Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 69

— Где? — жадно спросил Пророк.

— В этрусских землях, — усмехнулся царь. — Мне Харраш рассказал. Там у них остров есть один, где они его и добывают.

— Далеко! — разочарованно сказал Пророк.

— Да неужто дальше, чем Новый Свет? — удивился царь. — По моему, куда ближе.

— И то правда! Кого пошлем? — деловито спросил Пророк. — У нас же Фригия и Лидия в планах стоит, забыл?

— Не забыл. Давай так: в этрусские земли Хумбан пойдет, а в Лидию и Фригию — Камбис. Он все равно по морю плавать боится. И парней старших пошлем с ними — Тейиспа и Ардашира, пусть учатся. Ну и выпускной класс первой учебной сотни тоже.

— Кого куда? — спросил Пророк.

— А давай, как всегда! — сказал царь. — Пусть боги решат. Если я выпаду, то мой сын в этрусские земли поплывет, а если ты выпадешь, то твой. — И он подкинул дарик, поймав его на лету, и раскрыл ладонь. На ней лежала монета царским профилем вверх. В этрусские земли придется плыть Тейиспу.

В этот же вечер. Поместье Пророка. Ниневия.

Новый дом Макса был укреплен куда хуже, чем в Сузах. Уже и врагов таких не осталось, чтобы их опасаться, а потому охрана была небольшой — всего два десятка воинов. Ну и в конных разъездах столько же. Арда-Мулиссу, средний сын покойного Синаххериба, что царским отрядом командовал, настаивал на соблюдении правил безопасности. Воин он был отличный, к дисциплине с детства приученный, а потому слов на ветер не бросал. Его сын сватался к старшей дочери Макса и Ясмин, а потому у тех не было оснований сомневаться в его преданности. Свадьба на эту зиму назначена. Дом был построен в типичном местном стиле, с квадратными колоннами и алебастровыми барельефами в виде бесконечных крылатых быков, грифонов, толп пленных и царей на колесницах, гордо на этих пленных взирающих. Собственно говоря, это один из загородных царских дворцов и был. Только в спальне Ясмин решительно велела те барельефы убрать, стены поштукатурить и обоями из тканей затянуть. Ну невозможно и самые приятные моменты супружеской жизни на глазах покойных царей проводить. Особенно, если на барельефе Саргон второй, любующийся на иудеев, посаженных на кол. Вроде родственник, прадедушка будущих внуков, а все равно не по себе как-то, и желание пропадает напрочь.

Слуги подали ужин и безмолвно стояли у стен, ожидая указаний. Ну, или когда тарелки переменить можно будет.

— Любовь моя, — начал Макс, — Камбис скоро в поход пойдет, и наш сын с ним.

У Ясмин чуть дрогнула рука. Война, она любую мать страшит. И сын ведь единственный. Стрела не смотрит, чей ты сын, землепашца, или самого Пророка.

— Ну значит пойдет, раз решили, — ровно сказала она. — Он воин, его жизнь — война.

Ну вот кого она обманывает, ведь слезы в глазах. А показать стыдно. Ведь братья из походов не вылезали. Только старший, Куруш, так и остался увальнем деревенским. Его сыновей великий царь забрал и сам их воспитанием занялся. В смысле, в войска определил, в первую сотню они уже по возрасту не подходили. Там из них людей делали самые злобные сотники, которых великий царь нашел. А то перед людьми стыдно. У таких воинов племянники только и могут, что баранов пасти. Старшая дочь поехала в гости к теткам во дворец, а дома оставалась только младшая.

— Роксана, солнышко, что тебе сегодня учитель рассказывал? — перевел Пророк разговор в другое русло, видя состояние жены.

— Мы сегодня Песнь о Гильгамеше наизусть рассказывали, потом земли на карте показывать должны были. Ну и письмо, конечно. Отец, а зачем мы эту клинопись дурацкую проходим? Ведь никто уже на этой глине не пишет. Ну глупо ведь!

Девочка была вылитая мать, только чуть посветлее. Такая же шустрая, тоненькая и с задорными ямочками на щеках. Ну и шалунья, конечно. Глаз да глаз нужен.





— Доченька, этим письмом еще множество людей в Вавилоне пользуется, и текстов на ней огромное количество. Им люди тысячи лет писали. А новым письмом, наоборот, только недавно пользоваться начали. На нем и книг-то всего ничего, и все они у нас в библиотеке есть.

— Дашка вот скоро замуж выйдет. А я когда? — ни к селу, ни к городу спросила Роксана.

— Дочь, ну ты же маленькая еще! — очнулась от гнетущих мыслей Ясмин. — Как в возраст войдешь, так и выдадим.

— А вот Аместриду, дочку дяди Хумбана, в четырнадцать выдали. А мне почему нельзя? Я же тоже кровь женскую роняю!

— Да ты что такое говоришь за столом! — нахмурился Пророк. — Ты мать слушай. Раньше семнадцати замуж не пойдешь, и не думай.

— Я уже старая буду! — заревела Роксана. — Меня же не возьмет никто! У Дашки вон какой жених красивый, и самого царя внук. Вы меня не любите!

Девочка была безутешна. Загубленная на корню юная жизнь привела ее в печаль и тоску.

— Да ты что, доченька! — Макс совсем растерялся. — Да у тебя вообще жених будет самый лучший на свете!

— Да? — слезы моментально высохли и на мордашке появилось заинтересованное выражение. — А он красивый будет?

— Красивый, — обреченно сказал Пророк. — И знатный по самое не могу.

— А кто он? — дочь вцепилась в отца не на шутку, а о ее горькой жизни напоминал лишь изредка хлюпающий нос.

— Ну хочешь, за сына покойного эламского царя тебя сосватаем, — ляпнул, не подумав, Пророк. — Он очень знатный.

— Отец, фу-у-у. Он же жирный, и в прыщах весь. И как воин, говорят, никакой. Мне только из Первой сотни жених нужен. А то всем настоящие мужчины достанутся, а у меня не муж будет, а толстозадая торговка с рынка. Надо мной же все смеяться будут, — ее глаза снова начали превращаться в две огромные влажные сливы.

— Ну тогда я что-то и не знаю, — задумался Пророк.

— Я знаю! — торжественно сказала Роксана. — У дяди Арад-бел-ита сын есть симпатичный. Я его на выпускных боях видела. Я тоже хочу от внука царя Синаххериба детей родить. Не Дашке же одной все доставаться должно. Вот!

— Ах ты, бесенок, — растерянно сказал несчастный отец, — ты же давно сама все решила.