Риск-рефлексии в практиках конфликтных взаимодействий. Коллективная монография

Мы хотим особо подчеркнуть, что в риске важен не сам риск, но формы знания, обнаруживающие и делающие его мыслимым (статистика, социология, эпидемиология, менеджмент, бухгалтерское дело etc.) и технологии, позволяющие управлять им (оценка, кейс-менеджмент, социальное страхование и пр.)[70]. Вместе с тем, как писал Ж.-Ф Лиотар, существует реверсия знания и власти, указывающая на то, что знание и власть есть две стороны одного вопроса – кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать? В отличие от предыдущих эпох, в современном мире, вопрос о знании более, чем когда-либо становится вопросом об управлении[71]. Знания дают возможность получать «хорошие» достижения по многим предметам дискурса, которые нужно познать, решить, оценить, изменить и т. д.[72] Формирование такого знания основано на критериях, устанавливающих то, что есть «хорошее» высказывание или «хорошее» достижение в денотативной или специальной области. Собственно, установление этих критериев и есть то условие, которое позволяет отличать «знающих» от «незнающих». Порядок и процессы присвоения дискурса, право собственности на дискурс, воспринимаемое одновременно как право говорить, как компетентность в понимании, как узаконенный и непосредственный доступ к корпусу уже сформулированных высказываний и, наконец, как способность облекать этот дискурс в решения, в социальные институты или в практики, закреплено за точно определенной группой индивидов[73].

Научное высказывание, по Лиотару, подчиняется правилу – высказывание должно удовлетворять определенной совокупности условий, чтобы восприниматься как научное. Право устанавливать эту совокупность кондиций (условия внутреннего состояния и экспериментальной проверки), а значит и трактовать научный дискурс – исключительная прерогатива власти, которая таким образом позволяет высказыванию стать частью этого дискурса и может быть принято к вниманию научным сообществом[74]. Эту же мысль мы находим у Фуко, считавшего, что, описание власти в отрицательных терминах («исключает», «подавляет», «цензурует», «извлекает», «маскирует» и т. д.) скрывает ее истинную сущность. В современном обществе власть выступает в качестве силы, производящей знания, объекты познания, ритуалы истины, самих индивидов и их представления о себе. В целом, и социальная реальность относится к ее продукции[75]. Соотношение знания и власти учреждает социальное пространство, где индивиды располагаются в определенных местах, где движение контролируется, а события регистрируются[76]. Знание, информация и образование выступают в качестве важнейших инструментов контроля и надзора над людьми и обществом. Таким образом, власть имманентна дискурсу, вне зависимости от того подчиняется он власти или настроен против нее. В конечном итоге власть обнаруживается в любом дискурсе, даже если он рождается в сфере безвластия[77]. Знания, нормы и ценности представляют собой не что иное, как созданные властью конструкции влияния и манипуляции. Иначе говоря, индивидуальные или групповые интересы лежат в основе претензий отдельных лиц и групп для обеспечения поведенческих, моральных или когнитивных норм в отношении других. По сути, что рассматривать как риски, а что в качестве выгоды, и в какой степени, зависит от определенных социальных сил. Контекст, внутри которого осуществляется выбор, с одной стороны определяется самой формулировкой проблемы, а с другой – нормами, привычками и личными характеристиками тех, кто принимает решения[78].

Реверсия власти и знания, на наш взгляд, является ключевой темой, поскольку сложность и динамичность социального пространства сегодня (включая, конечно, и глобальное), порождает риски управления, вызванные нехваткой видимости и контролируемости со стороны власти. Переход от классической к постклассической эпохе привел к трансформации социального пространства, усовершенствовавшей отправление власти. Так, в «Надзирать и наказывать» М. Фуко писал, что диаграмма власти, реализующаяся в дисциплинарных институтах современности, создала Паноптикон – своего рода новое социальное пространство контроля, где при уменьшении числа представителей власти, одновременно увеличивалось число, подлежащих ее воздействию. Подобная организация пространства делала возможным вмешательство власти в любой момент, и ее постоянное давление действовало даже раньше, чем совершались проступки, ошибки или преступления. Сила власти в условиях Паноптикона в том, что она отправлялась самопроизвольно и бесшумно, образуя механизм, чьи действия вытекали одно из другого. Эргономичность паноптической схемы заключалась в том, что она обеспечивала экономию (оборудования, персонала, времени) и эффективность (благодаря своему превентивному характеру, непрерывному действию и автоматизму), усиливавших любой аппарат власти[79].

Изменения, коснувшиеся социального пространства, не могли не отразиться и на пространстве риска. Так, начиная с древнейших времен и включая классическую эпоху, мы наблюдаем разделение властного поля, которое условно может быть обозначено как территория своего порядка и стабильности, от территории риска (чужая земля, страна, места охоты, завоеваний и пр.), на которую эта власть не распространяется и, соответственно, она воспринимается как враждебная порядку и стабильности. По сути, можно сказать, что государства классического времени, обладавшие монополией на власть, обеспечивали и контролировали порядок на определенной территории. В это же время, война или конфликт, рассматривались как зоны нестабильности, как территории риска.

Постклассическая эпоха или эпоха «радикального модерна» (Гидденс), отличается уже тем, что изменившаяся диаграмма власти, преодолевая эту дуальность пространств, порождает новые общества, в которых зоны порядка и риска совпадают, а не существуют, как ранее, порознь. Подобная трансформация, обнаруживает факт, вовлечения риска в сферу влияния власти. Этот интересный момент дает возможность увидеть, что устранение сфер и зон, не контролируемых властью, а зона риска, подчеркнем, изначально была именно таковой, создает единое сквозное социальное пространство, контролируемое властью.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

70

Дин М. Правительность: власть и правление в современных обществах. М.: «Дело», 2016. С. 419–420.

71

Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: «Институт экспериментальной социологии»; СПб.: «Алетейя», 1998. С. 28.

72

Там же. С. 52.

73

Фуко М. Археология знания. С. 52.

74

Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. С. 27.

75

Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: «Ad Marginem», 1999. С. 284.

76

Там же. С. 288.

77

Пилюгина Е. В. Дискурс в политике и политика как дискурс: актуальные резонансы социального бытия постмодерна // Вестник Челябинского гос. университета. 2013, № 23 (314). С. 42–48.

78

Re