Страница 6 из 12
Странность №12: Сомнения
Главное – не научиться читать. Гораздо важнее научиться сомневаться в прочитанном.
Джорж Карлин
Одна симпатичная, но, впрочем, незатейливая в пределах определения «мило» девочка очень любила сомневаться. Бывает, ляжет на диван или около дивана, глаза закроет, кровоток в обратную сторону запустит, и как начнет сомневаться во всем, что под хвост мысленный ни попадет. То есть, какую реалию ни возьми, все для нее не слишком убедительным оказывается. В душе девочка сомневалась на уровне нейронов, перемещая их из головы в брюшную полость, чтобы ощутить там тепло и тут же засомневаться в собственной душе как исходной информационной прошивке. При этом центром масс девочки все же оставалась голова – там помещался архив памяти.
Памятный накопитель, являясь бесстрастным носителем, всякий раз выдавал девочке табличную сводку. И как девочка эту сводку ни фильтровала, выходило, что все в ее жизни складывается правильно, закономерно и счастливо. Событийный поток, фиксируемый памятью, оказывался сладко-молочным и в берегах кисельных. Любой порог молочко плавненько обтекало, и текло себе вверх по наклонной. Именно в этом девочка любила сомневаться больше всего. Она представляла себе внешний мир в виде забавного ёжика, обращенного к ней не иголками, но мягким брюшком, теплым и нежным. И тут же сомнения говорили в пользу лобстеров на ужин перед посажением на электрический стул. При жизни девочка с упоением сомневалась в том, что сама уже умерла. Посмертно же ей полюбились сомнения в существовании жизни как таковой.
Лишь однажды девочка призналась мне, что эта ее любовь к сомнениям и вообще нормальное поведение рефлексанта – это вовсе не ее любовь, а так, повязка на глаза, потому как если не сомневаться, то будущее, которое и так светло, что смотреть на него без стеклышка закопченного решительно невозможно, совсем ослепит. «Оно ведь яснее ясного, белее белого, будущее это» – говорила девочка без сомнений.
Сомнения – не только шоры, антисептик и контрацептив, а еще и игрушка, которую сам себе под елочку новогоднюю подкладываешь – в этом мне девочка признаваться отказалась. Просто рассмеялась, намекая на то, что моя роль в ее жизни насколько незначительна, что на счет моей персоны ей даже сомневаться смешно.
Странность №13: Герострат
Дело о древнегреческом поджоге. Кто помог Герострату войти в историю? Был ли легендарный житель Эфеса невинной жертвой правосудия?
Материал издания «Аргументы и Факты»
Герострат, прежде чем сжечь овчарню, всячески ратовал о присвоении деревянной постройке статуса святилища. Греческие власти косились на парня с подозрением. Религиозный фанатизм штука опасная, а этот, который все норовил прибить к хлеву табличку «Эфесский филиал храма им. Артемиды», судя по всему, еще и с головой не дружил. Гнали Герострата с его заморочками в шею, даже зуботычины применяли. Тем не менее, как-то раз, сильно накоктейлившись, Герострат таки повесил табличку на ворота овчарни и, не теряя времени, зажег по полной программе. Все это давно известно и не вызывает никакого интереса. Гораздо занимательнее протокол допроса Герострата сотрудником следственных органов Древней Греции, приведенный ниже.
Следователь: Ты чего такой копченый?
Герострат: Так это… горело там.
С: Ты поджег?
Г: Нет.
С: Ага. А спички-то мы у тебя нашли.
Г: Они же сырые, можете проверить.
С: Хм, действительно сырые. Значит, не поджигал?
Г: Нет.
С: А кто поджег? Кроме тебя этот хлев никому вообще ни во что не упирался.
Г: Слушайте, вот чего вы ко мне привязались? Я вам сразу сказал – не того берете.
С: Ладно, продолжим разговор после пыток.
С: Ну-с, теперь-то ты можешь рассказать нам что-нибудь новенькое?
Г: С радостью. Вы записываете?
С: Записываем-записываем. Продолжай.
Г: Я бы и сам вам все в письменном виде представил, но вы же мне руки поломали…
С: Ближе к делу. Рассказывай, как поджигал. А мы запишем – наши руки не для скуки, хех.
Г: Поджигал спичками. Там в яслях сено лежало, его и поджег.
С: Мокрыми спичками поджигал?
Г: Я сначала поджег, а спички потом намочил, чтобы вы на меня не подумали.
С: Ловко придумано. Давай дальше. Зачем спалил хлев? По словам владельца, от пожара погибло два барана, пятнадцать овец и четыре ягненка.
Г: Извините, у меня поправка. Храм Артемиды, а не хлев.
С: И что же, по-твоему, делали бараны в храме?
Г: Ясно же, что это были жертвенные бараны. Вот я их в жертву и принес.
С: Ага. Значится, у нас тут все-таки преступление на религиозной почве. С порчей имущества в особо крупных. Интересно. То есть, хлев…
Г: Храм.
С: Тьфу! …храм ты поджег, чтобы принести жертву Артемиде?
Г: Получается, что так.
С: Сдается мне, парень, что ты под дурика косишь.
Г: Как вы пришли к такому выводу?
С: Никто в здравом уме не станет поджигать хле… храм с баранами, чтобы принести жертву. Короче, твой отмаз не катит. Я прекрасно понимаю, чего ты хочешь. Чтобы тебя признали психом и отпустили на все четыре стороны. Но со мной этот фокус не пройдет. Выбор у тебя простой: рассказываешь мне вменяемую историю, и мы тебя казним, или продолжаешь бредить и дохнешь под пытками. Ясно?
Г: Более чем. Дайте-ка подумать.
С: Думай-думай.
Г: Мне, признаться, оба варианта не очень нравятся. Но первый как-то чуть меньше не нравится. Вменяемую версию… м-да, задали задачку. А! Я же пьяный был. Залез в хлев, закурил, уснул. Проснулся уже во время пожара.
С: То есть, несчастный случай? Нет, непреднамеренность не пляшет. Но, что пьяный – это хорошо. Что пил? Сколько? С кем?
Г: Вино пил. Три кувшина. Один пил.
С: Ага, значится, алкоголик. Хорошо. Синяков мы казним на раз.
Г: Напился, хотел поджечь храм. В темноте перепутал с хлевом. Когда понял, что не то поджег, тушить было поздно.
С: Стоп. Меня нервирует эта путаница. То храм, то хлев, то наоборот. И опять же вопрос – нахрена ты хотел поджечь храм? Пока ничего не вяжется.
Г: Ну, философия у меня такая – храмы жечь.
С: То есть, ты у нас не простой алкоголик, а идейный? Кто-то, значит, в бочке дрочит, кто-то с мальчиками развлекается, а ты храмы жжешь? Ты меня извини, но херня полнейшая выходит. Мотив, мягко говоря, дерьмовый.
Г: Я еще три ящика черепах украл.
С: Ой, да в жопу твоих черепах. Я с баранами пока ничего понять не могу.
Г: Может быть, воспользуемся экстраполяцией?
С: Братец, я человек незлобивый, но щас я тебе лично буду ломать ноги.
Г: Нет, я в том смысле, что если предположить, что на месте хлева стоял бы храм Артемиды, роскошнейший и богатейший, настоящее чудо света, то я бы его все равно поджег.
С: Чудо света? Разбежался. Кто б тебе дал чудеса жечь? И вообще, мы на упреждающие казни пока санкций не имеем, философ хренов.
Г: Не надо обзываться. Мои чувства уже давно превратились в мысли.
С: Вот и обмозгуй, каково тебе со сломанными ногами философствовать будет. Последний раз спрашиваю, чего ты хотел?
Г: Ну, как все – денег, власти, славы. Но это давно, еще в детстве.
С: Все, достал. Напишу, что ты сжег храм…
Г: Хлев.
С: Что?! Мудак! Ну и мудаческий же ты мудак! …сжег черт знает что, потому что мудак. Тупой и агрессивный, опасный для общества мудак! Ох, уволят меня…
С: Вот, мудила, прочитай и там, где «с моих слов записано верно» распишись.
Г: Рад бы, но у меня, извините, руки…
С: А, ну да. Уффф. Хрен с ним, сам за тебя распишусь. Жопой чую, уволят.
Странность №14: Лао-Цзы
…Все люди держатся за свое «я», один лишь я выбрал отказаться от этого. Мое сердце подобно сердцу глупого человека, – такое темное, такое неясное! Повседневный мир людей ясен и очевиден, один лишь я живу в мире смутном, подобном вечерним сумеркам. Повседневный мир людей расписан до мелочей, один лишь я живу в мире непонятном и загадочном.