Дарик

Теперь уж сомневаться не приходилось: этот человек был сумасшедший, ведь как бы плохо я ни разбирался в биологии, одно я знал твердо: нигде на земле нет таких «багалнио», о которых говорил старик.

Я не хотел ему противоречить, ведь старик так верил в свои истории, но теперь я пожалел, что впустил его, и только и мечтал, как бы он поскорее убрался. А гость, конечно, прекрасно понял, что я ему не доверяю. — Ой, мальчик, прости, я забыл объяснить тебе одну вещь, — сказал он, явно мне сочувствуя. — Говорю, будто ты и в самом деле понимаешь, о чем речь.

— Честно говоря, нет, — ответил я.

— Как жаль, ты и не знаешь, сколь многое тебе не доступно, — добавил мой гость. — Хотел бы я взять тебя с собой в наши путешествия, но это запрещено! Вы совершенно на нас не похожи. Конечно, гуманоиды, но тип развития другой. — Он помолчал, а потом продолжил: — Постараюсь объяснить, пока буду чинить свою ногу.

— Чинить ногу? — удивился я.

— Конечно, — подтвердил он, — я сильно ударился вот тут, левой ногой, и теперь трудно ходить. Возможно, нужен всего лишь небольшой ремонт.

У меня от удивления глаза на лоб полезли: что за чушь он несет? Ведь болтает о своих конечностях, будто о запчастях для автомобиля.

Но тут он закатал штанину, материал легко поднялся до самой середины ляжки. Старик взял отвертку, приставил к коленной чашечке и начал вращать. И тут я своими собственными глазами увидел, как нога потихоньку стала как бы отходить, а потом старик ловко отсоединил ногу до колена, она висела теперь всего лишь на нескольких черных проводках.

Мне пришлось плюхнуться на диван, чтобы от изумления не грохнуться башкой об пол.

Когда через несколько секунд я снова открыл глаза, старик потихоньку насвистывал что-то себе под нос и спокойно смазывал пальцы своей ноги маслом от моего велосипеда. Он весело посмотрел на меня.

А я так обалдел, что ни словечка сказать не мог. Вы поймете меня, если и вам когда-нибудь доведется наблюдать, как человек запросто развинчивает себя отверткой на части, будто керогаз какой-нибудь, да мало того, еще и суставы маслом смазывает.

— Видишь, — начал старик, — я всего лишь машина. Как вы говорите, робот. Я запрограммирован нянчить детей, и меня после доводки предназначили для воспитания Дарика. Я должен его оберегать, защищать от опасности, лечить, если он приболеет, и кормить, когда проголодается. Дарик без меня совсем пропадет, вот почему мне нельзя надолго отлучаться.

— Значит, вы вроде прислуги? — подытожил я.

— Не совсем, мальчик; ведь слуги — человеческие существа, и у них есть свои капризы, — объяснил он. — А я всего лишь машина, неживое существо. Вы ведь тоже пользуетесь машинами для шитья, мойки или для передвижения с одного места на другое.

— Но вы-то уверяете, будто ходите куда хотите, — поспешил возразить я, — да к тому же вы такой симпатичный.

— Те, кто нас изготовил, наделили нас этими качествами. Поэтому мы очень полезны. Есть еще такие же роботы, как я, только приспособленные готовить еду, убираться в доме, водить транспортные средства. Я происхожу с планеты, которая сильно отличается от той, где живешь ты, на нашей планете уровень технического развития гораздо выше, и достигли мы этого потому, что у нас нет войн, все живут в мире друг с другом.

— А у нас на Земле все совсем по-другому, — признался я. — С тех пор как на планете появились люди, они сражаются и убивают друг друга. Сильные страны всегда стремились завоевать более слабые, — я хотел похвастаться своими знаниями всемирной истории. — Эти сильные государства вынуждали остальные страны жить в постоянном страхе. Вот так у нас и происходит, — разъяснил я.

Если б меня слышал отец, ему было бы чем гордиться. Вот бы он увидел, как я разговариваю с инопланетным роботом, да еще так по-умному все объясняю, непременно похвалил бы меня.

Но папа ничего этого не видел и не слышал.

— Да, мы знаем, — ответил старик с некоторой тревогой. — Мы тоже прошли через это много веков назад. На планете Олфин, откуда я прилетел, грабительские войны длились тысячелетиями. Развитие оружия дошло до такого совершенства, что возникла угроза уничтожения всей планеты. А люди разделились на два лагеря. В одном — те, кто мечтал править всей планетой, но их было мало, а в другом лагере объединились все, кто восстал против абсурдного стремления этих немногих…

— У нас тоже нечто похожее, — перебил я. Старик кивнул мне и продолжал:

— В той части Олфина, где находились враги человечества, возникло движение против них, это восстали угнетенные, страдавшие от террора властителей. И вот в последней яростной атаке внутреннее движение сопротивления объединилось с нашим лагерем большинства, и все вместе мы уничтожили врагов.

Старик опробовал свою левую починенную ногу, добавил в сустав еще немного масла и грустно продолжал:

— Но оружие уничтожило большую часть планеты. С ее поверхности были сметены леса, поля и города. Потребовались века, чтобы поправить положение, но многое было невосстановимо. На земле, отравленной ядовитыми химическими бомбами, ничего не росло. Надо было развивать промышленность. И в последнее время мы достигли небывало высокого уровня. Мы создаем синтетическую пищу. Запускаем космические ракеты, чтобы они разыскали в других мирах такие растения, которые смогут прижиться у нас, на нашей большой планете.

Старик замолк, будто для того, чтобы перевести дух.

— Мы знаем, — продолжал он, — что здесь, на Земле, научились выращивать растения в пустыне. Мы бы хотели перенять у вас это умение и вывести фруктовые деревья, которые могли бы расти на Олфине. Вот почему мы здесь и вот почему мы посетили множество миров, но всегда старались действовать скрытно, чтобы никто о нас не узнал, а то могла бы измениться история тех планет. А вы уже начали летать в космос. Когда-нибудь все жители вселенной встретятся, узнают друг друга и станут братьями.

После такой речи старик замолчал, наверно, вспоминал безводные поля Олфина.

— Я всего лишь машина, — добавил он, — но меня запрограммировали, чтобы я умел думать и чувствовать. Иначе я не смог бы воспитывать детей.

Он снова занялся своей разобранной на части ногой. Попробовал, как она сгибается. Потом поднес ее к уху — не заскрипит ли в ней что-нибудь. Наконец он решил, что все в порядке, и принялся привинчивать ее на место. Закончив работу, гость встал, немного прошелся по комнате, пару раз подпрыгнул и довольно улыбнулся. Потом снова уселся в кресло и уложил все инструменты в ящик.

— Поставь все на место, — сказал он. — Ведь твой папа не любит, когда ты кому-то даешь его инструменты.

Я сделал, как он велел, и вернулся в комнату. Старик держал в руках забытую папой пачку сигарет.

— Какая глупая привычка! И к тому же опасное занятие. — Он положил пачку туда, где она лежала, — на стол, и продолжал: — Я встречал странные обычаи, вроде вашей привычки глотать дым, в разных уголках вселенной. Мару-бианцы лижут зеленоватые камни, по-моему, ничего, кроме сильного жжения на языке, это не дает. А на Калинии многие закапывают в глаза сок растения бенфа, чтобы видеть все предметы в другом цвете. Но глотать дым…

Мрачно нахмурившись, посмотрел он на пачку. Потом повернулся ко мне:

— Если уж говорить о других мирах, — начал старик, — то, помню, на четвертом спутнике Мегинтоса Дарик наткнулся на насекомых, твердых, как металл; на первый взгляд они, казалось, были погружены в спячку, но если разозлить этих крошек, они летают с огромной скоростью и могут пронзить человека насквозь. Один из таких жуков летел к моему мальчику, и… пришлось сменить вот эту руку, но мальчика я укрыл. — Он помолчал, разглядывая свою руку, а потом продолжил: —А в другой раз, на…

Дробный стук в дверь прервал очередной рассказ о приключениях Дарика. Услышав стук, старик вскочил, мигом очутился у двери и распахнул ее.

Там стоял паренек с самой плутовской физиономией, которую я когда-либо видел.

Конечно, это был Дарик.