Я ухожу

Глава 2

Я искренне скучал по старым добрым временам. И речь идет не про молодость и прижизненные события (вот ведь, прижизненные, так и привыкнуть недолго). Я о тех временах, когда мы сидели в квартале и нам строго-настрого запрещалось выходить наружу. Развернул диван в правильную сторону и наслаждаешься жизнью.

Но, как известно, волка кормят именно ноги. А тем, кто хотел победить Голос, двигаться надо было в два раза больше, чем остальным. Хотя что до «остальных» у меня возникли определенные сомнения. Судя по армии черных, Голос обратил значительную часть Города. Трудно сказать, всю или нет, я до сих пор не вполне понимал масштабы населенного пункта, в котором мы находились. Как и количество умерших.

Мне даже смешно стало. А ведь подсказок была куча. Книжки в бомбоубежище – Гете, Данте, Булгаков. Потом перевернутая библия в доме культуры. Списки прибывших в архиве. Будь моя жизнь художественная книга средней паршивости, а я внимательный читатель, давно бы все сопоставил. Еще бы и написал автору, что халтурщик он, я, мол, сразу все понял. Но, простите, кто на что учился.

– Так куда мы идем? Артефакт почувствовал?

Голос валькирии ворвался в голову, как вшивый в баню. Резко и с разбегу. Ощущение сложилось, будто я от профессионала прямой удар пропустил. Пришлось даже остановиться, чтобы прийти в себя.

– А чего так орать-то? Пломбы не вылетят?

– Хам, я думала, что мы партнеры, – надулась Бумажница. – Я к нему еще по-хорошему. Могу по-плохому.

Почва ушла из-под ног и меня будто бросили в глубокий колодец. Правда, весьма странный. Я видел, что происходит вокруг моего тела, понимал, что чувствую. Вот, к примеру, сейчас взял и почесал причинное место. Ну, как почесал. Скорее уж довольно продолжительное время подержал, совершая поступательные движения. Понимание, что не контролирую себя ошеломило. Не привык как-то, что тело живет собственной жизнью. Но еще больше удивило, когда меня так же неожиданно подняло наверх и впихнуло обратно.

– Понял теперь? – снова прогремело в голове, но уже тише. Видимо, валькирия все же отрегулировала громкость. – Три процента – это не шутки. И открывают неожиданные перспективы. Так куда идем мы с Пятачком?

– Куда, куда, к артефакту, конечно, – нахмурился я. Всегда говорили, что с шантажистами нельзя иметь дело, однако поди такой особе откажи. А отдыхать в мысленном зиндане мне что-то не улыбалось. – И ты права, три процента открывают неожиданные перспективы.

– Это еще что значит? – сразу изменился тон Бумажницы, с веселого и надменного на настороженный.

Как и всякая женщина, валькирия немного напрягалась, когда осознавала, что сейчас происходит нечто, не попадающее в сферу ее понимания. Это ладно, была у меня одна знакомая по молодости, возле части жила, чем и обуславливалась ее популярность. Так у нее подобное выражение возникало каждый раз, когда мне стоило сказать хоть что-то осмысленное. Правда, справедливости ради, я это осознал довольно скоро и свел общение к минимуму. Все остальное время мы дружили исключительно телами.

– Прислушайся, – посоветовал я ей. – Можешь даже глаза закрыть. Ну?

– Да что за херн… Погоди, – вдруг приободрилась она. – Будто кто-то отбойным молотком вдалеке долбит.

– Угу, именно. Только могу поклясться, что никого там нет. В смысле, с отбойным молотком. А вот существ с избытком. Просто благодаря артефакту мы чувствуем их присутствие.

– Жрецы, – встрепенулась валькирия. – И их много. Прям до хрена.

С каждой новой секундой тон Бумажницы становился все более возбужденным. Вот уж не думал, что валькирию заводят мужики в рясе. С другой стороны, какое мне дело до чужих извращений? Я вон вообще с Алисой сплю.

– Сказать, что они охраняют? – вкрадчиво спросил я.

– Да не тупая, поняла уже. Значит, заходим, берем артефакт, выходим. Приключений на двадцать минут.

– Ну, план почти такой. Надежный, как швейцарские часы. Поэтому я был бы тебе очень признателен, если бы ты и дальше оставалась союзником. А не мешала.

– Я всю дорогу только и делаю, что помогаю! – возмутилась Бумажница. Однако тут же добавила уже более спокойным голосом. – Ладно, услышала, приняла. Постараюсь по возможности не дергать. Но если что зови.

– Как только, так сразу, – даже не покривил душой я. В последнее время Бумажница была на редкость полезной.

– Шип, ты там все внутри себя обсудил? – обратилась ко мне Алиса. – А то мы уже притомились.

Только теперь пришло понимание, что для группы я все это время стоял посреди дороги, обращенный исключительно в себя. Ага, еще изредка бормотал что-то. Судя по участливому выражению лица Алисы, она сейчас относилась ко мне не иначе, как к старику, который сидит на остановке и не знает, куда ему надо.

– Все отлично, у меня тут небольшой брейншторм был. В смысле, у нас. В общем, долго объяснять. Двигаем.

Мы почти покинули бедный район. По крайней мере, бараков стало значительно меньше. Их сменил небольшой частный сектор, за которым уже виднелись те самые пятиэтажные панельки. Сейчас мы шли вдоль убитой дороги. Когда то давно ее можно было назвать асфальтированной, но из-за многочисленных рытвин и ям, которые просто засыпали щебнем и песком, дорога стала со временем проселочной.

Что мне не нравилось, мы оказались на открытой местности. Конечно, судя по всему, тут уже давно никого не было. Все забрали обращенные. Вот и вернувшийся Крыл сказал, что до самих пятиэтажек не встретил ни души. Однако смутная тревога не покидала меня. Значит, дело даже не в этом. Тогда в чем?

– Всем боевку накинуть. Гром, ты давай вперед. Все внимательно осматривай, не нравится мне здесь.

– А что осматривать, Шип? – спросила уже «медным» голосом Громуша.

– Не знаю, следы какие-нибудь. Все, что заметишь. Любую странность. Что-то должно вылезти.

Вот как объяснишь женщинам, что такое чуйка у человека, не раз побывавшего на войне? Или почему дикий зверь просыпается в самый темный час и рычит в пустоту? У меня была теория, что существо постоянно пробующее на вкус этот мир, начинает по особому чувствовать опасность. Это отдаленно походит на жизненный опыт. Который, как и половое бессилие, приходит с годами.

Мы значительно снизили скорость передвижения по широкой проселочной улице. Невысокие дома вдоль нее, чаще на два хозяина, равнодушно смотрели на нас. Да еще явно с некоторой издевкой на отсоединенном прицепе неподалеку было выведено «Мирный». Угу, хрен вам, вы меня не проведете.

– Шип, – негромко позвала Громуша, и я понял – что-то нашла.