Страница 8 из 16
— Давай, — говорит она, смотря на Николь и Лулу яростным взглядом, когда собирает мои вещи обратно в сумку. — Это место отвратительно, а клиенты никчемны.
Оливия подталкивает меня к выходу.
— Спасибо, — шепчу я. — Но тебе не обязательно это делать. Они могли бы…
— Пошли нахуй, — громко заявляет Оливия. — Надоедливая свора голодных сук.
Я не могу не улыбнуться сквозь слезы. Она такая прекрасная, сопровождает меня, хотя это социальное самоубийство. Оливия оставляет меня на тротуаре и ловит машину.
— Отвезем тебя домой, — говорит она, подталкивая меня внутрь и забираясь за мной. Она говорит водителю адрес Кэма, затем передает мне платок, чтобы я могла вытереть лицо, когда мы едем по пятой авеню.
— Не могу поверить, что когда-либо думала, будто они мои друзья, — говорю я.
— Обычные дуры, — успокаивает Оливия меня. — Они тебе не нужны.
— Я знаю, но все же… — Я содрогаюсь, вспоминая шепот. Я так много работала, чтобы сделать свой имидж идеальным. Теперь они все знают уродливую правду. — Ты слышала, что они говорили.
— А на следующей неделе они будут сплетничать о ком-то еще. Просто подожди, — заверяет меня Оливия. — Кто-то разведется или сделает плохую подтяжку лица, и ты станешь старой новостью. Но до тех пор, может, тебе стоит залечь на дно. Пусть новости утихнут.
Я не верю, что новости когда-нибудь утихнут, но все равно киваю.
— Я просто хотела выйти и сделать что-то обычное, — объясняю я. — Попытаться забыть, что происходит на самом деле. Вот почему я не отвечала на твои сообщения сегодня. Мне очень жаль, Оливия.
Оливия сжимает мою руку.
— Не извиняйся. Все будет хорошо. И тебе все равно не нужны эти суки, — добавляет она. — Ты знаешь, что они не способны иметь настоящие человеческие эмоции, даже если их жизнь зависит от этого. Не то что бы ботокс Лулу позволил ей показать это, даже если бы она могла.
Мне удается улыбнуться еще раз.
— Еще раз спасибо за спасение, — говорю ей. — Я у тебя в долгу.
— Как насчет кексов завтра? — предлагает она. — Ты могла бы прийти ко мне. Мы их закажем.
— Может быть, я посмотрю, как буду себя чувствовать, и позвоню. Но спасибо.
Ее приглашение много значит для меня. Несмотря на то, что женщины, подобные Николь и Лулу, показали свою дружбу поверхностной и бессмысленной, Оливия доказывает, что у меня все еще остались настоящие друзья.
Машина подъезжает к квартире Кэма. Я быстро обнимаю Оливию, а затем выбираюсь из салона и спешу внутрь на случай, если вокруг скрываются журналисты или фотографы.
В квартире тихо. Я бросаю свою сумочку у двери и оглядываюсь. Я вернулась туда, откуда начала этим утром. С мыслями о прошлом, витающими в моей голове, которые невозможно отогнать. Я чувствую себя такой слабой. У Кэма есть адвокаты и следователь, которые делают все возможное, но для меня нет никаких дел, кроме ожидания.
Ждать и думать обо всем, что я сделала неправильно.
Я поднимаюсь по лестнице. Личная игровая комната Кэма находится наверху над пентхаусом, стеклянные стены позволяют мне видеть город в сумерках. Комната настолько далека от всего, что я могу точно сказать, почему он называет ее своим убежищем. Есть что-то такое успокаивающее в пространстве, полное смысла, даже если не считать игрушки и приборы, аккуратно висящие на стенах. Здесь я могу дышать.
Я сижу на полу спиной к креслу и наблюдаю за городом. Раньше я мечтала о Нью-Йорке, когда была ребенком. Для кого-то из Таллахасси это казалось самым гламурным местом в мире. Я прочитала все глянцевые модные журналы, которые могла взять в руки, и представляла себя здесь. Не имело значения то, что журналы были устаревшими и потрепанными копиями, которые я просматривала в библиотеке или в залах ожидания. Сказочная жизнь, собственная шикарная квартира и шкаф, полный потрясающей одежды, еда в самых модных ресторанах и вечеринки на всю ночь в самых горячих клубах с множеством друзей, которых я могла иметь.
Мои мечты сбылись. Во всяком случае большинство из них. Я приехала сюда, прожила эту жизнь. Но, находясь на грани утраты всего, я поняла, насколько пуст этот образ жизни. Я потратила так много времени и энергии, пытаясь вписаться в общество Николь, Лулу и таких же сук, как они. Я подделывала улыбки и притворялась, что забочусь о глупостях, и все для чего?
Чтобы быть внутри? Чтобы сойти за кого-то другого, кем я не являюсь?
Я чувствую, как в груди поднимается грусть. После всего, через что мы прошли, они видят во мне только ребенка какой-то никчемной наркоманки.
Убийца.
— Изабелль?
Я оборачиваюсь. Кэм стоит в дверном проеме. Он приближается, беспокойство отражается на его красивом лице.
— Оливия позвонила мне, ты в порядке?
Я выдыхаю.
— У меня не было срыва, если это то, о чем ты беспокоишься. Ну, только маленький, — добавляю, вспоминая, как я растянулась на полу перед всеми. — Теперь я должна найти другого парикмахера. Хотя он мне может не понадобиться в тюрьме. — Я пытаюсь поднять себе настроение, но шутка не удается.
Кэм протягивает руки. Я берусь за них. Он поднимает меня на ноги.
— Изабелль… — Он подносит руку к моей щеке. — Этого не произойдет, я обещаю тебе.
— Может быть, так и должно быть. — Я пожимаю плечами, признавая поражение. — Возможно, они правы. Это в моей крови, не так ли?
— Это то, что сказали те девушки? — Кэм выглядит так, будто собирается ударить по стене.
— Это то, что все говорят. В интернете и в новостях. И они правы. — Я чувствую, что у меня в груди образовался узел, но я с трудом сдерживаю свои слезы. Я не буду плакать сегодня. — Я выросла в приемной семье, но всем плевать. Моя мама — наркоманка-преступница. Было глупо думать, что я могла убежать от прошлого.
— Ты ничем не похожа ни на кого-то, о ком они говорят, — настаивает Кэм. — Ты выше этого.
— Я?
— Да. Неважно, откуда ты, Изабелль, важно то, кем ты являешься.
Кэм подводит меня к креслу и садит к себе на колени, бережно обнимая меня. Я прижимаюсь к его твердой мускулистой груди. Его руки держат меня мягко, Кэм поглаживает мои волосы одной рукой.
— Ты не видишь, что вижу я, когда смотрю на тебя, — говорит он, его голос такой теплый и обнадеживающий. — Я вижу твою силу. Твою храбрость. Твою красоту. Не маску, которую ты носишь перед миром, — добавляет он, поворачивая мое лицо, чтобы посмотреть в глаза. — Настоящую тебя.
Я чувствую тепло внутри.
— Я не чувствую себя сильной, — шепчу. — Я чувствую, что разваливаюсь, всегда нуждаюсь в том, чтобы быть спасенной тобой или Оливией, или кем-то еще.
— Ты шутишь? — усмехается он. — Ты сильнее, чем думаешь. Ты та, кто убедил меня взять себя в сабы. Ты вошла в клуб и встала на колени. Ты бы не приняла «нет» в качестве ответа.
— Я испугалась, черт возьми, — признаюсь, вспоминая эту ночь. — Я думала, ты собираешься сказать мне выметаться. Что ты не хочешь меня.
Он сжимает меня крепче, и я чувствую его губы на ухе. Я подавляю дрожь.
— Я всегда хотел тебя, — клянется Кэм. Его рука скользит по моей шее, исследуя кожу.
Я таю рядом с ним.
— Я хотел тебя больше, чем кого-либо, — говорит он, целуя мое ухо, челюсть и горло. Его рука скользит, слегка поглаживая мою грудь.
Я задыхаюсь.
— Ты проникаешь в меня, Изабелль. Все в тебе. Я никогда не был так близок к потере контроля, как с тобой.
Кончики его пальцев касаются моих сосков болезненно легко. Я вздрагиваю, сидя на его коленях и чувствуя твердые очертания его члена, упирающегося в мою задницу. Жар приливает к низу живота. Я так сильно хочу его.
Одним стремительным движением Кэм поднимает меня за талию и тянет к себе, так что я скажусь на него, мои ноги по бокам от его бедер. Он пробегает руками по моему телу, заставляя меня стонать от его прикосновений даже через платье. Его глаза вспыхивают.
— Ты совершенна, — рычит он, и теперь его голос наполнен желанием. — Каждая часть тебя.
Он тянет мою юбку вверх, касаясь меня между разведенными бедрами. Я снова стону, чувствуя легкое давление на клитор.