Страница 6 из 16
Что меня напрягло больше всего обороняющиеся были подростками. Лет тринадцати, не старше – нескладные, только начавшиеся формироваться фигуры, тонкий пушок над губой, усеянные прыщами лица. Тот, который огнем управлял, и вовсе весь в угрях. Мальчишки, мальчишки…
– Шипаштый, да что же это такое делаетшя? – дрожащим голосом спросил у меня старик.
Будто я мог ответить на этот вопрос. Мы видели многое: и зэков, и людоедов, и валькирий, но даже у меня человеческая жестокость здесь, в Городе, вызвала неоднозначные чувства. Такое ощущение, что мы стали участниками соревнования по свирепости, о правилах которого знают все, кроме нас. А ведь все, кто оказался тут, по большей части гражданские люди. Те, с кем мы утром здороваемся на лестничной площадке и сталкиваемся в магазинах.
Я приблизился к ближайшей «тени». Некогда корпулентному человеку с весьма внушительным авторитетом, заработанном на пиве и вкусных закусках. Теперь от большого живота остались лишь складки на коже и груди, а сам мужичок превратился в суповой набор. Жесткая у него, конечно, диета. И радикальная. Я только коснулся его головы, даже не успел повязку снять, как тот заверещал, подобно пойманному зайцу. Рука отдернулась сама собой, а Слепой неосознанно выпустил иглы еще дальше. Даже меня чуть не ранил.
– Нет, не меня, пожалуйста, не меня, – лепетал похудевший. – Не меня. Нет! Не меня!
Он орал, повторяя это «не меня» минуты полторы, после чего затих, изредка всхлипывая. Остальные, еще недавно издававшие хоть какие-то звуки, замолчали совсем. Даже двигаться перестали, застыв в тех позах, в которых были, когда услышали крик похудевшего.
– Меня зовут Шипастый, – пытаясь говорить ровным голосом, сказал я. – Мы вас всех освободим. Расскажите, что здесь случилось?
И снова тишина, будто со стеной разговариваю. Пленники даже не шелохнулись. Я попытался подойти к немолодой женщине, с длинным сальными волосами, обломанными ногтями и растяжками на обвисших боках, но получил похожую реакцию. Та стала сучить ногами и извиваться, словно я хотел как минимум надругаться над ней. А как максимум…
– Пойдем, Слепой.
Как только старик оказался снаружи, его затрясло. Гром к тому момент уже закончила очищать желудок и теперь просто отплевывалась. Мне впервые за много лет захотелось курить. Одну сигарету за другой. Вместо этого я достал бутылку и жадно сделал несколько глотков.
Зря, конечно, поторопился, потому что сразу же закашлялся. Даже родимая водка не на благо пошла.
– Что там, дядя Шип? – испуганно спросил Крыл.
В ответ я лишь помотал головой. Мол, не сейчас.
– Я прошто не понимаю, не понимаю, – чуть не плакал старик. – Богородица-заштупница…
Он стал бормотать еще что-то, но тихо и неразборчиво. Признаться, я его и не слушал, слишком сильно оказался погруженный в свои мысли. Думал недолго, потому что для меня все было очевидно.
Люди – крепкая и вместе с тем хрупкая конструкция. На войне я видел истинные чудеса человеческого духа. Но знал, что любого можно сломать. Не знаю, во имя чего пацаны заперли здесь этих бедолаг. И что с ними делали. Но все пленники сломались. И теперь их не починить. Я переставил флажок у автомата на одиночную стрельбу, после чего решительно вошел внутрь.
Они не сделали ничего. Не кричали, не пытались сопротивляться, лишь некоторые чуть заметно вздрагивали от резкого звука. Просто ждали своей очереди. Потому что для каждого подобное было своеобразным освобождением. А я, закончив начатое, вытер выступивший холодный липкий пот и вышел наружу.
– Так будет лучше, – сказал я то ли группе, то ли самому себе. – Они уже все равно мертвы.
– Давайте уберемся отсюда подальше, – выпрямилась Гром-баба. – И поскорее.
– Вот уж хрен, – отозвался я. – Люди были заперты здесь не случайно. Их к чему-то готовили. И вряд ли эти двое. Мы останемся, устроим засаду и подождем остальных. У меня к этим мерзавцам много вопросов.