Механический рай

— Разве нельзя было поступить иначе?

Карине казалось, что все это происходит во сне, и он, этот человек с соломенными волосами, также выплыл откуда-то из ее подсознания, из самых глубин. Но ведь именно так ей всегда и казалось, когда она лежала в его объятиях и возвращалась в прошлое. В этом сне появлялись и исчезали другие люди, не похожие на живых, созданные не из плоти, а из какой-то ваты, глины, металла. Может быть, таким был и Клеточкин? И Влад, и все остальные, и она сама?

— Ты знаешь, я давно хотел это сделать. — Голос Колычева прозвучал где-то рядом. Но сам он находился далеко, в конце коридора, а потом вновь направился к ней. — Еще когда я только начинал писать этот сценарий. Дело даже не в Николае. Хотя сейчас обстоятельства сложились именно так, что его смерть стала необходима. Надо было расчистить путь. И это подтолкнуло меня, а то бы я так никогда и не решился… Желание убить должно созреть, оформиться, как спелый плод, как жажда первой любви, томительное ожидание плоти. Ты ждешь этого и боишься. Мечтаешь во сне и распаляешь свое воображение, но его или ее все нет, и ты не можешь пойти к первому встречному или убить этого первого встречного. Я говорю об одном и том же, потому что эти чувства похожи… Не знаю, что со мной происходит, но я думал об этом постоянно. О преступлении. О смертельном грехе. Наверное, во мне слишком живет мой прадед.

— Ты сходишь с ума, — сказала Карина.

— Даже по официальной статистике, в Москве уже больше семидесяти процентов потенциальных невротиков, — отмахнулся тот. — Город больных призраков. Как он еще держится, непонятно. Но это неважно. Скоро наступит конец. И ты… ты тоже помогла мне убить его. Ты дала ему выпить из этой чаши.

Колычев опять засмеялся, сначала тихо и медленно, а потом все громче, пока вдруг не застонал, схватившись пальцами за виски, словно от невыносимой боли у него стала раскалываться голова.

Глава пятнадцатая

Ему хотелось выяснить побольше об этих таинственных незнакомцах, приходивших к старику Караджанову, но Снежана больше ничего не знала. Женщину звали Селеной… Странное имя, означающее вечный спутник Земли — Луну. Они хотели забрать механическую куклу. А может, им нужно было от старого мага что-то еще? О каком другом мальчике шла речь? Все это слишком запутанно и непонятно. У людей, посвятивших свою жизнь оккультным наукам, всяческим мистическим экзерсисам и тайным каббалистическим знаниям, свои законы и свой путь в этом мире. Из него нет выхода, за вошедшим туда дверь захлопывается. И непосвященному трудно разобраться в его сути. Владислав, как и сама Снежана, тоже ощущал какое-то напряженное атмосферное давление вокруг них, хаотическое движение атомов, будто бы ускоренное приближением незримой бури. Все это относилось к области внутреннего чутья, интуиции и лежало за пределами разума. Как зверь нутром чует приближение охотника, так и Драгуров чувствовал, что затишье обманчиво, оно усыпляет, но готово внезапно взорваться и изменить ровное течение жизни. Что должно было произойти? Об этом он не только не мог знать, но даже не догадывался.

Но теперь было хотя бы понятно, кто перемешал на столе все части металлического тела.

— Это я перемешала все на столе, прости, — сказала Снежана, и Владислав немного успокоился — можно было хотя бы не опасаться за свой разум. — Когда эти звуки на тебя так подействовали, я испугалась. Эта лютня… Сама игрушка стала вызывать у меня отвращение. И страх. Честно говоря, я хотела от нее избавиться. Выбросить. Даже если бы кто-нибудь и подобрал разрозненные части, он вряд ли смог бы их собрать воедино. Наверное, сейчас это способен сделать только ты. Других, тех, кто знает, как она работает, нет. Дед умер, а мне это не под силу.

— Остается еще Селена, и тот, второй, — напомнил Драгуров.

— Эти двое не в счет, — ответила Снежана. — Почему-то мне кажется, что они всего лишь исполнители и вряд ли разбираются в том, что представляет собой этот металлический мальчик.

— Что же нам с ним делать? — Владислав вдруг поймал себя на мысли, что говорит так, словно они обсуждают будущее их сына.

— Не знаю. — Снежана пожала плечами. — Это решать тебе. Все теперь зависит только от тебя.

— Хорошо. Я закончу работу. Вновь верну его… к жизни. — Сказав так, Владислав опять ощутил внутреннее беспокойство. Нет, не надо было произносить слово «жизнь», подумал он, это кощунственно и лишено смысла. Мы сами, все люди, одушевляем материальные предметы, не понимая того, что воплощаются не только идеи и мысли, брошенные в гневе или в любовном запале слова, но и самые тайные желания. Мир населяют призраки, нереализованные проекты и замыслы, фантомы из написанных книг, персонажи фильмов и сошедшие с полотен художника портреты, карикатуры и зыбкие очертания фигур и лиц прошлого. Все это великое множество населяет землю и витает в воздухе, пытаясь влиять на живую жизнь, отвечая на призывы колдунов и магов. Не дай бог войти в число тех, кто взывает к ним, отторгая данную ему душу, ища смысл лишь в мертвом и потустороннем. Четыре вопроса стояли перед человеком всегда. Вот они: что в жизни святого? зачем нам дан разум? для чего мы живем? почему мы умираем? Ответы на них глубоко внутри тебя самого. Слыша лукавое нашептывание на ухо, ты можешь поверить, что познал все и обманул всех, и выберешь любой удобный для тебя ответ. В час несчастья или в минуту искушения особо непрочна твоя связь с истинным Творцом, и ты можешь уйти за другим, выбрать путь мертвых и жить среди них. Но любовь, которая лежит в основе всех четырех ответов на эти вопросы, еще может тебя спасти…

Снежана позвала его из соседней комнаты. Там были приготовлены бутерброды, чай, светился экран телевизора.

— Забавные новости, — сказала она, протягивая Владиславу чашку. — Нашли какой-то старый сундук с куклами, а сегодня днем его уже украли. Прямо из музея игрушек, куда его доставили. В обеденный перерыв. Причем сундук остался, а кукол нет. Все двери и окна были закрыты. Словно куклы сами разбежались.

— Так не бывает, — ответил Драгуров, надкусывая бутерброд.

— Я тоже думаю, что чепуха. Чего только эти журналисты не придумают!

— Работа такая. А что у нас с погодой?

— Ветрено, — беспечно улыбнулась Снежана.

Тренировка необходима всегда, в любом деле, а Гере особенно хотелось пострелять из арбалета, тем более что прошло месяца четыре с тех пор, как он последний раз держал этот замечательный инструмент в руках. Погоняв вдоволь на мотоцикле по знакомым улицам своего района, он и удовольствие получил, и проверил обстановку: кто, где и чем занимается. Самого Геру в шлеме и новом прикиде узнать было невозможно. За спиной висела большая спортивная сумка, в зубах — сигарета, в руке — банка колы. Он видел машину Коржа и его самого, разговаривающего о чем-то со своими парнями, затем к ним торопливо подошли два подростка — Кент и Татарин. И Жмох был рядом, прятался за деревьями, но не выходил.

Затем Гера медленно ехал за торопливо шагавшей в сторону рынка Людкой. Она вошла в одну из палаток, где торговали кавказцы, и дверь за ней закрылась. На окошке вывесили табличку «Закрыто». Гера усмехнулся. Каждый зарабатывает, как может, здесь ее точно накормят…

Он свернул к магазину «Барс» и долго кружил возле него, видя издалека милицейскую машину, открытые в бар двери, запоминая всех, кто входит и выходит из «черного» общежития.

Потом он отправился к Светиному дому, словно надеясь в последний раз увидеть ее здесь, хотя и понимал, что это невозможно. Она лежала где-то в реанимационном отделении, с подключенными проводками, которые сейчас заменяли ей мозг, сердце, почки и все остальное. Жизненный механизм уже искусственный, а плоть еще человеческая.

Неожиданно он увидел, что из подъезда выходит Лешка-Лентяй. Значит, уже выписался из больницы. Значит, ничего серьезного с ним и не произошло. Гера снял шлем и подъехал к Лентяю.