Тревожное эхо пустыни

Слово она свое сдержала. Год хранила любимому верность, дважды ездила к нему в часть, была постоянно на связи. Разлука лично ей пошла на пользу. Аделаида утвердилась в том, что ее чувство крепкое, настоящее, и стала мечтать о браке с Артуром. Но он не сделал ей предложения ни через год, ни через два. Говорил, нам и так хорошо, живем вместе, у нас все общее, мы любим друг друга. Свадьбу сыграем, когда захотим завести детей.

– Я уже хочу, мне скоро двадцать три, – возражала она.

– Всего-то! – хохотал Артур, целуя ее в миниатюрный носик, что переделал известный пластический хирург, до этого был длинный, с горбинкой. – Мы сами еще как дети. Давай насладимся полной свободой. И через пару-тройку лет подумаем о потомстве.

– После двадцати пяти я уже стану старородящей.

– Что за пережитки советского прошлого? Ты родилась в конце двадцатого века, детка, а живешь в двадцать первом. Мир изменился!

Он убедил ее, и она согласилась еще подождать. Родители Ады были недовольны. Они считали, что пора создавать полноценную ячейку общества. Столько лет вместе, а их дочь все еще девушка Артура. Сожительница звучит еще хуже. Особенно сердилась мама. Она в двадцать один родила Аду. И только спустя одиннадцать лет смогла забеременеть пацанами. Еще детей хотела, да бог не дал. А если дочка только в тридцать стартанет? И не сразу получится добиться результата? Нет, не дело это. Тем более молодежь сейчас чахлая, на кока-коле да фастфуде выросшая. А Артур вообще неизвестно что в себя кроме этого пихает. Уж очень веселый постоянно, да еще и ночным клубом владеет, а там не только алкоголь рекой, но и разные запрещенные препараты. Хотя бы в двадцать пять нужно жениться, решила мама. Муж ее поддержал. Он за своей будущей супругой ухаживал четыре месяца, понял, что она та самая, и сделал предложение. В полугодичный юбилей отношений они сыграли свадьбу.

– Пап, сейчас все иначе, – протестовала Ада, говоря не своими словами – Артура. – Времена изменились.

– И очень жаль, – сердился тот. Супруга его явно науськала. – Мужик должен нести ответственность за свою женщину.

– Артур и несет. Он все решает, зарабатывает.

– Вот на это безобразие? – Папа указал на сочные губы Ады. В каждую она закачала по миллилитру препарата. – Была неповторимой красавицей, а сейчас на куклу похожа.

– Ага, с твоим огромным носом?

– Нормальный был у тебя нос. Мне он от бабки-немки достался. А она, между прочим, была фон Траубе. Аристократкой то есть. В Кенигсберге жила, а когда город стал советским, осталась, потому что влюбилась в моего деда, солдата Красной армии. Дочка ее вышла замуж за латыша Берггольца, и они переехали в Петергоф.

Историю семьи Ада сто раз слышала, видела и фотографии из архива. Прабабушка ее была женщиной интересной, не красавицей, но с изюминкой. А с каким шиком одевалась! Ада и это от нее унаследовала. Она еще до всех вмешательств умела нравиться мужчинам и обыгрывать простую одежду так, что образ получался на загляденье. Но ей-то хотелось быть сногсшибательной! А как иначе, если твой парень популярная в Сочи личность?

Аделаида дотянула до двадцатипятилетия в надежде на то, что на день рождения получит долгожданное кольцо и предложение руки и сердца. Точнее, она была в этом уверена, поскольку видела, как Артур носится с бархатной коробочкой, пряча ее от глаз любимой.

Но Ада ошиблась. В коробочке оказалось не кольцо, а ключи от золотистой «Ауди». Шикарный подарок, что и говорить… Но девушка ожидала другого!

Она еле досидела до конца вечера. Когда приехали домой, отказала Артуру в сексе, сославшись на усталость. Хотела подождать, отложить серьезный разговор до утра, ведь оно мудренее вечера, но не смогла. Среди ночи разбудила любимого и все ему высказала. Он обиделся. Так старался, тратился – и на покупку, и на эксклюзивную покраску, а Ада не оценила подарок. Ей, видите ли, побрякушка на палец нужна!

– Не она, как ты не понимаешь? – возражала Аделаида. – Кольцо всего лишь символ. Я ждала предложения. Мы вместе уже семь с половиной лет, ты, как уверяешь, любишь меня вообще двенадцать! Тебе не хватило этого времени на то, чтобы созреть до свадьбы?

– Я же сказал тебе, что не отказываюсь жениться. Но не хочу делать это сейчас, да еще под таким давлением.

– А чем тебя не устраивает сейчас? Не нагулялся?

– Я от тебя никогда не гулял, ты знаешь. – Как-то, когда Ада извела его ревностью, Артур привел в дом человека с полиграфом, чтобы детектор лжи доказал его безгрешность. – Но времена тяжелые, мой клуб не работал в период локдауна, я терпел убытки несколько месяцев и все же умудрился купить машину, чтобы порадовать тебя.

– Давай просто распишемся.

– Ты столько ждала свадьбы и готова на обычную регистрацию? Вот уж не поверю.

– Ладно, сыграем скромную. Позовем самых близких.

– Я вырос в Сочи, как и мой отец. У нас близких человек сто.

У Артура на все был ответ. Правильный, логичный. Аделаида подулась неделю, и все вроде бы вернулось на круги своя. Она гоняла на новой золотой «Ауди», пока не поняла, что машина ей хоть и нравится, но вызывает неприятные воспоминания. Предложила Артуру поменяться – у того была старенькая, но хорошо прокачанная «бэха». Естественно, необычно выкрашенная и с невероятными дисками. На ней она попала в первую в жизни аварию. На первый взгляд, не серьезную, но сотрясение, которое Ада получила, привело к развитию опухоли. К счастью, доброкачественной. Девушку положили в больницу Петербурга, где дальний родственник отца был главврачом.

Оперировал Аду молодой, очень перспективный нейрохирург. И что-то между ними пробежало. Она доктору сразу понравилась, а он ей после того, как удачно удалил опухоль. Женщины всегда были неравнодушны к спасителям, иначе не было бы сказок о заточенных в башнях принцессах, похищенных Кощеем Василисах и Аленушках, девушках Джеймса Бонда, которых он освободил. Аделаида прониклась к хирургу теплотой и благодарностью. Она лежала в отдельной палате, он навещал ее чаще, чем остальных пациенток. Можно сказать, все свободное время с ней проводил. Доктор не был женат, но очень хотел семью. Считал, что пора, ведь ему уже тридцать, а в просторной квартире нет тепла, уюта, в ней не раздается топот детских ножек. Аделаида начала влюбляться в него. Но держала себя в руках. Позволяла только короткие, но теплые прикосновения, объятия, но все в рамках приличия.

Когда до выписки оставались сутки, хирург-спаситель явился в палату с тортиком, фруктами, детским шампанским. Хотел отметить выздоровление и попрощаться. Засиделись, заболтались. Им было хорошо вместе. Поэтому, когда доктор Аду поцеловал в губы, она не отстранилась. Знала, между ними ничего не будет. Да, он всем хорош, просто не придерешься, и чувство есть. Но не такое сильное, как к Артуру. Аделаида ответила на поцелуй, чтобы сохранить его в памяти как нечто приятное. Невинная шалость, от которой никому плохо не будет. Даже доктору, ведь он знал, что его любимая пациентка в длительных отношениях.

Они соприкасались губами всего ничего, секунд десять, пятнадцать. Даже языки в ход не пошли, когда Ада решила, что хватит. Она уперла свои руки в грудь доктора и открыла глаза (естественно, смежила веки, когда целовалась). И кого же Ада увидела? Артура, стоящего на пороге палаты с огромным букетом цветов в одной руке и бархатной коробочкой в другой. В ней на сей раз было кольцо. Артур решил сделать сюрприз и приехал пораньше. Не завтра, а сегодня. Пригнал на золотой «Ауди», похожей на пасхальное яйцо, которую называл в честь любимой Адой.

– Артур, я все объясню, – выпалила девушка, вскакивая с кровати. – Это не то, что ты подумал…

Голова иногда кружилась после операции, а в этот момент завертелась, как лопасти вертолетного винта. Как у очень пьяного человека. Она потеряла равновесие, доктор поймал ее, уложил. Но Ада тут же вскинулась. Что-то закричала. Ударила своего спасителя хирурга, пытающегося ее утихомирить. Артур этого уже не наблюдал. Он покинул палату, швырнув цветы и коробку на пол. Аделаиде вкололи успокоительное, и она уснула.