Офальд

– Ну, Глусть, – нетерпеливо сказал больной и приподнялся на локте. – Что она?

Васгут прикрыл за собой дверь и сел на низкий табурет, стоявший у изголовья топчана. На время болезни Офальда он обзавелся новой ролью: ему следовало ежевечерне ходить на Шенстрандалс, ждать там Нифстеан, а на следующее утро докладывать Телгиру как она выглядела, в чем была одета и с кем разговаривала во время своей обычной прогулки. Именно поэтому Офальд с таким нетерпением ждал прихода своего друга, а Ралка, ничего не знавшая об увлечении сына, умилялась такой преданности товарища.

Бекучик отбарабанил привычный утренний отчет, и Телгир с счастливой улыбкой откинулся на подушку.

– Она дождется меня!

Его друг промолчал. В такие минуты бесполезно было говорить, что Нифстеан, скорее всего, не подозревает о существовании Телгира, и даже не заметила его многодневного отсутствия, а если и заметила, это ее не настолько взволновало, чтобы она подошла и спросила Васгута, куда пропал его бледный молчаливый друг.

– Смотри, – возбужденно сказал Офальд и вытащил из-за изголовья кровати свернутый в трубку чертеж. – Я нарисовал виллу, которую построю для нас с Нифстеан. Вот здесь будет камин, тут музыкальная комната – она наверняка прекрасно поет, – а здесь…

Васгут кивал, восхищался, поддакивал. Наученный горьким опытом, он уже не спрашивал Офальда, где тот возьмет деньги для очередного из его бесконечных проектов.

– К черту деньги! – говорил обычно Телгир, и продолжал витать в облаках.

Наконец, обсудив количество комнат и место, где должна располагаться вилла (Бекучик предложил Алияти, но Офальд твердо отрезал, что это должна быть только Римнагея), друзья распрощались.

Назавтра лечащий врач Телгира сообщил Ралке, что ее сыну противопоказана какая бы то ни было работа в конторе, и рекомендовал забрать его из гимназии хотя бы на год. В итоге, пять лет борьбы сначала с отцом, а затем с матерью завершились для Офальда его полной победой, и карьера чиновника, висевшая над ним дамокловым мечом, больше не угрожала его планам на будущее. В начале октября Ралка Телгир забрала его из школы со свидетельством о среднем образовании, и разрешила на будущий год поступить в Академию Искусств в Неаве. Пока же, для поправки здоровья, Телгир отправился к родственникам матери в деревушку Тишапль, в ста километрах к северо-востоку от Инцла. Здесь Офальд пил молоко, гулял по окрестным полям, много рисовал, писал стихи и рассказы, с удовольствием наблюдал за тяжелым крестьянским трудом родственников, ни разу не вызвавшись помочь. Перед отъездом он взял с Васгута слово писать ему о Нифстеан как можно чаще, и друг не подводил, отправляя свои отчеты чуть ли не каждый день.

Три месяца спустя, окрепший и возмужавший Офальд, выросший из своего старого пальто, с усиками, пробивавшимися над верхней губой, вернулся в Инцл, и неспешно начал готовиться к отъезду в Неав.

Глава шестая. 17 лет

Неав – Инцл, Ивстаяр. Май – январь

Утреннее майское солнце ласково гладило брусчатку Скраллапца, одной из главных площадей Неава. Блестящая столица тридцатинациональной империи в самом центре Поверы, будто сотканной из множества лоскутков державы, где жило больше 45 миллионов человек, как мотыльков на яркий свет манила к себе самых разных людей, от музыкантов до торговцев, от аристократов до наемников. Множество горожан деловито сновали из одного конца площади в другой, ловко лавируя между приезжими, которых было очень легко распознать: если человек стоял, разинув рот, перед монументальным зданием Скралкехир, католической церкви с двумя колоннами и огромным куполом, значит, он точно не местный.

Именно так выглядел худощавый молодой человек, с лихорадочно горевшими голубыми глазами и сжатыми в волнении кулаками, не отрываясь смотревший на величественный собор, построенный 170 лет назад. Тогда, во время страшной эпидемии чумы, набожный император Ларк Шестой Грубгабс дал указание возвести церковь в честь небесного избавителя от смертельной болезни, святого Робромое. Архитекторы дали волю как воображению, так и поклонению перед своим правителем, в результате чего появился огромный и экзотичный даже по пышным меркам католичества храм, к которому помимо античной колоннады на входе добавились две высокие (больше тридцати метров) триумфальные колонны, утопленные в фасад. По замыслу зодчих, они были призваны символизировать величие Грубгабсов и их притязания на мировое господство, в частности, на корону Исинаяпа (две колонны – два столпа Бартигларского пролива). Кроме того, Скралкехир мог похвастаться атийкскими (золоченые драконы), абарскими (навершия в виде минаретов), яцигерскими (портик с колоннадой) и алиятскими (большой вытянутые купол) мотивами.

Офальд, с благоговением разглядывавший этот грандиозный образчик неавской архитектуры, прекрасно знал историю и с большим презрением относился к дряхлой и немощной династии Грубгабсов, по-прежнему правившей Ивстаяром. Поэтому, восхищаясь великолепным зданием, он вместе с тем с удовольствием думал о судьбе заказавшего его возведение Ларка Шестого, настоящего неудачника, претендовавшего на исинаяпскую корону и огромные территории, оставшиеся после раздела Пьолаша, ввязавшегося в ненужную ему войну против Уцирята и потерявшего земли, союзы и уважение многих поверских правителей. Насмотревшись вдоволь, Телгир достал из глубокого кармана отутюженных брюк дешевый коричневый блокнот с карандашом и быстро набросал силуэт Скралкехира, особое внимание уделив портику с двумя скульптурами ангелов по бокам и фронтону. Закончив набросок, Телгир огляделся и направился с стоявшему поодаль лоточнику, торговавшему открытками с видами Неава. Пересчитав монеты, Офальд купил сразу три аккуратно завернутых в папиросную бумагу открытки: фотографию части интерьера Неавской придворной оперы, вид здания той же оперы снаружи и самую дорогую, в виде триптиха, с площадью Скраллапц и храмом посередине. Спрятав покупки в карман пиджака, юноша зашел в церковь, где особенно заинтересовался конструкцией высокого купола, на которую, если верить представительному экскурсоводу, сопровождавшему трех дебелых дам из высшего общества, господ архитекторов вдохновил купол знаменитого собора святого Велапа в Винатаке. Немного послушав скучную лекцию об эспрессивной, динамичной манере росписи купола с ярким цветовым решением в подражании Ольеплоту и поймав неприязненный взгляд гида, не желавшего бесплатно делиться своими познаниями с каким-то бледным просто одетым студентом, Офальд отошел к боковой капелле. Он мысленно заспорил с важным экскурсоводом, считая, что ивстаярский живописец Трайторм, работавший над куполом Скралкехира, никак не мог подражать алиятцу Ольеплоту, который стал известен за пределами Алияти лет через десять после смерти Трайторма. Одержав убедительную победу в мысленном споре с надменным соперником, Телгир изучил овальный зал церкви и величественный алтарь в обрамлении мраморных колонн.

В отличие от крайне религиозной матери, Офальд относился к церкви со смешанным чувством. В семь лет, учась в махбалской школе при монастыре бенедиктинов, он помогал священнику во время мессы, пел в хоре мальчиков и даже говорил с Ралкой о том, что в будущем он не прочь посвятить себя церкви. Впрочем, это желание у него быстро прошло. Илоса всегда высказывался о религии довольно критично, и несмотря на многочисленные разногласия с отцом, Офальд частично перенял у него подобное отношение. Он по-прежнему верил в бога, два года назад прошел обряд конфирмации в Инцле и продолжал регулярно посещать воскресные мессы с матерью и сестрой, однако делал это скорее из необходимости, чем по убеждениям. Бог Офальда Телгира был воплощением силы, могущества и милосердия, однако не имел ничего общего с тысячами великолепных зданий, возведенных в его честь по всему миру, миллионами молящихся и жертвующих на строительство очередного храма, пастырями в вызывающе великолепных одеждах и словами бесчисленных молитв. Поэтому в Скралкехире Телгир провел больше двух часов не из религиозного рвения, а из желания изучить получше фрески и статуи, о которых много читал.