Страница 20 из 26
Это действительно был Лестрейд. Пока мы беседовали, он поднялся по лестнице и теперь возник на пороге. Обычно бойкого и щеголеватого инспектора было не узнать. Глаза тревожно бегают, одежда несвежая, в беспорядке. Очевидно, он явился, чтобы проконсультироваться у Шерлока Холмса, но при виде сослуживца смутился и расстроился. Стоя посреди комнаты, он мял в руках шляпу и не решался заговорить.
– Какой необычный случай, – произнес он наконец, – просто непостижимый.
– Вы так думаете, мистер Лестрейд? – торжествующе воскликнул Грегсон. – Я предвидел, что вы придете к такому заключению. Удалось вам найти секретаря – мистера Джозефа Стэнджерсона?
– Секретарь, мистер Джозеф Стэнджерсон, – возгласил Лестрейд, – убит этим утром, около шести, в частной гостинице «Халлидейз».
Глава VII
Свет во тьме
Известие, принесенное Лестрейдом, поразило нас всех как громом. Грегсон вскочил с кресла, опрокинув виски. Я молча уставился на Шерлока Холмса, который плотно сжал губы и нахмурил брови.
– И Стэнджерсон! – пробормотал он. – Сюжет вырисовывается.
– Куда уж сложнее, – проворчал Лестрейд, садясь в кресло. – Похоже, я попал на военный совет.
– А вы… вы уверены, что тут нет ошибки? – выдавил из себя Грегсон.
– Я только что был в его номере, – отозвался Лестрейд. – Я первый обнаружил тело.
– Мы как раз выслушивали соображения Грегсона, – проговорил Холмс. – А теперь, если вы не против, хотели бы узнать, что вы видели и что делали?
– Я не против. – Лестрейд устроился поудобнее. – Признаюсь откровенно: я думал, Стэнджерсон замешан в убийстве Дреббера. Потом оказалось, что я был совершенно не прав. Но тогда, вбив себе в голову эту мысль, я пустился по следу секретаря. Вечером третьего числа, примерно в половине девятого, их обоих видели на вокзале Юстон. В два часа ночи Дреббера обнаружили на Брикстон-роуд. Мне нужно было выяснить, чем занимался Стэнджерсон между половиной девятого и временем преступления и что с ним случилось потом. Я отправил в Ливерпуль телеграмму с его описанием и предупредил тамошнюю полицию, чтобы следили за американскими судами. Потом стал обходить все гостиницы и меблированные комнаты вблизи Юстона. Видите ли, я считал, что, если Дреббер и его компаньон почему-то расстались, Стэнджерсону проще всего было приютиться на ночь где-нибудь поблизости, чтобы утром явиться на вокзал.
– Скорее всего, они заранее договорились о месте встречи, – заметил Холмс.
– Так оно и оказалось. Весь вчерашний вечер я наводил справки, и совершенно безуспешно. С утра пораньше я это продолжил, и к восьми очередь дошла до частной гостиницы «Халлидейз» на Литтл-Джордж-стрит. Мне сразу подтвердили, что мистер Стэнджерсон у них остановился.
«Наверно, вы тот самый джентльмен, которого он ожидает? – сказали мне. – Он ждет вас уже два дня».
«Где он?» – спросил я.
«Наверху, спит. Велел разбудить его в девять».
«Пойду за ним наверх», – сказал я.
Я рассчитывал, что при моем внезапном появлении Стэнджерсон с перепугу что-нибудь сболтнет. Коридорный взялся проводить меня в номер; располагается он на третьем этаже, в конце коротенького коридора. Указав мне нужную дверь, коридорный повернул было назад к лестнице, но тут я увидел такое, что, несмотря на двадцатилетний опыт службы, почувствовал себя дурно. Из-под двери змеился красный ручеек крови и растекался лужей у противоположного плинтуса. Я вскрикнул, коридорный обернулся. При виде крови он едва не потерял сознание. Дверь была заперта изнутри, но мы, наддав плечами, вышибли ее. Окно стояло открытым, и рядом с ним лежал, свернувшись калачиком, человек в ночной рубашке. Он был мертвехонек, причем смерть наступила не только что: труп успел остыть и окоченеть. Когда мы его перевернули, коридорный сразу узнал джентльмена, который под именем Джозефа Стэнджерсона снял этот номер. Причиной смерти стала глубокая рана в левом боку, наверняка достигшая сердца. А теперь самое странное: что, как вы думаете, обнаружилось на стене над убитым?
Шерлок Холмс еще не успел ответить, а у меня уже побежал по коже мороз.
– Слово RACHE, написанное кровью, – сказал Холмс.
– Оно, – благоговейно подтвердил Лестрейд, и на короткое время все замолчали.
Деяния неведомого преступника были столь методичны, а мотивы столь непостижимы, что от этого становилось еще страшнее. На поле битвы я сохранял самообладание, но теперь меня бросило в дрожь.
– Убийцу видели, – продолжал Лестрейд. – По дорожке, что ведет от конюшни на задах гостиницы, как раз проходил разносчик молока, который направлялся в магазин. Он заметил, что лестница, которая там обычно валяется, приставлена к одному из окон третьего этажа – открытому окну. Пройдя мимо, мальчик оглянулся и увидел, что по лестнице кто-то спускается. Мужчина не прятался, вел себя спокойно, и молочник подумал, что это плотник или столяр делал в гостинице какие-то починки. Он не особенно заинтересовался незнакомцем, только отметил про себя, что тот рановато взялся за работу. В памяти сохранилось только, что тот был высокого роста, с румяным лицом, одет в длинное коричневое пальто. Он, похоже, не сразу покинул место преступления: в раковине, где он вымыл руки, вода была окрашена кровью, запятнана и простыня, о которую он вытер нож.
Услышав описание внешности убийцы, в точности повторявшее слова Холмса, я взглянул на своего компаньона. На его лице не выразилось ни удовлетворения, ни торжества.
– Вы нашли в комнате улики, способные указать на убийцу? – спросил он.
– Ничего. В кармане у Стэнджерсона был кошелек Дреббера, но это вроде бы обычное дело: всеми расчетами занимался секретарь. В кошельке оставалось восемьдесят фунтов с мелочью, ничто не пропало. Каковы бы ни были мотивы этих поразительных преступлений, корысть к ним не относится. Бумаг, записок в карманах не нашлось, за исключением единственной телеграммы, отправленной месяц назад из Кливленда, которая гласит: «Дж. Х. в Европе». Отправитель указан не был.
– Больше не обнаружили ничего? – спросил Холмс.
– Ничего сколько-нибудь существенного. На кровати лежал роман, который покойный читал перед сном, на стуле рядом – трубка. Еще – стакан воды на столе и коробочка для притираний на подоконнике; в ней лежали две пилюли.
С радостным возгласом Шерлок Холмс вскочил с кресла:
– Последнее звено! Дело раскрыто.
Сыщики изумленно уставились на него.
– В моих руках теперь все нити запутанного клубка, – уверенно поведал он. – Конечно, кое-какие детали остается уточнить, но все основные факты от той минуты, когда Дреббер со Стэнджерсоном расстались на вокзале, и до того, как вы обнаружили тело секретаря, мне известны так точно, как если бы я сам был свидетелем. И я вам это докажу. Можете вы принести сюда эти пилюли?
– Они у меня с собой. – Лестрейд вынул белую коробочку. – Я прихватил их, и кошелек, и телеграмму, чтобы поместить в хранилище в полицейском участке. Собственно, это случайность, я мог бы их и не взять, поскольку, надо признаться, не придаю им ни малейшего значения.
– Давайте их сюда. Как на ваш взгляд, доктор, – Холмс повернулся ко мне, – обычные ли это пилюли?
Определенно нет. Они были жемчужно-серые, круглые, почти прозрачные, если рассматривать их против света.
– Судя по тому, что пилюли невесомые и почти прозрачные, их, вероятно, растворяют в воде, – заметил я.
– Именно, – кивнул Холмс. – А теперь не будете ли вы так добры сходить вниз и принести бедняжку-терьера, который совсем плох? Квартирная хозяйка вчера просила избавить его от страданий.
Я отправился вниз и вернулся с терьером на руках. Его прерывистое дыхание и остекленевшие глаза говорили, что конец близок. Мордочка пса была вся седая: он давно уже пережил обычный собачий век. Я опустил его на подушку, лежавшую на каминном коврике.