Страница 12 из 109
Что ж, эта лаборатория уже не напоминала ночлежку бомжа-эксцентрика, как прежнее логово Гамильтона. Тут уже было нормальное оборудование, нормальный свет, нормальные столы и нормальная мебель.
А ещё цветы в колбах и метеориты. Вот из-за последнего обстоятельства меня совершенно не тянуло заходить внутрь. Я осторожно привалился плечом к дверному косяку на входе, сложил на груди руки и состроил «морду лица» «по-кирпичнее».
- Профессор Гамильтон, - после приветствий и рукопожатия начал Лекс. – Я вынужден закрыть программу исследований метеоритов.
- Как закрыть?! – опешил нечёсаный негр Гамильтон. – У меня же только появились результаты! Я на пороге прорыва в науке!
- Пострадали люди. Появились не результаты, а жертвы! – построжел Лютер.
- Жертвы в науке неизбежны, - отмахнулся тот. – Что значат одна-две жизни в сравнении с прорывом в науке? С миллионами и миллиардами спасённых?
- А если одна из них ваша? – пристально на него глядя, поинтересовался я. И уверен, взгляд в этот момент у меня был очень нехороший.
- Почему моя? – как-то сбился с мысли Гамильтон.
- Потому, что если мой отец умрёт, я тебя сожрать все эти цветы заставлю. В один присест и без хлеба. Мы поняли друг друга? – прищурился я.
- Да вы кто такой, вообще?! – начал яриться он. – Лекс, кого ты привёл ко мне?! Мы так не договаривались…
- Это сын Джонатана Кента, который был отравлен вашим «Никадемусом», Профессор. Он пришёл сам. И я бы, на вашем месте, не стал кричать на владельца миллиардного фонда, который может стереть вас в пыль движением одного пальца, - хмыкнул Лютер и сделал демонстративный шаг в сторону.
- У тебя двадцать четыре часа, чтобы разработать лекарство, Гамильтон. В противном случае ты окажешься один на острове без источника пресной воды, в кампании со всей своей «оранжереей». Я предупредил, - сказал, отлип от дверного косяка и вышел.
- Знаете, Профессор, что самое интересное? – мой прогрессирующий слух донёс до меня голос Лекса.
- Что? – нервно спросил его Гамильтон.
- То, что он это с вами действительно сделает. И никто на этой планете вас не защитит. Так что, мой вам совет – не теряйте времени. У вас и так его осталось… двадцать три часа, пятьдесят девять минут. Парень до крайности пунктуален.
***
Забрать из лаборатории весь «криптонит», а затем унести его в горную пещерку – секундное дело. Но что дальше?
Когда Гамильтон в срочном порядке собрался и куда-то уехал, я не стал его преследовать. Это не имело смысла: сбежать он от меня всё равно не сможет, так же, как и спрятаться. Островок соответствующий мной давно уже найден…
Вот только это будет сознательное убийство. В тех условиях, что я ему описал, у него нет даже теоретического шанса на выживание. Причём, смерть его будет долгой и мучительной… если он, конечно, не нанюхается своего «Никадемуса», тогда да – наркотический кайф, жар, горячка, кома и смерть без возвращения в сознание.
Сознательное убийство человека… Пойду ли я на это? Способен ли на такое?
Прокручивая в голове такие вопросы, я стоял в очищенной от осколков метеорита и их производных лаборатории Гамильтона и рассматривал оживлённые им цветы. Красивые. Даже и не подумаешь, что такие смертоносные… Раскрытие подавляемых желаний, «снятие тормозов»…
Помнится, как раз пару дней назад Хлоя бегала по школе и приставала ко всем с «опросом». И в нём как раз был такой: «Ваше сокровенное желание. Если бы вас ничто не сдерживало, что бы вы сделали?». Лана тогда отшутилась, сказала, что «Влезла бы на мельницу на поле Чендлера». Оттуда, мол, видно Метрополис, а у неё не хватает духу проверить. Я же отмолчался, перевёл тему разговора… Но вот запал мне в голову этот вопрос. Действительно, что бы я сделал, если бы меня ничего не сдерживало?
И сдерживает ли меня вообще что-то? Я ведь, по факту, и так творю, что хочу, редко на кого-то или что-то оглядываясь, практически не задумываясь о последствиях. Как говорится: «живу начисто». Совершаю ошибки, исправляю ошибки, делаю глупости, принимаю решения…
Решения… Убью ли я Гамильтона, если он не найдёт лекарства?