неуютно. Вот и сейчас, завидев солдат на воротах в парадной форме с иголочки, сверкающей броне и с начищенным оружием, он невольно сжался от всей этой помпезности. Никогда не служил при дворцах, сколько себя помнил. Военные лагеря, казармы, грубые каменные гарнизоны, простор, да ещё родное поместье — вот где капитан привык. А всё это… Бывало, даже полковничья палатка с её гербами, слугами и удобствами, вызывала недоумение своей разнузданностью среди окружающей солдатской строгости и минимализма.

— Капитан де Куберте, — Люк представился.

Один из стражников достал свиток, и, поглядев, довольно надменно и неуважительно ответил:

— Вас нет в списке на сегодня.

— Я в другом списке, у лейтенанта, на право посещения в любой день, — железным голосом проговорил капитан. Этих двоих он видел впервые.

«Всегда так с новенькими — пока пропустят, умаешься…» Люк и рад был бы похвалить охрану за бдительность, да каждый раз, когда в наряд заступали новые люди, они заставляли капитана чувствовать себя просителем. Раздражало неимоверно: с раннего утра на ногах, рыскаешь по подворотням за дуэлянтами, льёшь кровь, иногда даже свою… Усталость, пренебрежение стражи и ощущение тщетности этой бесконечной борьбы сделали своё дело: он злился всё больше и сорвался на подошедшего лейтенантика:

— Эй ты, министерская крыса! Почему твои олухи не знают список на постоянное посещение? Чтоб выучили, а не то вот этим щитом по морде дам! — в конце, когда он угрожающе потряс щитом, голос чуть дрогнул.

Стражники в недоумении молчали, молодой лейтенант, похоже, оторопел от наглости, а Люк чуть не трясся в злобе. Никто не спешил его успокаивать, взять себя в руки удалось с трудом:

«Тише, старик, тише. Это просто небольшая задержка. Не стоило унижать командира перед подчинёнными, хоть он и совсем молокосос» — Де Куберте выдохнул. Ярость уходила, оставляя вместо себя стыд.

Лейтенант же, на удивление, повёл себя очень достойно:

— Пропустите капитана, — абсолютно спокойно распорядился он и прошёл в дверь караулки рядом с воротами. Маленькая комнатушка едва вмещала шкаф и стол с двумя стульями. Раскрытая книга на столе: лейтенант что-то читал.

— Тяжёлый день, да, капитан?

— Не могу сказать, что он сильно отличается от вчерашнего, — Люк отстегнул ножны и поставил меч у шкафа, рядом щит.

— Можете снять нагрудник, я присмотрю.

«Одну за другой расстегнуть застёжки… Сразу станет легче. Поставить вот здесь, рядом со щитом: места в углу хватит. Сделать эти тридцать шагов по саду дворца налегке, пару раз глубоко вдохнуть, наслаждаясь ароматами… Но эту железяку мучительно тяжело натягивать снова после того, как провёл в нём целый день».

— Нет, оставлю. Долго обратно надевать.

— Как пожелаете.

— Лейтенант, погорячился я на воротах. Действительно тяжёлый день был… — неуклюже попытался он извиниться, — Не стоило мне кричать на тебя, тем более при солдатах.

— Понимаю. У меня самого под вечер иногда остаются лишь жалкие клочки терпения. Мы делаем одно дело, ссориться ни к чему. Людям я всё объясню, к тому же, вы правы: они должны знать второй список наизусть, — лейтенант протянул руку.

Люк пожал её и удивился: «Молодой, но умён не по годам. И где де Крюа таких находит?»

Пришлось пройти ещё два поста: на входе во дворец и у кабинета. Но там Люка знали и пропустили сразу. Огромный стол резного дерева с массивным креслом во главе пустовал, хотя люстры над ним горели.

— Капитан, проходите сюда, — позвал министр из соседней комнаты с кучей полок, обычным столом и не такими высокими потолками. На столе лежали две стопки бумаг: он брал из одной, просматривал, подписывал и перекладывал в другую. Следующее письмо министр начал читать вслух:

— Прошу освободить моего сына из-под стражи, так как он по ошибке был втянут в авантюру, закончившуюся дуэлью. Пав невинной жертвой обстоятельств, находится сейчас в городской тюрьме. Имеются свидетели, могущие подтвердить его невиновность. Мальчик виноват лишь в том, что у него горячее сердце и пылкий нрав: вы поймёте, если были молоды. За это я готов понести ответственность, в том числе материальную, но не губите моего сына. Граф де Луз, — большими буквами, не торопясь, он вывел внизу письма: отказать, Винсен де Крюа, Первый министр его Величества. После чего поставил размашистую подпись и переложил в правую стопку.

— Когда вы его взяли, Люк?

— Приблизительно два часа назад.

— Надо же, как быстро де Луз пропихнул своё письмо, — в задумчивости молвил де Крюа, теребя воротник серого с серебряными узорами камзола.

Министр поднял взгляд на капитана. Небольшая круглая борода, идеально ухоженная, и дорогой костюм в придачу, сильно контрастировали со впалыми щеками и глазами, в которых поселилась вселенская усталость. Глядя на это лицо, можно было подумать, что первый министр болен, но де Куберте знал: здоровья у него хватает на троих. Это работа с утра до ночи к вечеру делает его похожим на солдата, которого весь день гнали быстрым маршем в дождь. Отсюда и впалые щёки, и бездонный взгляд.

— Вы устали, капитан. У вас, вон, щёки впали, и глядите будто сквозь меня.

Люк чуть было не ответил: «У дураков мысли сходятся», но одёрнул себя: этот кабинет не место для шуток.

— Рано проснулся, только и всего.

— Не прибедняйтесь. Вы всё время снуёте по городу, вас невозможно найти. Сколько дуэлей за сегодня? Две? Три?

— Три… Одних удалось остановить до кровопролития. С остальными хуже: за день пятеро заколоты, семеро арестованы. Иногда я думаю, лучше бы нам не вмешиваться: на дуэлях не всегда убивают.

— Оставьте свою упадническую философию. Необходимо отучить их выяснять сталью, кто прав. Они одна страна. Остановить эту бесконечную войну каждого с каждым — наш долг. Мы видим всю картину, весь ущерб, — де Крюа наклонился над столом, сверля взглядом капитана.

— Мои усилия — лишь капля в море. Большинство даже не помнит о существовании эдикта. А те, кто помнит, часто думают, что его давно отменили. Этот идиот де Луз назвал меня псом министра, а короля — безумцем! Вот и весь результат.