Диссертация

И достала, сердобольная, но не помогло. Правда, в больницу от него Алевтина всё же попала, а там спасли и её, и малыша, а опытная акушерка просекла, что дело нечисто.

– Слышь, милая, ты это брось, – внушала она неопытной девушке. – Себя только попортишь. Смирись, выноси да роди. А вредить ребёнку будешь, так урода на свою шею повесишь. Не дело это!

Алевтина и сама перепугалась, как трясти её после лекарства начало, давление зашкалило, чуть голова не треснула. Смирилась, даже заботиться о питании стала, уж больно урода рожать не хотелось, ведь мать не даст в детдом сдать «зародыша».

Девушка получила комнату в общежитии и встала в очередь на отдельную квартиру, мать свою жилплощадь обменяла на другой район города, чтобы закрыть тему пересудов раз и навсегда, а Сашке – бог судья, время всё расставит по своим местам. Насильник по городу промышлять не перестал, но только самые смелые девушки шли в милицию писать на него заявление, или их находили бездыханными, с перерезанным горлом. Каждый раз, слыша о таком случае, Алевтина сжималась в комок и стискивала зубы, а вспоминая, что в её утробе сидит отродье маньяка, блевала.

Родила легко, в середине мая, чуял ребёнок, что злить мамку не стоит, и выпал из утробы, как ярмарочная куколка. Но оказался он мальчиком, и в его облике не читалось ничего от Раевских. А это был окончательный приговор. Материнской любви малыш мог не ждать. Казалось, что он это понимал. Другие младенцы заходились требовательным криком, а этот ничего не требовал, так, слабо просил, мол, ну, может быть, ты смилостивишься надо мной, мамочка? А, нет, ну ладно, я тебя понимаю. Младенец тянул маленькие ручонки, ожидая ответного объятия, чмокал губами и языком в поисках сиськи, но вместо маминого молока получал баланду из детской смеси, Алевтина наотрез отказалась кормить его грудью, она физически не могла вынести прикосновений губ мальчика к своим соскам и на руки брала его только в случае крайней необходимости. А ещё шептала ребёнку в лицо, когда никто не видел и не слышал: «Ненавижу тебя, Зародыш! Гнида!»

Но мальчик всё терпел и относился к матери с пониманием, смотрел таким внимательным взглядом и понапрасну не кричал из чувства самосохранения. Как все живые существа, он хотел любви и тянулся ко всему, от чего она исходила. Таким редким источником была его бабушка Галина Фёдоровна, она же и назвала его в честь своего дедушки, а отчество дала по мужу. Вот и появился на свет Марк Борисович Раевский.

Глава 2. В смерти – жизнь

Маленький Марк отличался поразительной жизнеспособностью, другой на его месте давно бы погиб за недоглядом такой «заботливой» мамы, какая была у него. К тому же мальчик обладал пытливым умом. Большинство детей рождаются на свет уже с каким-то своим мнением, которое они криками и капризами постоянно отстаивают. Но Марк никакого мнения при рождении не имел, а потому внимательно слушал, смотрел, изучал окружающий мир и приспосабливался. И вот такие выводы мальчик сделал к восьми годам своей жизни.

Мамы – довольно странные существа. Они красивые, умеют одеваться и делать причёску, ходят на невероятно неудобных каблуках, на людях добрые, улыбаются и мило разговаривают друг с другом, с другими людьми, не мамами, и детьми, гладят малышей по головке, дарят подарки, дают леденец. Но лишь стоит им остаться наедине со своими чадами, как эти добрые женщины превращаются в ужасно злых ведьм. И дело не только в маме Марка, он украдкой подсматривал и не раз видел, как и другие мамаши зло шипели на своих отпрысков, когда никто их не видел, ругали и злились, давали тумаков, а дети часто при этом плакали.

Бабушки – добрые, потому что морщинистые, но и они превращаются в злых брюзжащих старух для своих уже взрослых детей. Бабушка Марка всегда была с ним ласкова: и при посторонних, и наедине, а вот маму, которая ей приходилась дочерью, она не любила и всегда ругала, поэтому мама старалась реже с ней встречаться.

Папа – загадочный тип, мама говорила, что об этой мрази спрашивать не надо, а бабушка только грустно вздыхала и отвечала, что он очень далеко. Не у всех детей были папы, но у большинства, и Марку хотелось бы такого иметь, жаль, что он куда-то уехал. Чужие папы ему нравились больше, чем мамы, они не кричали и не шипели на ребятишек.

Ясли и детский сад – это такое место, куда сплавляют детей, мешающих взрослым жить. Там они «варятся в собственном соку», как сказала одна из мамаш. В детском саду есть воспитательницы, и они тоже чьи-то мамы, только ещё страшнее.

В поликлинику лучше не попадать, какая-нибудь тётя в белом халате обязательно сделает больно.

Школа – интересная штука, занимательная, там много разных детей, которых мальчик любил изучать, сравнивать между собой, наблюдать за их поступками. В пользе школы Марк убедился сразу, как только туда попал, его научили читать, а он так об этом мечтал, листая свою любимую книжку с красивыми картинками и пытаясь по ним понять сюжет. И вот теперь он во всех подробностях знал захватывающую историю Робинзона Крузо.

Марк тихо сидел в своей комнате, в шалаше из одеял и подушек, листая заветную книжку, подсвечивая фонариком. К маме пришёл мужчина, а это значило, что выходить из комнаты и обозначать своё присутствие никак нельзя, даже по нужде, пока гость не покинет квартиру.

Мужчина – это такой человек, принимая которого мама заливисто смеялась и говорила чужим ласковым голосом, она обнимала его и даже целовала, а после они шли в мамину комнату и оттуда раздавались странные звуки: скрип кровати, стоны, иногда даже крики. Но мальчик хорошо знал, что интересоваться нельзя, а то получишь таких затрещин, что век помнить будешь.

Первым любовником Алевтины был заместитель начальника станции, солидный мужчина средних лет, женатый, любитель красивых сотрудниц и дорогого коньяку. Последний его и погубил, но прежде чем произошло это трагическое событие, он успел подсобить своей любовнице с должностью старшего кассира и получением отдельной двухкомнатной квартиры.

За ним последовал капитан дорожной милиции, Алевтина так и осталась неравнодушной к мужчинам в форме, и Сашку за это только и полюбила. На нормальные семейные отношения она не рассчитывала, но и одинокой быть не хотела, меняла любовников одного на другого, кровь бурлила в молодом теле, а красота работала безотказно.

Не будь Марк таким понятливым ребёнком, Алевтина забила бы его до смерти, так и не изменив к нему своего отношения, материнские чувства молчали, особенно в свете того, что замуж ей не светило. Ласковых слов у неё для мальчика тоже не находилось, разве что только на людях, где она хотела казаться примерной мамочкой. Марк с рождения привык к двойной манере поведения мамы и считал это нормой, другой жизни он просто не знал.

Алевтина слегка притормозила с унижениями, только когда однажды в детском саду на вопрос какой-то женщины: «Как тебя зовут, мальчик?» – Марк уверенно ответил, что зовут его Зародыш и Гнида.

– Ой, он у меня такой шутник! – махая руками, смеялась мама на округлившиеся глаза любопытной тёти. – Признаться, я его ещё не учила, но завтра он обязательно сможет о себе всё рассказать, он у меня способный. – Вернее, система воспитания Алевтины была безотказной, правда, благодаря ей мальчик приобрёл стойкую боязнь женщин и боли. Эти две фобии ему пришлось пронести через всю свою жизнь.

Дни рождения Марка были достойным отдельного упоминания фарсом. Галина Фёдоровна старательно их устраивала под презрительным взглядом дочери, бабушка считала своим долгом показать малышу, что они все его любят и рады тому, что он появился на свет именно в этот радостный день. Как по волшебству преображалась Алевтина в милую женщину, гостеприимную хозяйку и любящую мать, стоило только первому гостю из немногочисленных родственников и знакомых переступить порог, только Марк знал, что будет после того, как все разойдутся, а мама изрядно выпьет вон из той бутылки. Главным было вовремя спрятаться в таком месте, где она его не сможет достать, и сидеть очень тихо.