Черныш

Старый гусар безбожно льстит, экскурсовод не настолько молода. Советские магнитофоны «Элегия» Волошина очень даже застала, у их соседей на комоде жила красная «Элегия-302», и эта электронная тёзка ей нравилась. Магнитофон вам не корова, а солидный сложный агрегат, и в сходстве имён нет ничего обидного.

– Тонкий комплимент, Георгий Модестович! Благодарю! – Элегия улыбается бойкому деду ещё раз, тут Боря трогается с места и она приступает к экскурсионной программе. – А теперь, дорогие гости, наш автобус выходит на центральный бульвар и я прошу вас обратить внимание на панораму города по левую руку. Все вы, конечно, сотни раз видели наш Свято-Константиновский храм, который возвышается на холме. Его постройка датируется семнадцатым веком, если быть точным, то тысяча шестьсот пятьдесят восьмым годом, однако левый придел построен гораздо позднее, в тысяча семьсот одиннадцатом году. Пятикупольный силуэт и арочная архитектура с обильным декором относятся к периоду так называемого «нарышкинского барокко». Что значит «нарышкинское барокко»?… Борис, я прошу чуть сбавить скорость, чтобы дать нам возможность разглядеть ансамбль подробнее…

Обзорный текст экскурсии Элегия Витальевна выдаёт механически, он вызубрен до последней запятой. Развалины колокольни, мост, «дворянские палаты», бывший «каторжный этап», рабочая слобода… Весомый голос, усиленный поясным динамиком, заставляет стёкла «Пежо» слегка подрагивать. Бабушки глазеют в окна, изредка задают пустячные вопросы, кто-то дремлет и пускает пузыри.

Старички-гусары Георгий Модестович и второй – Иван Клементьевич, в побитой интеллигентской шляпе, – мало интересуются исторической панорамой. Гораздо сильнее их привлекают духи, запахи, ежевичные губы и сдобные колени Элегии Витальевны, облитые медно-звенящим капроном. Пусть потешатся, гвардейцы, не жалко.

Повествуя о развитии и упадке городской кожевенной промышленности, Волошина краем глаза отмечает, что на улицах сегодня слишком много милицейских машин. Ещё по пути на работу её удивило, что инспектора ГАИ дежурят даже в тех проулках, где их сроду не бывало. Хмурые и задёрганные менты подозрительно смотрят на проезжающих, тормозят легковушки, заставляют открывать багажники. Может, у них учения? Или генералы в МВД по случаю пятницы вспомнили, что у них не выполнен недельный план по штрафам, и вот – внеплановый рейд, облава, «палочная система» в действии?

Притворяясь, будто не замечает обжигающих и раздевающих стариковских глаз, экскурсовод Волошина по-дикторски чеканит вехи, цифры и факты дореволюционного городского жития, косится на кордоны бело-синих машин, а между делом размышляет о своём, о девичьем. Завтра суббота, пора покупать давно облюбованный плащ и записываться к Аньке на педикюр. Сын Данилка ищет какие-то крутые струны для гитары – надо бы позвонить знакомой училке из музыкальной школы. Ещё кажется, у неё побаливает левое ухо, как бы вовсе не надуло к вечеру. Но не срамиться же перед группой с ватой в ушной раковине? Она красивый и стильный экскурсовод, ради этого придётся потерпеть.

Мозжит висок и тянет мышцы в боку – к смене атмосферного давления, что ли? Фурнитура лифчика ощутимо давит подмышками, а вспотевшие трусики под юбкой, тонкие и острые как фольга, чуть-чуть сбились в сторону, раздражают Элегии её «дамскую сокровищницу». Однако под пристальным взором двух седых гусар между ног себе не залезешь. Ишь, уставились, сластолюбцы. По фиг им архитектурные реликвии, когда перед носом сверкают две мясистых женских ляжки в барабанно-тугом капроне.

– … конца восемнадцатого века, – мягко повествует Волошина в лапку микрофона. – Согласно найденным архивным документам, в этом здании бывали проездом композитор Глинка и писатель Короленко!

Прервавшись, Элегия Витальевна кладёт в рот смягчающую мятную пастилку. Голос – её хлеб, связки надо беречь. Половина экскурсии позади, осталось ещё полтора часа «малого круга». Сейчас сделаем короткую остановку возле музея, дадим старичкам отдохнуть и размяться.

Будто в такт её мыслям с заднего сиденья дребезжит бабка в коричневом берете:

– Товарищ экскурсовод, нельзя ли где-нибудь остановиться? Люди пожилые, может, кому-то пора в туалет?

– Совершенно верно! – Элегия ловко прижимает пастилку к десне, чтобы не портить дикцию. – Сейчас мы подъезжаем к музею старинных ремёсел. Экскурсию по нему мы совершим в другой раз, пока же к вашим услугам будут буфет и уборная. Кстати, уборная – бесплатно.

Слово «бесплатно» действует на старичков благотворно. У туристического бюро есть договорённость с девчонками из музея – их группу впустят без вопросов.

Бордовый экскурсионный «Пежо» вплывает в тенистый дворик у двухэтажного здания из красного, выщербленного веками кирпича. Элегия Витальевна выскакивает первой, предупредить о нашествии музейную вахтёршу Зину. Стучит пальчиком в стеклянную перегородку.

– Здравствуй, Зинуль, здравствуй, моя хорошая! Впусти старичков на оправку?

– Да ради бога, – в руках у Зины вечный полуразгаданный сканворд, на лбу – очки. – Что там в городе, Эля? Менты зверствуют?

– Ага, – Элегия Витальевна машет бабушкам, чтоб заходили. – Учения, наверно. На каждом углу «канарейки» стоят.

– Говорят, не учения. Нинке зять из управы по секрету шепнул: рецидивистов каких-то ловят… Слушай, как в старину назывался оберег из куриной косточки? Тут куча букв, четвёртая «а» и шестая «а»…

– «Вставаранка», Зина.

– Подходит! Спасибо, умница ты наша.

Заодно Элегия сама забегает в туалет справить женские дела. Уединившись в кабинке, с наслаждением чешет себя под лифчиком, «подмолаживает» перламутрово-ежевичные губы, тщательно разглаживает в паху нежно-розовые трусики, предельно туго подтягивает колготки, чтоб ни один шов, ни одна складка не нарушали её интимного уюта. За стенкой в соседних кабинках шаркают бабушки, стучат ходунки, кто-то принимает лекарство от печени и замеряет сахар в крови.

– Стоянка пятнадцать минут! – экскурсовод Элегия покидает туалет, на ходу брызгаясь из флакона, растирая между грудей несколько капель «Лакосты» с айвой и водяной лилией. – Через пятнадцать минут мы продолжим путешествие по исторической части города.

Подтянутая и прихорошенная, Элегия возвращается в автобус. Синей замасленной бейсболки в водительском закутке нет, видимо, Бориска тоже вышел побродить. Гид Волошина усаживается в замшевое кресло, ещё хранящее жар её тела и отпечаток тучных ягодиц, перечёркнутых трусиками. Подтыкает кожаную юбку, оглаживает руками тесную капроновую медь коленок, смахивает с ботильона прилипшую травинку. На всякий случай проверяет заряд батареи у «Orator», регулирует громкость. Можно ехать дальше.

Старички вразнобой тянутся в автобус, гусары Георгий Модестович и Иван Клементьевич вновь помогают бабушкам занять свои места, заносят ходунки самой маломобильной бабульки Натальи Матвеевны. Элегия считает пассажиров по головам: ага, все в сборе. Впереди хлопает водительская дверца, мелькает синяя бейсболка Бори. Пассажирская дверь, кажется, тоже хлопнула. Наверное, Боря проверил замок.

– Вроде никого не забыли, – объявляет Волошина. – Поехали, Боря. Теперь в сторону водохранилища.