Гнев Империи I

— Не просто мертвый, Валентина Сергеевна. А ПЕРВЫЙ мертвый священник за всю историю страны. До этого момента лишь в Поднебесной смогли убить одного, и то это было… — старик задумался. — Лет триста назад, кажется?

Валентина понятия не имела, когда был убит тот священник, но этот сулил огромные проблемы. Священники считались практически бессмертными. Их многие пытались убить, но это было непросто. Они обладали силами подклятвенных и убийц магии одновременно. Они могли не обращать внимания на раны, которые смертельны для людей, а одно их присутствие лишало Детей Хлада сил.

Но несмотря на всё это, к счастью для всех, священникам не было дела до людей. Их интересовали лишь хагга и реликты, за которыми они охотились. Не то что бы им были рады, но между властью и священниками существовало что-то вроде мира. Они не лезли в дела Империи, а Империя не лезла в их дела.

— Важнее то, что они будут делать.

— Вести расследование, что же ещё? — хмыкнул Рубцов. — Но не стоит об этом сильно переживать. Всё, что они найдут — группу хагга. И даже если они сообразят, что это не они, другие следы уже будут стерты.

— Мне бы вашу уверенность…

— Больше веры, Валя… Больше веры… Меня больше интересует вопрос Марии Старцевой.

— Верно. Как она может быть жива? Неужели Беспалов каким-то образом смог её выкрасть и подделать заключение о смерти?

— В том-то и дело, что нет, — прищурился Рубцов. — В том, что Мария Старцева мертва, нет никаких сомнений. Быков был на подтверждении, а этому человеку я доверяю как самому себе.

— Тогда кто перед нами? «Какой-то перевертыш?» — спросила Валентина, с любопытством оценивая женщину.

— Может быть, но меня удивляет её осведомленность. Я задал ей несколько вопросов по дороге, и посторонний человек не мог знать ответов. Дмитрий тоже подтвердил, что она осведомлена о довольно личных вещах.

— В таком случае… несколько месяцев назад убили вовсе не Марию Старцеву, а кого-то другого? Кого-то, кто выглядел как она?..

— Да, такая точка зрения имеет место быть, но вместе с тем она вызывает другие вопросы. Но не волнуйтесь, Валентина Сергеевна, мы обязательно докопаемся до истины.

Настроение у меня было довольно неплохим. С легкой руки Рубцова мне выдали новый комплект одежды, дали помыться и поесть. Матушка тоже выглядела гораздо лучше. Она все ещё выглядела болезненно, но ванна и хорошая теплая одежда немного это скрашивали. По крайней мере теперь её вид гораздо больше сходился с видом из тех обрывков воспоминаний, которые таились в глубине моей черепушки.

Вот в такие моменты я понимаю, что во мне гораздо больше Дмитрия Старцева, чем можно было подумать. Обрывки воспоминаний, чужие чувства и эмоции — все это никуда не ушло. Они встроились в мою новую личность и слились с ней. Процесс был далеко не мгновенным, и в первые минуты моего появления в этот мир я даже имени сестры не знал, а теперь мог даже припомнить несколько обрывков из прошлого с её участием.

— Не могу поверить, — в который раз сказала мама, смотря на меня. — Ты так изменился, так возмужал… Не верится, что это действительно ты. Сейчас ты так похож на своего отца… Такой же решительный и мужественный.

Она смотрела на меня с такой нежностью и любовью, что мне было немного неловко.

— Так что случилось тогда, три месяца назад? Как ты оказалась в плену?

— Я… Я не очень хорошо помню, Дима. Прости… Я помню, как твоего отца схватили, как господин Солновецкий предлагал мне его освободить, и что я согласилась. Мы должны были встретиться, а затем… ничего. Помню, что пришла в себя в клетке.

— Ладно, все в порядке, — успокаивающе сказал я ей. — Теперь ты в безопасности. Я никому не позволю причинить тебе вред. Обещаю.

Мать кивнула и взяла меня за руку. Та казалась такой хрупкой и слабой…

— Ох, какие все-таки люди сентиментальные… — пробормотал Баюн, продолжая вылизываться на окне. Он выглядел все так же плохо, но теперь был размером с обычного, ну может самую малость крупнее, кота.

— Не то, что ты, — хмыкнул я.

— Не то, что я, — подтвердил он. — Пожрать бы лучше дали.

— Тебе дали.

— Хлеб и мелкий кусок засоленной курицы? Это даже не смешно. Я провел больше года в клетке. Чтобы восстановиться, мне нужно сожрать штук… десять человек. Может четырнадцать. Ночью я пойду…

— Ты будешь жрать того, кого я скажу, — твердо решил я.

— Вот ещё. Я…

Но кот тут же осекся, взглянув в мои глаза.

— Да, хозяин, как вам будет угодно…

— Почему он называет тебя хозяином? — удивилась матушка.

— За спасение. Даже коты-баюны, злые и страшные, будут верно служить своему спасителю, — особенно если ты припер его к стенке и заставил заключить контракт с божеством, в случае нарушения которого я сожру его душу. — Верно?

— Верно… — без особой радости подтвердил зверь.

В этот момент дверь отворилась, и на пороге показался Рубцов, правда в этот раз без сопровождения своей помощницы.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? — улыбнулся он нам.

— Да, Виктор Степанович. Большое спасибо за все, что вы для нас делаете, — поблагодарила его мать. — Вы даже представить не можете, как много это для нас значит.

— Ну что вы, это моя работа.

— Что теперь? — прямо спросил я его. — Вы нашли мою мать, хотя она должна быть мертвой. Этого достаточно, чтобы прижать Беспалова к ногтю?

— Беспалова? Едва ли… Вряд ли даже Орлову что-нибудь будет.

— В смысле? — разозлился я, и мне вторил зашипевший кот. Рубцов тут же скривился и невольно отступил на шаг назад, почувствовав угрозу. Не мудрено, тут находится сразу два существа, способных разорвать его на куски, и оба не слишком рады полученным известиям. — Он держал в клетке мою мать! Три сраных месяца!

— Они пытали меня! Они пытали других! — рычал кот. — Они разделывали нас словно скот!

— Ох… — Рубцов устало вздохнул и примирительно поднял руки. — Послушайте, я буду говорить с вами прямо. По закону преследование реликтов не возбраняется. Нет ни одного указа или императорского поручения, что их защищает, но есть те, пусть и старые, что направлены на их истребление. Охота и убийство любых потенциально опасных реликтов, понимаете? А вы, господин кот — реликт. И судя по всему, крайне опасный. В иной ситуации я бы сразу вызвал красных священников по вашу душу.

Кот зарычал еще более злобно, и я ощутил, какой кипучей яростью от него пахнуло.

— Спокойнее, — приказал я ему. — Он этого не сделает, я прав?