Страница 13 из 14
– Небесные лодки, – сказал Геймлпар. – Из Дворца Боли. Они летят за оставшимися в деревне людьми.
Мы пошли быстро, но так, чтобы старик поспевал. Вскоре город скрылся за холмами. Мы остановились, лишь когда уставший Геймлпар приотстал. Спрятавшись в очередной купе низкорослых деревьев, мы не шевелились.
Должно быть, мы прошли с десяток километров «наружу». Подкрался туман, но эта влага не утолила нашей жажды. Сон не шел ни к кому.
Однако лодки так и не прилетели за нами. Корабли не приземлялись, и я понятия не имел, что случилось с людьми в деревне.
Когда сошла тень, туман поднялся. Дождя не последовало, и вскоре почва стала сухой, как старые кости. Геймлпар молча страдал от боли в суставах, вызванной ночной сыростью и холодом.
Что думает таящийся в нем дух о своем старом примитивном сосуде? Наверняка он – или она, или оно, кто знает? – мечтает о более молодом и крепком вместилище. Но морщинистое лицо старика лучилось отвагой, какой я прежде за ним не замечал.
Мы с Винневрой предложили Геймлпару помощь, но он отказался и, опираясь на палку, поднялся на ноги. Затем помахал ею, разминаясь, и двинулся вперед, далеко выбрасывая больную ногу. Мы следовали в паре шагов, позволяя старику идти с чувством достоинства. Да я и не спешил узнать, что подняло столько пыли у стены.
За сутки пути мы нашли лишь несколько сухих, грязных ягод, от которых у меня заурчало в животе. Жажду утолять могли лишь утренней росой с камней, листьев и травы. Земля была похожа на выжатую губку: ни ручьев, ни рек.
На третье утро уже и росы было чуть-чуть. Холмы стали более высокими и изрезанными, некоторые поднимались на несколько сот метров и были усыпаны камнями. Высоко вверху кружилась пыль. Мы шли между холмами, огибая растрескавшиеся валуны и колючие конусовидные деревья. Над головой плыл легкий туман, смешанный с пылью. Тут и там пролетали мелкие птахи, но для них в небе не было пищи, как и для нас на земле.
Между холмами и деревьями вихрился и свистел ветер.
Следующим утром туман принес не столько влагу, сколько пыль. Мы шли практически вслепую, но спустя час после рассвета грязный туман рассеялся, оставив рваные клочья, и Винневра, по-прежнему ведомая своими гейсами, чуть не перешагнула через осыпающийся край скалы.
Я грубо схватил ее за руку. Зашипев, она попыталась вырваться, но, увидев, куда шла, ахнула и отбежала назад. Геймлпар оперся на палку и глубоко задышал, издавая мычание, похожее на песню. Ее слов я не понимал.
То, что лежало перед нами, не напоминало ни долину, ни каньон, ни речное русло. Это был самый глубокий и уродливый ров из всех виденных мною.
Старик закончил песню и простер руку, хватая воздух скрюченными пальцами, как будто пытался выловить из него разгадку.
– Земля здесь тянется, как подсыхающая грязь, – сказал он. – Это что-то новое. Мне не нравится.
Геймлпар отошел и присел на корточки в тени крупного валуна.
Мы с Винневрой осторожно приблизились к краю обрыва, преодолев последние несколько метров на четвереньках. Грязь и камни опасно срывались под руками. Я попытался прикинуть, насколько глубок и широк ров. Ни его дна, ни нижнего края противоположной стены не было видно.
Грязный туман полз вдоль рва, словно нечистая бесполезная река.
– Хочешь, чтобы мы спустились? – спросил я Винневру. – Туда ведут твои гейсы?
Она угрюмо посмотрела на меня.
– Там, в этой пыли, определенно что-то движется, – добавил я.
– Что?
– Животные, наверное. Стадом идут, как антилопы гну.
Она тщетно попыталась выговорить словосочетание.
– Кто это?
Я описал их и рассказал, что на Эрде-Тайрине видел, как стада антилоп поднимают огромные облака пыли и пытаются преодолеть широкие реки, где многие животные тонут в воде или гибнут в зубах крокодилов. В детстве я сидел у реки и наблюдал, как на другом берегу ягуары и саблезубы терпеливо поджидают уцелевших гну, в то время как утонувшие уносятся течением, чтобы стать пищей для крокодилов и рыб. И все же копытные значительно превосходят числом хищников, поэтому немало антилоп достигают мест назначения.
Тем временем солнечный свет согрел туман, и я смутно разглядел дно рва. Геймлпар был прав: земля отошла от огромной серо-голубой стены, оставив склон, покрытый мелким щебнем, а за ним – почти километр обнаженного основания. Толщину слоя земли Ореола было легко оценить: она составляла восемьсот-девятьсот метров. В относительном смысле ненамного толще слоя краски на стене дома.
Я вспомнил подругу моей матери, вместе с которой она занималась шитьем. У подруги жил серый попугай, болтавший так же хорошо, как и я (тогда я был ребенком). Чтобы развлечь птицу, мамина подруга устроила в ее большой плетеной клетке миниатюрный лес из старых веток, вкопанных в неглубокий слой земли. Точно так же Библиотекарь или какой-нибудь другой Предтеча поместили на внутренней поверхности обруча почву, деревья и животных, чтобы мы чувствовали себя как дома. Иллюзия, совсем как лес попугая.
Я прогнал это из мыслей и сосредоточился на том, что видел и знал. Внизу что-то двигалось. Это были не животные, а десятки тысяч людей, шагающих по голому основанию и по склонам из обломков на запад.
Несколько минут мы с Винневрой наблюдали за толпой, ошеломленные царящей тишиной и уверенным всеобщим движением. Люди идут туда, куда указывала Винневра? Неужели маяк в городе, если это маяк, передает настолько старое сообщение, что оно утратило смысл? Или люди потеряли ориентацию, очутившись во рву, и теперь просто бредут туда, куда ров ведет?
Вскоре по теням, реявшим в дымке, словно знамена, я опознал предметы, которые мне точно не хотелось видеть: десять боевых сфинксов. С такого расстояния они казались настолько бледными, что почти сливались с пылью. Сфинксы кружили над толпой, то ли подгоняя ее, то ли присматривая за ней.
Я указал на них Винневре. Девочка тихо застонала.
Сзади подполз Геймлпар.
– Тише! – Он наклонил голову. – Слушайте!
Сначала постоянно дувший в спину ветер помешал мне что-либо расслышать. Но вот он утих, и я уловил отдаленный низкий гул. Винневра тоже услышала, ее лицо просияло.
– Вот звук места, куда мне нужно идти, если случится беда! – заявила она.
– Они идут на этот звук? – спросил я.
Геймлпар еще немного прополз вперед, медленно повернулся и посмотрел на меня:
– Что об этом говорят старые духи?
– Они молчат, – ответил я.
– Ждут своего часа, – сказал Геймлпар. – Если духи захотят взять верх, будет настоящая война.
Об этом я не подумал.
– Такое уже бывало с тобой?
– Еще нет. Сражайся с ними, если хочешь. – Он перенес вес с больной ноги на здоровую, затем поднял палку и ткнул ею в направлении источника звука. – Ни моста, ни пути вниз – так что и выбор невелик, да?
Винневра согласилась. Мы шагали, держась подальше от обрыва, пока нас не поглотила ночная тень и не взошли звезды. У меня свербела мысль, не было ли в той толпе Райзера.
– Они идут в хорошее или плохое место? – спросил я Винневру.
Она отвернулась и буркнула:
– Я не знаю.
Мы остановились отдохнуть. Я ощущал вновь пробудившееся сильное любопытство старого духа, и вместе мы изучали звезды. Обретя новую жизнь внутри меня, лорд-адмирал был настолько обескуражен переменами, случившимися с момента его, как я полагал, насильственной кончины, что обычно держался на заднем плане, похожий на задумчивую тень. Даже не знаю, что я предпочитал больше: его молчание или раздражающие попытки восстать и понять, что он может сделать. Контролировать меня он не мог, поскольку был слаб, как спеленутый младенец, но мало-помалу набирался сил. Моя реакция на это была сложной. Я беспокоился о том, что может случиться, и гордился всплесками воспоминаний о битвах между людьми и Предтечами, особенно о победах. Я разделял боль и потрясение лорда-адмирала, узнавшего о нынешнем могуществе Предтеч, о той судьбе, на которую они обрекли людей после завершения древних войн. Но особенно сильно его обескуражила наша слабость – наша разобщенность и разнородность.