Страница 51 из 69
Великий жрец Амона-Ра и, по совместительству, начальник двенадцатой сатрапии Амоннахт, смотрел с террасы дворца царей на земли, что теперь подчинялись ему. Знакомая до боли картина не менялась всю его жизнь, а до этого не менялась сотни жизней его предшественников. Сейчас идет сезон Перет, когда весь Египет цветет и покрыт яркой зеленью, и это самое благословенное время. Особенно по вечерам, когда ветер несет от реки приятную прохладу. Потом наступит сезон Шему, засуха, и еще четыре месяца после уборки урожая оставшаяся зелень будет превращаться в пепел под лютым солнцем. А потом случится самое главное в жизни той земли — сезон Ахет, когда разливается Нил, и многие деревни превращаются в острова. И тогда крестьян погонят на работы, ибо безделье черни опасно для правителей. И это поняли еще правители из далекой древности, когда в каждом септе сидел свой князь, и был сам себе государем. В каждом септе строили храмы, а в столицах — дворцы царей и великие пирамиды, ведь половину времени крестьянам делать было попросту нечего. Ах да, сейчас не септы. Старая должность с величественным названием Хери-теп-аа-сепат (великий начальник области) превратилась в персидское «Азат». Как кличка у собаки, тьфу. Ему на сезон Шему приказ пришел, чтобы башни телеграфа до самой Нубии дотянул. Вот ведь напасть, он то думал в своем далеком углу отсидеться, а тут покоя нет. Любой приказ из столицы в считанные дни прилетает, немыслимая доселе скорость. И вот снова Аммоннахт читал сообщение из самой Ниневии. Ему предписывалось ввести в ритуалы почитания бога Солнца священный огонь, как его символ. Якобы для того, чтобы верующие могли и ночью великому богу поклониться, если нужда будет. Великий государь его уверил, что в ближайшие тридцать лет иных изменений не произойдет. Говорят, сам Пророк против был, и Фивы посещением не удостоил из-за этого, но повелитель все же повыше будет. Весь обитаемый мир знал, что слово царя нерушимо, а потому Амоннахт был доволен. Его власти ничего не угрожало, более того, он с этим огнем Мемфисских жрецов обскакать надеялся. Там еще старые порядки цвели, но он-то, Амоннахт, понимает, что жизнь дала поворот, хоть и со скрипом.
А поворот был немалый. В страну персидские деньги и товары хлынули, а с ними и купцы, что стали по священной земле Кемит, как у себя дома, ездить. Местные купцы, что раньше в своих лавчонках спали, как-то очень быстро изменения почувствовали. С одной стороны, твердые деньги- это благо немыслимое, и для торговли полезное, а с другой, пришлые купцы местных давить начали. В крупных городах стали торговые дома открывать, и такие товары повезли сюда, что все рты пооткрывали. Одна лавка «Эмука Харассу» чего стоила. Да какая лавка? Не в каждом дворце обстановка такая богатая. Ну, так и товар не абы какой, шелк и одежда из него же. Не для черни голозадой лавка. Им поначалу пробовали по старой памяти зерном и медом заплатить, да только их на смех, как деревенщину подняли. Тут только серебряную и золотую монету принимали. Серебряная — с персидским всадником, а золотая — с профилем самого государя. А сзади на каждой — знак священного огня выбит.
Персы серебро и золото из храмов изъяли, а потом оно же обратно в виде денег хлынуло. Даже в виде подношений богам понесли его, что куда удобней, чем зерно и пиво. Серебро, оно не портится ведь. Он, Амоннахт, себя поначалу царем почувствовал. Надо же, все Верхнее царство в управлении у него, а потом ему то тут, то там крылья подрезать начали. То доклады день в день пришли, то за деньги потраченные отчитайся, то за подати. А потом и вовсе власть над войском отняли, тысячник ассирийский теперь сам себе хозяин. А что же он за царь, если у него войска нет? А хуже всех- это надзирающие за порядком. Вроде не зверствуют, как в своих землях, но весьма внимательно смотрят за всем, и доклады самому сиятельному Хутрану шлют, а то не человек, говорят, а зверь лютый. И чем те доклады обернутся, и не знает никто. Поэтому приходится аккуратно действовать, не наглея. А то он поначалу половину податей к себе в закрома велел отвезти, и купцам продать. А эти отродья пришли к нему, не убоявшись, и заявили, чтобы подати куда положено поступили, иначе о том повелитель незамедлительно извещен будет. Аммоннахта аж пот пробил, потому как в договоренности с государем это отдельно было оговорено. Ежели он украдет чего, то его государь лично на суд призовет, потому как нарушение клятвы — это измена. Выкрутился он тогда, сказал, что просто на хранение туда зерно отвезли, и в мыслях не было подати сокрыть. Но задумался, ведь поначалу это все несерьезным казалось, как игра детская. Ведь от роду в этой земле жрецы правили, а не цари. Только видимость была, что эта кукла решает чего-то. Последний великий царь лет четыреста назад умер, да Тахарка вот попытался, но не вышло.
А теперь он в храмах Амона-Ра негасимый огонь зажжет, особенно в тех, что у пирамид в долинах царей стоят. На то особое указание было. Великие боги, да неужто его внуки родных богов забудут, да простому костру молиться начнут, как в Империи? Ведь он сам жрец, и всю эту кухню, как никто понимает.