Страница 6 из 20
Юля распрямилась, встала на ноги. Медведь тоже поднялся на задние лапы и надвигался, смертоносно скаля пасть. Ещё мгновение— и перекусит горло.
Юля зажмурилась, задержала дыхание. Перед глазами встала Сонечка – не та неудержимая попрыгунья, что лежала в больнице, а безмятежная, совершенно мертвая Сонечка. Единственная и последняя, кто в этой жизни любил Юлю.
Медведь гигантским прыжком бросился на Юлю, но она опередила его.
Черное зеркало воды вновь разбилось вдребезги.
Слизни на лице уже не пугали. Пугала первобытная тишина.
Юля боялась пошевелиться – он здесь, он рядом, он наблюдает, ждет, трепещет. Но ни шипения, ни шелеста, только тихий-тихий хруст маленьких косточек под Юлиной спиной.
С вершины кургана бурдюк не виднелся, значит, придется спуститься к ручью. Юля пошевелилась – чей-то череп скатился с горы. Снова прислушалась – снова тишина. Неужели Змей уполз в свою нору?
Юля подняла голову: в прошлый раз заметила, что из стен и купола торчат корни, с которых капают вниз слизни. Скользкие корни, но если за них ухватиться, то можно проползти. А трясина не глубокая, да и сквозь нее просачивались корневые нити. Главное – забраться повыше, тогда Змей не достанет.
Что-то гладкое и влажное скользнуло вдоль Юлиной шеи и с размаху ударило ее в спину с такой силой, что она кубарем полетела по костям вниз. Чьи-то маленькие ребрышки вонзились в ее ладони и плечи, чудом удалось спасти лицо. Когда падение закончилось, Юля оказалась на берегу ручья и увидела бурдюк – он лежал прямо перед ней.
Змей не спешил. Он обогнул Юлю, приподнял голову, отрезав путь назад, к кургану. Алые глаза полыхали жаждой и голодом. Розовая пасть распахнулась, черный язык вылетел из нее и оставил на Юлиной щеке липкий след. Змей радостно зашипел.
Дрогнул воздух – что-то попыталось схватить Юлю за спину, совсем как в прошлый раз. Когти вспороли футболку и кожу на боках, кровь напитала края белой ткани. Но медвежья лапа не могла как следует схватить ее, и Юля, скользкая от крови, полетела из когтей обратно к Змею.
«Ну вот теперь всё», – поняла Юля, когда белые клыки нависли над ней за секунду до смерти.
Но тут черная тень рухнула Змею на голову. Сквозь туман боли Юля с трудом различила: нет, не медведь – мальчишка! Вцепился Змею в глаза, болтается на скользкой морде. Надолго ли хватит ему сил?
Юля поднялась, ее шатнуло – ноги не выдержали. Змей сбросил мальчишку, выкинул вперед хвост, обернул хрупкое тело, сжимая, сдавливая в смертоносных объятиях.
«Вставай! – велела себе Юля. – Встань и иди! Ты нужна, ты нужна, ТЫ нужна!»
С растревоженного кургана катились кости. Юля подхватила одну из них, с острым обломанным краем. Хотя бы попытаться…
Мальчик уже не кричал, только сипел, синея на глазах.
Кость проткнула мягкую шкуру Змея, кольца распустились, мальчик свалился на землю и зашелся в приступе удушающего кашля. Змей обернулся, бросился на Юлю, а она вновь занесла кость.
Подбородок у Змея оказался мягче шелка. Кость вспорола его, и на Юлины руки хлынула голубая кровь. Она хлестала и хлестала, пока алые глаза Змея не застыли, а тяжелые чешуйчатые кольца не легли вокруг Юли неподвижной цепью.
Змеиная кровь смешивалась с человечьей и стекала по Юлиному животу. Кто-то – конечно, мальчик – подхватил на руки ее слабеющее тело.
– Потерпи, Юленька, – попросил мальчик.
…а ведь он всегда звал ее именно так.
Вода журчала у самого уха, успокаивая и холодя щеку. Юля приоткрыла глаза – все то же подземелье, все тот же ручей. Только боли нет.
Кто-то держал ее за руку. Она повернула голову, узнала.
Он повзрослел, возмужал, но глаза – светло-бирюзовые, с желтым пятнышком – остались теми же. Он улыбнулся совсем как пятнадцать лет назад, мягко и успокаивающе, и Юля наконец разглядела их с Лешим сходство.
– Как?.. – только и вырвалось у нее, но ответы пришли сами, без слов.
Ручей залечил ее раны – живая вода свое дело знала. А медведь стал тем, кем был. Как монетка, сверкавшая на дне, а наверху тусклая от патины, ее друг из Лешего обратился в себя прежнего. В того, каким он умер здесь, прежде чем стать лесным духом.
– Так это не ты, – протянула Юля, сжимая его руку в ответ, – а тебя…
– Это место, – мальчик обвел взглядом берег и ручей, – не просто топь. Когда Леший на покой уходит, заманивает сюда путника и ждет, пока тот со Змеем сразится. Коли заборет Змея, значит, силен приемник и не опасно ему лес доверить. Тогда-то Леший сам следом прыгает, раны наследника живой водой исцеляет и о последнем желании спрашивает. Вот и меня спросил, а я загадал…
– Чтобы я тебя не забыла, – ахнула Юля.
– Нет, – покачал головой мальчик. – Чтобы я тебя не забыл. Мы ведь ваших лиц не помним, все – как одно, туман болотный. Тот, предыдущий Леший, меня остерег, что коли я твое лицо запомню, то остальные – забудут. А коли передумаю – сам должен отказаться и проклятие снять. Ты прости меня, Юленька. Жутко мне было одному остаться, и я за собой тебя потащил… Много раз признаться хотел, да не находил духу. А сегодня, как услышал, что ты ради какой-то человечишки готова с жизнью распрощаться, понял – пора. Да ты не думай, я ж точно знал, что тебя по первому писку вытащу.
– Ну да, вытащил… – горько усмехнулась Юля.
– Это потому, что я перекинулся со злости, а обратно никак, только если в болото. Ты как ляпнула, что во мне ни души, ни сердца… Испугался я, что так оно и есть.
Юля и впрямь ему поверила – не стал бы он рисковать, если б уверен не был.
– Но если ты Змея убил, то это тогда кто? – указала она на неподвижное чешуйчатое тело.
– А ты сама посмотри. – Мальчик кивнул туда, где дрожал голубой огонек.
Юля сощурилась, вгляделась внимательно: свечение окутывало некий овальный предмет. Это же…
– Яйцо, – догадалась Юля.
– Вылупится новый Змей, отсчет заново пойдёт. Понимаешь, что это значит?
Юля покачала головой.
– Ты можешь мне парой стать – женщины еще никогда отсюда живыми не выбирались, ты первая. Будем с тобой вместе лесом заправлять, следить за порядком. Дело-то почетное, хоть и непростое. Только решить сейчас надо, покуда скорлупа змеиная еще целехонька…
Юля молчала. Все это время он был здесь, он знал, он помнил. И чего-то, наверное, ждал. Ждал, что и она вспомнит его.
– Нет, – она взяла его за руку, – если соглашусь, кто живую воду Сонечке принесет?
– Но ведь ты сказала… Лучше умереть, чем одной…
– Так ведь я теперь и не одна, – улыбнулась Юля.
Мальчик крепко сжал ее ладонь, напряженно вглядываясь в голубоватый мрак. О чем он думал? Жалел ли, что признался? Как жил все эти годы с ней рядом?
Она все спросит, все выяснит. Позже. Обязательно.
…а ведь когда-то никто, кроме него, не был нужен.
Сонечка плакала. Пузатая сумка занимала всю табуретку, сверху восседал плюшевый слон. Юля делано улыбалась, большими пальцами ловя крупные прозрачные слезы на Сонечкиных щеках.
– Я буду приходить, по четвергам и субботам, как договорились! – в который раз пообещала она.
– Обязательно.
– И ты должна побывать у нас в гостях! Мама с папой очень обрадуются!
Юля механически кивала. Родители Сонечки, наверное, очень удивятся, когда к ним домой заявится незнакомая тетка, которую они в первый раз видят. Да и Сонечка, вероятно, забудет о санитарке, с которой провела две недели своей жизни. Таких коротких и таких важных.
– Звони мне. – Сонечка обняла Юлю, повисла на шее приятной тяжестью. – И я тебе буду звонить. И Дрёмушку не забывай кормить, ладно? Пусть другим тоже снятся хорошие сны!
Мир вдруг поплыл странными радужными кругами. Юля вроде бы моргала, но никак не могла смахнуть наваждение: палата переливалась, неожиданно громко и звучно запели птицы, лавандовый дух окутал, словно на цветущем лугу. И так ей стало хорошо, так уютно, как в детстве, за тощей спиной Лешего, самого лучшего друга в мире…