Наследие

После ее ухода долго думал про слова насчет готовки. Закончив практику, нашел дом старухи — до самой ночи колол ей дрова впрок. В последующие несколько дней порубил всю поленницу. Баба Серафима пыталась отблагодарить меня, суя три мятые сторублевки. В предпоследний день практики зашел к Серафиме попрощаться — добрая старуха вызывала непонятное щемящее чувство в груди.

— Белоярый ты, сынок, трудная у тебя будет жизнь: что ни сделаешь — всё будешь терять, и снова всё начинать сызнова. И так будет до тех пор, пока не встретишь ты Белояру — она станет твоим светом.

Уже прощаясь с нашим фельдшером Натальей Витальевной, сказал про напутствие бабы Серафимы.

— Ты не смейся, Максим: Серафима из рода ведуний, в свое время она многое предсказала. Она еще в начале восьмидесятых сказала, что «придет Мишка Меченый, развалит страну, поселит в сердцах свободу, а в руках пустоту». Так что встретишь свою Белояру — вспомни бабу Серафиму, — напутствовала меня фельдшер, проработавшая в деревне больше тридцати лет.

Я окончил институт, прошел ординатуру, поступил в Звездный, но имя Белояра мне никогда не встречалось. Не только не встречалось, я даже в книгах не находил героинь с таким именем. И вот в каменном веке параллельной Вселенной мне встречается это имя. И принадлежит оно не кому-нибудь, а потенциальной невесте моего сына.

— Как тебя зовут? — прервал я поток бессвязных речей священника.

— Мефод, Великий Дух Макс Са!

— Иди домой, Мефод, за дочь можешь не беспокоиться, она под моей защитой.

Выпроводив потенциального будущего родственника, я медленно направился в зал, чувствуя странное онемение в коленях — сейчас я увижу Белояру. «Баба Серафима, что ты тогда хотела мне сказать?» — мысль потонула в моей голове, когда, войдя в освещенную залу, встретился глазами с Белоярой.

В голове вспыхнули строчки песни из прежнего мира:

И мое сердце остановилось…

Отдышалось немного…

И снова пошло…

Глава 22. Умеют немцы удивить

После трехдневного путешествия прибыли в Мехик, где я планировал провести несколько дней, давая отдых Нате. Всю дорогу ей пришлось ехать верхом, хотя нас сопровождала повозка специально для молодой мамы. Но безрессорный транспорт оказался слишком грубым, на малейших неровностях нещадно подкидывал сидящих в ней. В Макселе были две повозки, — для Тихона и Никона, — имевшие рессоры и пружины: даже по булыжной мостовой такие «кареты» катили хорошо. Но я не подумал о том, что в Берлине таких рессорных и комфортных нет, а уже прибыв, хотел послать корабль обратно в Максель. Но воспротивилась Ната, первоначально посчитавшая, что легко перенесет дорогу даже в такой крестьянской повозке.

Наты хватило на половину дня — пришлось найти самого смирного жеребца. У неё был уже опыт верховой езды в виде небольших конных прогулок. Вечером, когда мы устаивались на ночлег в доме деревенского старосты, Ната пожаловалась, что у неё отбита пятая точки и болит внутренняя часть бедер.

— Завтра тоже будет болеть, но послезавтра боль практически пройдет, — утешил жену, массируя ее небольшие крепкие ягодицы. Когда утомленная Ната уснула, я вернулся мыслями к Белояре.

Девушка реально оказалась красавицей, почти не уступая мне цветом кожи. Таких белых людей, не считая американцев, — а Тиландер даже смуглее ее, — я не встречал. Длинная коса почти до колен, большие выразительные голубые глаза и густые ресницы. Изящные брови и чувственные губы дополняли портрет девушки. Ко всему прочему Белояра оказалась далеко не глупа — дочь священника умела читать и писать, обладая прекрасным каллиграфическим почерком. «Будет кому переписать труды Александрова», — моя первая мысль, когда увидел почерк девушки.

Мал нашел настоящую красавицу, к тому же довольно умную для своего времени. С того первого вечера Белояра еще пару раз побывала во дворце, когда я решил сыграть сыну свадьбу не откладывая в долгий ящик. Мелькнула мысль, что она лучше подошла бы мне: после омоложения я был ненамного старше Мала, но сын мог не простить такого предательства. На мои мысли о Белояре накладывали отпечаток слова бабы Серафимы, предрекшей мне крутые изменения в жизни после встречи с Белоярой. Мал был мне дорог, напоминая о Мие, решил не искушать судьбу, дабы избежать очарования этой красавицей.

Свадьбу сыграли без такого размаха, как проводили ее для Михи. Мал — первый, кто не хотел большого количества гостей. Кроме членов моей семьи и близких друзей присутствовали Терс с Гураном, Илс женой Зелой, братья Богдана и мои верные смершевцы. Со стороны невесты число гостей ограничил членами ее семьи. Еще во время первого появления Белояры поговорил с ней по душам — девушка действительно по уши была влюблена в моего сына. Она правильно поняла мое условие — членам ее семьи, кроме дня свадьбы, вход во дворец запрещен.

— Да, Макс Са, — склонила голову Белояра в ответ на мой ультиматум. Тронутый ее пониманием, объяснил, что «христоверы» пытались меня сжечь, а ее отец как раз принадлежит к их элите. Приблизь я его одного, за ним потянутся все остальные.

— Макс Са, — Белояра подняла на меня глаза, заставив мое сердце галопом скакать, — каждый выбирает свой путь. Мой отец хотел служить Господу, я хочу быть женщиной для Мала и служить Тебе.

Больше слов не требовалось. Проклиная себя, что эта девушка так действует на меня, поспешил уйти к себе, пока всё не испортил. Мал с момента знакомства с Белоярой сильно изменился — я даже слышал смех из его комнат, что было явлением невероятным. Теперь он больше времени проводил во дворце, приходя даже на обед. И Мал стал терпимее — он не вспыхивал как спичка при каждом слове, не хватался за рукоять кинжала при косом взгляде. Одним словом, за неделю, что Белояра вошла во дворец, мой сын изменился больше, чем я мог рассчитывать. Он даже поднял ползающего по полу Ивана, заставив присесть Нату от удивления. На этом моменте, надо отдать должное, его братская любовь закончилась — отдав мальчика матери, ушел к себе.

«Что ты имела в виду, баба Серафима, говоря мне это имя?.. Ведь она — жена моего сына. И как она может изменить мою жизнь?» — немного поворочавшись и не найдя логического ответа на свой вопрос, я провалился в сон.

Утром после доклада Шрама о состоянии дел в Мехике отозвал в сторону Богдана:

— Ты помнишь дорогу к домику охотника Зипа?

— Сына медведя и лошади? — улыбнулся Богдан. — Помню, конечно.

— Я обещал жениха для ее дочки. Пока Санчо не обрюхатил половину женщин Макселя, надо их свести.

— Да, там Санчо придется потрудиться! — погладил бороду Богдан, смеясь во весь голос. — Когда хочешь туда съездить?

— Давай прямо сейчас, мы всё равно задержимся здесь на пару дней. Поженим Санчо и эту слониху… не помню ее имени. И двинем дальше, а на обратном пути заберем молодоженов с собой.

Кроме Санчо, нас сопровождал еще и Бер, не пожелавший отпустить меня без своей охраны. Беру тоже бы надо подыскать себе жену. Из всей моей старой команды только тихоня Лайтфут сказал перед нашим отъездом, что по нашему возвращению хотел бы жениться. Уильям остался верен себе — его новая пассия была похожа на его прежнюю жену Гу своим черным цветом кожи и ослепительно белыми зубами.

До избушки охотника мы добрались через часа три — Зип во дворе колол дрова огромным колуном. Услышав ржанье наших лошадей, мужчина схватил копье, лежавшее рядом с дровами, но, узнав меня, расслабился.

— Зип, я привел жениха для твоей Лу, — показал на Санчо. Лошадь, освободившись от такого тяжелого седока, едва не бросилась прочь.

По дороге к Зипу мы дважды останавливались, давая ей передохнуть. Зип смерил Санчо взглядом. Комплекция неандертальца его явно удовлетворила.

— Сильный. Лу будет хорошо, — не давая мне поддержать разговор, охотник громко позвал: — Лу!

Дверь избушки отворилась, и девица, прикрытая на бедрах лишь куском шкуры, вылетела наружу.

— Твой мужчина, — Зип показал на Санчо, у которого при виде огромных буферов Лу судорожно задергался кадык.