Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 19



– Давай думать позитивно, – повысил голос некий Зейн, – прошло не так много времени. Даже мне еще не разрешают вставать. Я понимаю, что тебе страшно и одиноко здесь. Хочешь я попрошу свою сестру к тебе тоже зайти?

– Нет.

– … она может захватить тебе вкусных булочек из местной пекарни. Она мне недавно приносила, там есть одна такая с сыром и шпинатом…

– Я сказала нет!

Она резко встала. Я же резко вернула свое тело в коридор, боясь пошевелиться. Приближающиеся шаги я пока не слышала, поэтому решила все еще постоять.

– Мне просто надо знать, что с ним все в порядке. Что он все еще жив. И что эти… хм… не смогут даже здесь до него добраться.

– Им не позволят это сделать здесь, в больнице.

– Ты их не знаешь!

– Нет, знаю! Знаю, Лав! Также, как и ты! И даже больше! Это я родился в этой чертовой Подесте! Это я участвовал в митингах, чтобы они уехали обратно к себе! Это я потерял больше, чем ты в этой войне!

– Ладно! ЛАДНО! Ты больше. Больше сражался, больше страдал. Но не смей даже пытаться дальше измерять потери. Особенно мои. Считать кто больше пострадал вообще нельзя! А будешь пытаться – я лично тебе докажу, что потеряла больше.

И вот я наконец-то их услышала: громкие шаги, усиливающиеся с каждой секундой. Я резким скачком вперед добралась до ближайшей палаты и рванула в нее. Слава богу пациент в ней не проснулся, лишь повернулся на другой бок. Я же, подождав пока рядом снова станет тихо, выглянула наружу. Лав как раз в этот момент тихо заходила в свою палату, озираясь вокруг. Как только она закрыла за собой дверь, я тут же вернулась в коридор и, также озираясь вокруг, быстрым шагом пошла обратно в сестринскую.

Я так и не смогла уснуть. То ли от резкого всплеска адреналина от страха быть пойманной на подслушивании, то ли от осознания того, как я была противна Лав. До этого момента я думала об этой девочке иначе. Жалела, что она мало кому здесь открывается и с трудом это делает для меня. Все это было для меня логичным как последствие полученной травмы после событий в Подесте. Возможно, ее злоба на всех вокруг, в том числе и на меня, была защитной реакцией. Но от осознания этого или других оправданий ее поведения и слов мне не становилось легче. Лишь больше омерзительно, ведь она не сказала мне это лично, в лицо. Я узнала это случайно и теперь буду воспринимать ее улыбку как насмешку, а не как искреннее желание поделиться со мной чем-то важным. Чем-то сокровенным.

Но она не заметила как изменилась моя реакция на ее приветствие уже через несколько часов. Все также, дождавшись пока я усядусь на свое место, она продолжила рассказ.

Я же спокойно села в кресло, обещая себе сменить тактику: теперь я буду лишь слушать ее истории, не позволяя эмоциям взять верх.

Наступило лето. Я всегда слышала, что в Подесте оно довольно жаркое. Мелоди с девчонками даже как-то съездила в этот город тайно от мамы позагорать. И хоть тогда она сгорела на солнце, это не остановило ее от повторных вылазок. Надо будет обязательно выбраться с ней сюда, как только все уляжется. И как только я ее найду. И мы оба, вместе с Джереми, вернемся домой.

Но в этот раз солнца даже не было видно. Днями напролет тяжелые и грязные тучи закрывали от нас его лучи, из-за чего мы часто путались: день сейчас или ночь. Стоял жуткий смог, в каких-то местах даже туман. Команда Пруденс, выйдя за припасами в очередной раз, сумела потерять несколько ребят, пробираясь через густой туман. Шел семнадцатый день, как они не вернулись и я просто надеялась, что проснусь завтра и снова увижу их, рассказывающими истории о том, как они смогли найти нас, успев убить по пути парочку врагов. Я волновалась, потому что завтра мне пришлось бы идти с Пруденс вместо них. А еще потому, что нога так и не переставала ныть, хоть и стала чуть более подвижной.

Лекарств почти не осталось. Из-за усиливающегося смога люди чаще начали ломать себе конечности и получать другие раны, требующие огромную кучу обезболивающего. Поэтому, где-то две недели назад, я перестала просить их у Ривера. А еще начала кое-как помогать ему. Из-за чувства долга, наверное. Он же, обучая меня делать перевязки и уколы и видя как я в очередной раз, превозмогая боль, пытаюсь ему помочь, сказал:

– Надо как-то до конца вылечить твою ногу, Лав, – сказал он, – ей будет становиться только хуже. Остаться в твоем возрасте без одной ноги так себе удовольствие.

– Я не хочу отнимать лекарства у тех, кто больше в этом нуждается, – гордо ответила я, – особенно у мужчин, которые на время повредили те же ноги, но смогут на своих плечах донести больше, чем я.

Эти слова были не искренние. Наигранные. Из чувства не только долга, но и воспитания. Хотелось показаться сильной. Ведь вокруг меня люди, которым реально было хуже. Намного хуже.

Хоть и внутренний голос всегда кричал в такие моменты «Что ты делаешь? А как же ты? Как же твоя нога?». Я списывала это на детский лепет. Даже эгоистично детский. Я не могла себе теперь позволить брать, что хочется. Даже то, что мне было крайне нужно.



Ведь кому-то было нужнее.

– Это конечно очень благородно, но ты тоже полезна. Особенно мне. Помнишь как Роуз стало плохо и ты не только сбила ей температуру, но и остановила диарею? А ведь я тебе только один раз рассказывал, как это делается у беременных.

– И что же мне делать?

– Я не просто так упомянул Роуз. Думаешь ей дают больше таблеток только из-за ее положения? Когда она пришла сюда, то помогала мне раздобыть лекарства.

– Что ты имеешь ввиду?

Он посмотрел на меня. Видимо сначала хотел сразу ответить, но потом передумал.

– Спроси лучше у нее самой. Она тебе поможет.

Я сразу подумала о продаже каких-то вещей, которые у меня остались. Помню, что расстроилась, что не нацепила в тот день на себя побольше украшений, смогла бы на них купить пачку парацетамола. Шагая до Роуз, я еще раз ощупывала себя в надежде найти какой-нибудь бриллиант от сережки, упавшей в карман джинс. Сережки на тот момент я уже успела обменять на костыли.

Роуз сразу же поняла о чем идет речь. Она даже отложила чьи-то вещи, которые зашивала, и посадила меня на свою кровать.

– Ну вот пришел и твой черед, – то ли с радостью, то ли с грустью в голосе сказала она.

– Черед чего?

– Нормально заработать! И даже не один раз, если повезет.

И в этот момент она сняла свою шапку. Под ней были коротко подстриженные волосы, где-то не аккуратно, а где-то были приклеены даже пластыри, словно сделано это было наспех. Это не делало ее лицо уродливее, но видимо она стеснялась своей головы, пусть даже ее и не видела. Поэтому и ходила в такую жару в шапке.

– Что с тобой? У тебя рак?

– Если бы, – черно пошутила она, – это я пыталась недавно подстричься. На последних сроках это очень тяжело, а кроме Пруденс с малышкой Сью и Риверу, ну а теперь и тебе, я тут больше никому не доверяю.

– Прости, я не сразу поняла. Дело ведь во вшах, да? Когда они у меня были в первом классе, даже папе было сложно достать специальный шампунь, а тут…

– Да нет же! – перебила меня она, – мы их продаем! Все мы! Уж не знаю, зачем они ребятам из соседней страны, но волосы пользуются спросом больше, чем алкоголь и сигареты!

И тут я впервые заметила лысую голову не только Роуз, но и всех остальных. До этого как-то не обращала внимания. У кого-то она была сбрита под ноль, кто-то также старательно прятал ее с помощью шапки или косынки. В дальней части школы я увидела все же девушку с волосами, такого же размера как у меня, до груди. Я тут уже спросила про нее у Роуз и она поспешила объяснится.

– Не все предпочитают расстаться со своей, как им кажется, шикарной шевелюрой. Как будто у них есть мыло, чтобы за ними ухаживать. Они предпочитают другой вид заработка. Такой же популярный и актуальный, везде и всегда.

Я не стала уточнять что это было. В голову лезли грязные мысли. Сбривание волос не выглядело чем-то таким же ужасным, но тогда я не была готова расстаться со своей шевелюрой. Джереми очень нравилось, что я, слегка пухленькая маленькая девочка с длинными волосами, шагаю рядом с ним. Я надеялась, что скоро его увижу и он сможет узнать меня в толпе именно по моим волосам.