Страница 17 из 69
С ней был десяток служанок, что ехали сзади, а весь поезд состоял из двух десятков повозок. Везли одежду, утварь, подарки, и даже деньги. Царица не должна нуждаться ни в чем. Караван охраняла первая учебная сотня Царского отряда, в которой служили мальчишки, которым уже исполнилось пятнадцать. Статира видела тут нескольких братьев, но разговаривать им не разрешали, за этим строго следили злые, как волки, десятники. Ей даже жалко стало братиков, вот ведь мучения терпят. Парни шагали по сторонам, таща за спиной круглый щит и свои припасы. На поясе висели узкие мечи, а в руках были копья. Обычный, а не сдвоенный, переход особых трудностей не вызывал, кожа была сухой, а грудь дышала ровно.
Парням оставался последний год, потом выпуск. Сам Пророк, говорят составлял для них программу обучения. Иначе откуда взялись зачеты, экзамены и оценки? Никто тут про такое и слыхом не слыхивал раньше. Юные, но гордые дети князей, сатрапов и высшей знати провинций расшибались в лепешку, чтобы получать пятерки, иначе как потом смотреть в глаза своим отцам. И те пятерки надо было заслужить. Первую сотню, как старших, погнали сопровождать дочь царя в Иудею, чтобы отработать длинный переход. Их все эти годы ограничивали во всем, кроме еды. Кормили, как раз, на убой. И пятнадцатилетние пацаны, живя в мире, где мало кто ел досыта, нарастили приличную мускулатуру, испытывая непомерные нагрузки на протяжении многих лет. Тейисп, что шел справа, старательно смотрел вперед, чтобы не засмеяться, видя, какие рожи строит ему сестра. Девчушка же еще совсем. А он воин. Ну почти…
Резкий крик сотника остановил поезд.
— Сотня, в три шеренги, щиты на руку! — орал он.
Парни механически выполнили распоряжение, как и тысячи раз до этого. Только, непонятно зачем. Ответ пришел быстро. Впереди шла толпа, размахивающая кольями, дубинами, копьями и даже иногда мечами. На торжественную встречу это походило мало.
— Разворачивай колесницы! Повозки отогнать на сто шагов. Поставить в круг! Защищать великую госпожу!
Статира побледнела. Она выросла во дворце и жизнь видела из окна кареты с мягкими подушками. Она слышала про всякие ужасы, что происходят где-то там, очень далеко. Но она же дочь великого царя, ее не должно было это коснуться.
— С первого по пятый десяток — взять луки! — поступила новая команда. Видно, ожидалось что-то совсем скверное.
Толпа, человек в полтысячи, остановилась напротив, выкрикивая оскорбления.
— Вы что, бараны, совсем страх потеряли? — заорал сотник. — Тут дочь великого царя и ваша царица. А ну, палки на землю и мордой вниз. Иначе кровь вам пущу, выпердыши шакальи!
— Нечестивцы проклятые!
— Забирай назад свою царицу!
— Язычники! Святотатцы!
— На ножи их, братья!
Но соваться на полную сотню царского отряда было страшно, и толпа только орала, раззадоривая себя криками. Наконец, самый отчаянный заголосил:
— Да это же ассирийцы проклятые. У меня отца на кол посадили. Бей их!
— Нас больше! Бей!
Полетели камни, которые, впрочем, почти все были отбиты щитами.
— Первые шеренги, на колено. Лучники, залп!
Воины со щитами стали на одно колено, давая пространство лучникам. Полсотни стрел нашли свои жертвы, влетев в плотную толпу.
— Лучникам- бить! — орали десятники.
Стрелы засвистели без остановок. Опытный лучник в минуту мог выстрелить пять-шесть раз, а уж стрелять парней научили хорошо. В считанные минуты поле было усеяно трупами, и поступила новая команда.
— Лучники! Щиты на руку! В копья бунтовщиков!
Разъяренные иудеи с воплями бросились на строй и откатились, оставив десяток тел. А монолитный строй, ощетинившийся тремя рядами копий, быстро опрокинул рыхлую людскую массу, состоявшую из горшечников, лавочников и кузнецов. Уцелевшие побежали в сторону Иерусалима, бросая свои колья по дороге.
На поле то и дело слышалось:
— Этого добить! Куда в грудь бьешь, бестолочь? Копье в ребрах застрянет! На пересдачу пойдешь!
— Воин Тейисп, ко мне, — заорал сотник.
— Слушаюсь, — Тейисп застыл перед командиром.
— Как проводится полевой допрос? — спросил сотник.
— Ежели пленник будет отпущен, то не калечить. Использовать прижигание пяток и легкие побои. Если пленник будет потом убит, то побуждение испытуемого к признанию ведется посредством отрезания пальцев, — бодро отбарабанил Тейисп учебную программу.
— Выполняй! — скомандовал сотник.
Тейисп застыл. Одно дело рассказывать, а другое- живому человеку пальцы резать. Он до сегодняшнего дня из лука только по мишеням стрелял, а копьем тем более не разил никого. До сих пор потряхивает.
— Чего стоим? — спросил сотник. — Чтобы через две минуты он нам все рассказал, что в этом проклятом городе делается. Ненавижу Иерусалим еще с прошлого похода.
— Я и так все расскажу, пожалейте, — завыл пленник. Язык он не знал, но смысл происходящего понял прекрасно.
— Заткнись, падаль, — пнул его сотник. — Палец!
Мизинец упал на землю, и пленник завизжал.
— Теперь говори! — спросил его на арамейском Тейисп, едва удерживая рвотные позывы.
— По приказу вашего царя нечестивого в Храме свинью в жертву принесли, город возмутился, а царя Манассию убили. — рыдал пленник, баюкая руку.
— Ты кого это нечестивым назвал? — кровь бросилась в лицо Тейиспа, и следующий палец пошел гораздо легче.
— Боец, на допросе эмоции проявлять нельзя, — поучительно сказал сотник. — Ты не удовольствие получаешь, а информацию добыть должон. Ты вот зачем сейчас палец отрезал?
— Да как же… — растерялся Тейисп.
— Ты вопрос задал сначала? Не задал! А чего пальцы режешь? Так пальцы закончатся, а ты еще не все спросил. Думать надо!
Пленник рассказал все, быстро и в подробностях. Картинка вырисовывалась прескверная.
— Допрос окончил? — спросил сотник.
Тейстп утвердительно кивнул.
— Так чего ждем? Потерялся, боец? — почти ласково спросил командир. И от того стало еще неприятнее. Тейисп судорожно сглотнул и перерезал пленнику горло.
— Сотня, назад в Ашдод идем. Сдвоенный переход, — заорал сотник.
— Так мы же весь день шли, — сдавленно сказал кто-то из парней.
— Так это вы сюда шли, — успокоил сотник. — А теперь обратно пойдем.
Через две недели. Пер-Амон.