Пророки

Вы должны знать, что там, откуда вы родом, детей растили отцы, а охотились матери. Усадив вас на плечи, они пускались в пляс, потрясая огромными копьями и празднуя победу. Вы все еще танцуете. Мы видели. По-прежнему танцуете, потому что это часть того, кто вы есть.

Рука разжимается. Она разожмется в свое время. Знаем, вам кажется, что ждать слишком долго. Но вы должны быть терпеливы. Мы не осудим вас строго, если вы сдадитесь, уступив боли. Нельзя требовать невозможного, тем более от вас, оторванных от родной земли. Но, когда вас одолевают сомнения, обращайтесь к памяти (пускай ее и недостаточно). Прямых линий нет. Бытие есть круг, и строится оно на вечном возвращении к самому себе. Не для того чтобы вас укачало, но для того чтобы в следующий раз вы смогли все сделать правильно.

Мы знаем, что у вас есть вопросы. Кто мы? Отчего шепчем? Почему обитаем в темноте и навещаем вас только во снах? Ответы вы скоро получите. Это обещаем вам мы, семеро.

Объединяйтесь, дети. Объединяйтесь.

Первая книга Царств

В тот день, когда из зарослей вышли демоны, довольная царь Акуза отдыхала в своей царской хижине, стоявшей в самом сердце Косонго. Двое из шести ее жен – Кетва и Нбинга – принесли ужин: горшки с ямсом, тушеную рыбу и столько пальмового вина, что царь пришла в доброе расположение духа.

Кетва, ее вторая и любимая жена, был особенно искусен в кулинарии.

– Кто готовил ужин? Кетва? – спросила царь.

Ответ она знала и так, но ей нравилось видеть, как губы Кетвы трогает нежная застенчивая улыбка.

– Да, мой царь. Как всегда, – ответила Нбинга.

– Не всегда, – поправил Кетва. – Если рыба воняет дымом, а внутри сырая, значит, готовил не я.

Царь рассмеялась, омывая руки полынной водой.

– И пир для церемонии ты поможешь приготовить? Осталась всего неделя, помнишь?

– Конечно, – заверил Кетва. – Козии – мой любимый племянник. Но его мать готовит даже лучше меня. Я у нее учился.

– Уверена, от помощи она не откажется, – сказала царь.

Откинувшись на мягкие красные, оранжевые, желтые и зеленые покрывала, она взглянула на Кетву.

– Не хочешь выпить со мной пальмового вина?

Кетва, как завороженный, разглядывал ее кожу цвета полночного неба, ясные яркие глаза, шелковистые груди, на которых лежало ожерелье. Царь потянулась за чашей, и ему во всем великолепии предстала ее гладковыбритая, крупная – признак острого ума – голова, расписанная синей краской и украшенная алыми яхонтами. Истинно царская голова, наделенная разумом воина.

– А другие не станут ревновать? – спросил Кетва, разливая вино по чашам.

– С чего бы? Они тоже к нам присоединятся, – с улыбкой ответила царь.

– Но кто же последит за детьми, если я останусь с тобой? – напомнил он.

– Ты один из многих.

Однако стоило царю поднести чашу к губам, как в хижину вбежал юный Решкве и, задыхаясь, упал на колени перед расставленными на полу кушаньями.

– Как ты осмелился войти без стука? – набросился на него Кетва.

Решкве уткнулся лбом в землю.

– Смилуйтесь, – отдуваясь, выговорил он. – Смилуйтесь, царь Акуза! Умоляю, пойдемте со мной! Это кошмар! Словно страшный сон наяву.

Что же такое страшное могло нагрянуть в деревню? От моря ее отделяла широкая саванна, где жили львы и гиены, а реки кишели бегемотами и крокодилами. До поселения ближайших соседей, Гуссу, было несколько дней пути. К тому же являлись они всегда с дарами и нисколько не были похожи на страшный сон. «Может, их прокляли?» – подумала было царь Акуза. Но тут же вспомнила, что и против этого они приняли все возможные меры: народ в деревне бил в барабаны регулярно, а порой так громко, что пугались даже птицы на деревьях, прародителей они почитали и всегда оставляли им самые спелые из собранных бананов. С чего бы предкам разгневаться и наслать на них мор? Наоборот, они должны радоваться, глядя, как процветает деревня, пять поколений жителей которой хранили их черты. А скоро у них появятся первые со времен войны стражи врат.

Перегнувшись через покрывала, царь взяла копье и щит, на котором был вырезан ее фамильный герб – подобный молнии воин с победно вскинутым вверх оружием.

– Призвать ли мне стражу, мой царь? – спросила Нбинга.

– Пускай нагонят меня на пути к воротам.

В мгновение ока царь Акуза выскочила из хижины. Вздымая за собой шлейф красной пыли, пронеслась мимо деревенских домов. Земля совсем высохла, до сезона дождей оставалось еще по крайней мере два месяца. Солнце только начало опускаться за верхушки деревьев. Впереди царя стремительно бежала ее длинная тень. Вскоре ее догнал топот ног спешившей к ней стражи. Воины налетели, как буря, и вот уже бежали бок о бок с царем. Вместе они выбежали на деревенскую площадь и остановились как вкопанные.

Один из мужчин закашлялся. Другого вытошнило. Трое женщин отпрянули. Четверо парней уже готовы были броситься наутек. Но царь Акуза Смелая только прищурилась и покрепче взялась за копье. Мальчик оказался прав. К ним в дом каким-то образом пробрались демоны.

Вернее, как им это удалось, как раз понятно. Рядом со странно одетыми существами, такими бледными, словно у них вовсе не было кожи, стоял один из Гуссу. Шагнув вперед, он упал перед царем на колени. Глаза его смотрели дружелюбно и виновато, но Акуза им не поверила.

Обернувшись на пришедших в смятение стражников, она ударила тупым концом копья в землю, и все разом подобрались. Царь наказала страже не приближаться к чужестранцам и не прикасаться к ним. Благодарные за мудрость, они тут же выстроились возле нее полукругом и наставили на незваных гостей копья.

– Это мертвецы? – спросил Музани, самый высокий из всех.

– Отойди, – сухо приказала царь.

Она разозлилась и не собиралась этого скрывать. Стража забыла, что самый сильный и великий воин здесь – она. Уж как-нибудь сможет защитить себя, даже от пришельцев с того света. Акуза опустила взгляд на застывшего перед ней на коленях Гуссу.

– Не знаю, что и думать, – сказала она, втыкая копье в землю. – Поза твоя говорит об уважении, но ты привел мор в мою деревню. Объяснись немедленно, не то тебя ждет та же участь, что и этих демонов.

Такого можно было ожидать от безымянных жителей гор, что однажды явились из своих заоблачных жилищ и без объявления войны напали на них. Акуза тогда была совсем девчонкой, но хорошо запомнила их острые зубы и размалеванные белой краской лица. Безымянные жители гор обожали войну, молились на нее, считали основой своего существования. Отобрать у них войну было все равно что отнять у ее народа предков. Они бы не смогли такого пережить, исчезли бы, оставив после себя лишь клочки дымящейся плоти и отвратительную вонь. Но это вовсе не значило, что Косонго не постоит за себя. Напротив, мать царя повела свой народ в атаку, и копье поблескивало в ее руке так высоко, словно она ухватила за хвост молнию с неба.

– Не демоны, – произнес испуганный чужеземец на вполне сносном языке Косонго. – Друзья.

Он жестом велел демонам склониться перед ней, те послушались, сразу став чуть менее уродливыми с виду. Царь приказала воинам опустить копья, но бдительности не терять. И махнула чужестранцам, чтобы те выпрямились. От них невозможно было отвести взгляд. Ну и волосы! Головы будто песком посыпаны! Царь внимательно оглядела каждого. У одного на носу сидела любопытная штука, из-за которой глаза казались мелкими, как бусинки. Да, она не ошиблась: у всех трех демонов не было кожи. Один из них вдруг открыл рот, собираясь заговорить. И хоть говорил он косноязычно, царь поняла его и заподозрила злые чары.

– Приветствую вас, – произнес демон. – Я брат Габриэль. И я принес вам благую весть.

Бьюла

Крупная, как две женщины сразу, Бьюла – ныне Тетушка Би – частенько видела сны, чего другие обитатели Пустоши себе не позволяли. Улыбка на ее губах играла не всегда и вовсе не означала, что обладательница ее – круглая дура. Носила она ее скорее как своеобразный оберег от несчастья, что всегда реяло над хлопковым полем и его окрестностями и постепенно впитывалось тебе в кожу. Говорят, горе не пахнет, но от этого определенно шел запах. И пахло оно вещью, которая долго пролежала в земле, а потом, вытащенная на свет божий, не воскресла, а принялась источать дикую вонь, словно пытаясь тем самым рассказать, кто зарыл ее и кто выкопал обратно.