Маги

Нарайяна пододвинул кресло и сел. С минуту взор его задумчиво блуждал по окружавшим его предметам. При свете семи свечей Супрамати заметил, что красивое лицо его предшественника носило следы крайнего утомления; зато выражение адской злобы и небольшие красные рожки, выглядывавшие прежде из массы черных, как вороново крыло, волос, совершенно исчезли. В данную минуту Нарайяна имел вид вполне живого человека.

Обернувшись к Супрамати, Нарайяна сказал полунасмешливо, полугрустно:

– Когда ты меня видел в последний раз, то в силу страдания я был очень отвратительным и злым существом. Да… Никакие слова не в силах передать тот ад, который я перенес! Я, несомненно, много грешил, но для человека с моим характером было страшным искушением жить сотни лет, будучи вооруженным удивительным и ужасным могуществом, ставившим меня выше всего человечества. Счастлив ты, Ральф Морган, что в твоих жилах течет спокойная кровь, а в сердце живет сильная любовь к науке. Ты высоко поднимешься по лестнице знаний, и века увенчают твое чело звездой мага! Я же оставался рабом плоти, игрушкой своих разнузданных страстей, а в пространстве сделался рабом первоначальной материи, которая вливала потоки жизни во флюидические жилы моего астрального тела. Ты сам видел, как низко я пал. Сознание такого падения заставляло меня почти столько же страдать, сколько и физическая боль, терзавшая мое астральное тело. Тем не менее, я не напрасно обладал обрывками знаний, дисциплинированной, отчасти, волей и друзьями, среди которых был и старик, которого ты видел в гроте предков. Поддерживаемый ими, я принялся за работу, чтобы очиститься и хотя бы несколько искупить причиненное мною зло. Ты сам видишь результаты моих усилий. Я все еще остаюсь страждущим духом, но уже не нуждаюсь больше в пище, и мне не нужны материальные наслаждения. Крест Нары уже не заставит меня отступить. Но, кстати, о моей экс-супруге. Счастлив ли ты с ней?

– Для меня – она ангел!

– Тем лучше! В отношении меня она всегда была неблагодарна и бессердечна. Уж, конечно, она не подарила бы мне этого часа беседы! Право, я бесконечно благодарен тебе, что ты материализовал меня в этом кабинете, полном воспоминаний. Мне почти кажется, что я все еще владелец этого дворца.

– В моих глазах ты и остался им! Мне хотелось бы доказать лучше, чем этой безделицей, мою тебе благодарность.

– Если ты действительно желаешь сделать мне приятное, Ральф, или скорей Супрамати, как все теперь зовут тебя, то не откажи мне и оставь здесь одного на четверть часа помечтать и отдаться воспоминаниям, будто я все еще принадлежу к этому миру.

Сидевший в кресле Супрамати тотчас же встал.

– Я немедленно же оставляю тебя одного! Побудь здесь, Нарайяна, и считай себя хозяином этих комнат, еще полных тобой.

Супрамати сделал дружеский знак рукой и ушел в спальню, дверь которой запер за собой на ключ. Он не заметил странного и насмешливого выражения, вспыхнувшего в глазах призрака.

Но не прошло и нескольких минут со времени ухода Супрамати из кабинета, как противоположная дверь, ведущая на половину жены, быстро отворилась и в нее поспешно вошла Нара. Она была, видимо, чем-то взволнована и испугана.

– Что ты наделал! – вскричала она, подбегая к мужу и хватая его за руку. – Ты материализовал Нарайяну и оставил одного в кабинете? Разве можно делать такие безумства! Это непростительно! Ведь ты не профан, который забавляется, сам не понимая, что делает…

Супрамати с недоумением смотрел на нее. Не дожидаясь ответа, она бросилась к двери кабинета, но та в эту минуту открылась, и на пороге ее появился Нарайяна. Черные глаза его пылали, на губах блуждала гордая и торжествующая улыбка, а на бледных щеках выступил легкий румянец. Чудная красота его явилась в полном блеске.

Смущенный Супрамати с восхищением смотрел на него и не понимал причину гнева Нары; не понимал, какая беда может произойти от простой материализации или от желания духа остаться на несколько минут одному в комнате, где он так долго жил.

Но взгляд, брошенный случайно в кабинет, заставил его вздрогнуть. В стене, напротив которой сидел Нарайяна, оказывается, было отверстие, о существовании которого Супрамати не подозревал, а на столе стояла открытая шкатулка, очевидно, вытянутая из тайника. Рядом со шкатулкой лежал флакон с золотой пробкой, содержавший в себе первоначальную материю. Дерзкий дух осмелился воспользоваться ею…

Супрамати побледнел. Но он не успел вымолвить ни слова, как Нарайяна смерил Нару насмешливым взглядом и сказал:

– Ты явилась слишком поздно, чтобы помешать мне, моя прекрасная экс-супруга! Несмотря на всю твою необыкновенную предусмотрительность, ты забыла предупредить Супрамати, сердце которого века не успели еще иссушить, как твое.

– Ты сам оказал себе плохую услугу, но твое легкомыслие положительно неисправимо, – ответила Нара, хмуря лоб.

– Не тревожься, я сам и буду нести последствия моего смелого поступка, а супружеские бури уж больше не страшат меня. К тому же, твои чары потеряли надо мной всякую власть, – насмешливо заметил Нарайяна. – Итак, успокойся, жестокая и очаровательная Нара: я не потребую никакого наследства, даже

тебя. Тебе лучше, чем кому-нибудь, известно, как мне тяжело будет теперь всякое сношение с людьми. Поэтому я удаляюсь во дворец на юг Гималаев и никого не буду беспокоить.

Нара пожала плечами и отвернулась, а потом вышла из комнаты, бросив мужу:

– Глупец! Трижды глупец!

– Не огорчайся, что я стоил тебе такого почетного титула, мой бедный друг и наследник. Ведь я один только слышал его. К тому же, в былое время меня награждали еще энергичней; но со стороны красивой женщины это пустяки! – с громким смехом вскричал Нарайяна.

– Ах, ты положительно неисправим! – сказал Супрамати, невольно смеясь.

Затем уже серьезным тоном он спросил:

– Что ты сделал?

– Только то, на что имел право: я воспользовался первоначальной материей, которую завещал тебе. Ты же не обеднеешь от нескольких капель, которые я истратил.

– Полно, Нарайяна. Все, что принадлежало тебе, так и остается твоим добром. Я ничем не воспользуюсь. Самый же драгоценный твой дар – посвящение – останется при мне.

– Ты хороший и честный человек, Супрамати! – дружеским тоном ответил Нарайяна. – Но знай, что я не нуждаюсь в земных благах, которые завещал тебе.

– Во всяком случае, все находится в твоем распоряжении. Только не думай, пожалуйста, что я сожалею о твоем воскрешении.

– Я знаю. Но пойми, Супрамати, что я не стал обыкновенным человеком, я – амфибия, вошедшая через обе двери в невидимый мир. Так, я не могу употреблять обыкновенные блюда, а должен питаться особой пищей, которая почти что ничего не стоит. Я просто приобрел способность не разлагаться благодаря первичной эссенции, которая одарила меня волей или жизненной силой, оставаясь в то же время духом. Так я, по желанию, могу быть видимым и невидимым. Сейчас я докажу тебе это.

Нарайяна взял Супрамати за руку и почти тотчас же исчез. Как тот ни оглядывался, он всюду встречал прозрачный воздух, а между тем продолжал чувствовать крепкое пожатие пальцев Нарайяны. Наконец, тот снова сделался видимым, явно восхищенный удивлением и недоумением молодого мага.

– Тебе еще неизвестны многие тайны, так как ты изучил только первые области науки, но изучил их, надо признаться, весьма последовательно; хотя явления, какие можно получить при помощи первоначальной материи, тебе почти совершенно неизвестны. Их разнообразие положительно бесконечно, так как этот агент с такою же легкостью сплачивает молекулы, как и рассеивает их. С четвертой частью того, что еще заключается в этом флаконе, ты можешь воскресить целое кладбище. Только это не будет то, что я сделал. Я привлек только из пространства некоторое количество молекул, которые гарантируют мне компактность, необходимую для получеловеческой жизни, лишенной, впрочем, всяких плотских неудобств. Такую жизнь я предполагаю вести в прекрасном дворце, расположенном в Гималайских горах. Этого дворца ты не видел еще, но надеюсь, что навестишь меня там. Ты же, несмотря на свое бессмертие, чувствуешь тяготы материального тела и нуждаешься в тысяче вещей для своего комфорта, перемещения и прочее. Если ты не можешь умереть от голода, то все-таки должен чувствовать разные другие неудобства, от которых я избавлен.