Грани

— Занятно. Машина одна, колея свежая. Нас опережают часов на пять, не больше, — Ромка показал на свернувшуюся вокруг кляксы масла пыль.

— Ага. Масло. Днище открытое, это что-то вроде грузовика, гусеничного вездехода, — я похлопал себя по бёдрам, отряхивая руки. — Всё это конечно интересно, но тут по этой равнине дорога прямиком в восемьдесят шестой сектор. В одиночку туда ни один псих не сунется.

— Может там кто-то обосновался, а этот — Олег кивнул на след — мотался по снабжению или ещё зачем.

— Тоже вариант. По-любому узнать, что там происходит, необходимо. Через три часа стемнеет. Так что перекус, перекур, отдых два часа и вперёд. Пройдём по руслу вот сюда и встанем. Обзор там на тридцать вёрст, ночь светлая. Если что-то есть, даже я увижу.

Зона. Закрытый город. Продолжение. Харальд.

Лёжа в удобной ложбинке среди обветренных в причудливые формы каменных столбов, я изучал небольшую стоянку. Внизу, в узкой долинке в зарослях плотного колючего кустарника притаился открытый гусеничный вездеход неизвестной модели. Рядом, под прикрытием каменного навеса, горел костёр, возле него сидели четверо.

Не веря своим глазам, я повертел наводку бинокля в обе стороны.

— Да ладно… Инвё, взгляни, — шёпотом позвал я и показал вниз.

— Что они здесь делают?

— Значит ты тоже видишь Славика и Марину, и у меня с головой всё в порядке.

— Вижу, да. Но они же были дома. Никто не приезжал… кажется.

На самом деле у Поповых был десяток возможностей улизнуть, с их-то умением уединяться. Вопрос в том, зачем? И ни сказав ни слова, елы-палы…

— Нашим не говори. А ещё двоих можешь разглядеть?

— Нет, сидят как-то неудобно. Слева, уверена, женщина, справа не вижу, тень так неудобно лежит.

— И то ладно. Пойдём.

Вот оно как. На хлипком грузовичке, вчетвером, дёрнуть в сторону до сих пор толком неисследованных секторов. Для этого надо иметь очень веские причины. Странная какая-то ситуёвина. Ничего, разберёмся.

В эти места не заглядывали без крайней нужды даже самые безбашенные и оторванные из племени Барахая. Мы ехали по неширокой, меньше километра, долине, замкнутой красноватыми скалами железистого песчаника. Этакий сухой фиорд. Где-то здесь месяца два назад исчезла целая колонна военных учёных, со всем боевым охранением и разведкой. Что сейчас происходит среди скальных завалов, в удобных для засад разломах и трещинах, я старался не думать. Настойчиво билось чувство опасности, никаких "часиков" не надо. Братья-сержанты стояли за пушками ховеров, их голоса смазывались сухим стрёкотом винтов.

— Инвё, смотри за стенами. Нас определённо пасут, — вполголоса сказал я в гарнитуру.

— Смотрю. Мне Роман свою винтовку дал.

Впереди, ближе к левому скату, темнели остовы машин, кое-где камни порыжели от пламени. Вот и колонна.

Михалыч, сидевший справа, сплюнул за борт.

— Ну чисто Афган. Сплошь камни и не знаешь из-за какого граната вылетит.

— Не каркай, — отозвалась в ухе Лейла.

Мы миновали ряд сожженных бронетранспортёров и грузовиков, здесь же, свесив к земле сорванные с откатников орудия, как-то скособочено стояли два танка. От них веяло чем-то таким, что сразу было понятно — оба безнадёжно мертвы.

Долина изгибалась к западу и сужалась. Здесь необычно резонировало эхо, путая слух. Звуки отражались и переотражались. Коротко простучала пушка у меня за спиной, десяток попаданий раздолбал осыпь не хуже танкового снаряда, переложив её по новой. Если там кто-то и сидел, то его или порвало в клочья, или завалило.

— Олег, Лейла, внимательнее. Заходим в сужение, подтянитесь.

Я прибавил газу и с небольшим заносом влетел в устье. За ним…Михалыч непечатно помянул чьих-то родичей. Долина, на карте обозначенная как сквозная, здесь заканчивалась каплеобразным расширением, амфитеатром ступенчатых скал, в которых темнели окна, проходы и прочие "постройки" неизвестного пещерного города.

И ни души.

— Давайте-ка вперёд, а то торчим как на витрине.

Инвё что-то тихо говорила на своём языке, короткими, необычно жёсткими фразами.

— Харальд, стой, — сказала она. Я обернулся. Эльфиня рассматривала тупик. Отдала винтовку Роману, сделала руками впереди себя незнакомый жест.

— Это морок, Харальд, — почти шёпотом, сдавленным голосом пробормотала Инвё. — Здесь ничего нет.

— Дальше видно что-нибудь?

— Да, следы те же самые, прямо ещё километр. Потом поворот. Здесь засада…

Она сжала виски пальцами.

— Назад нельзя. Мы вошли в этот проклятый сектор, сзади больше нет дороги…

— Ты о чём?! — она говорила не своим голосом, будто передавая чужие слова.

— Сзади пустота, ничего… Здесь засада, прорывайтесь.

Инвё без чувств свалилась на руки Кате.

— Иван, пальни по этой архитектуре.

— Есть.

Снаряды исчезли, как в воздухе. Ни огненных брызг от урановых сердечников, ни пыли.

— А ну-ка…

Я вдавил газ до упора, двигатели взвыли. У самой стены на нас дохнуло тяжёлым, оглушающим холодом, навалилась темнота. Я чувствовал только ховер — штурвал, вибрация корпуса, кресло — вокруг же была сплошная чернота, вязкая и беззвучная. А через несколько мгновений исчезла и она.

Зверски трещала голова. Попытка пошевелить хотя бы одной извилиной и сообразить, что случилось, отозвалась режущей болью.

Приоткрыв глаза, я увидел тусклый голубоватый свет и пляшущие в нём пылинки. Похоже на небольшое оконце под самым потолком. Руки… Руки свободны. С запахами не повезло. Прелая до силоса солома, старое тряпьё, вперемешку с кровью, потом и страхом. И немного других, пока неопределённых составляющих. Но и так ясно, типичный застенок.

Я ощупал себя. Брони нет, оружия тоже, даже ремня не оставили. На полу и вправду был толстый слой мягкой соломы. Крысами не воняет, уже хорошо. Голова не разбита, крови засохшей нет. Чем, интересно, меня приложили? Запомнил я только первый мгновения въезда в мнимую стену.

Сел. Все мышцы сразу закололо, наверное, валялся я долго. Ну надо же, я не один. В дальнем углу, возле окошка, на собранной в кучку соломе, кто-то свернулся. Больше в камере нет никого и ничего. Четыре стены, могучая дверь из досок, стянутых железом. Стены из слегка подтесанного дикого камня. Поворочав головой, я размял затёкшую шею. В голове немного прояснилось, кое-как встав, я заставил себя сделать зарядку.

Вьюшек в двери две. Одна для глаз, другая, с откидной полочкой, не иначе как для кормёжки.

Я подошёл к соседу. Сопит, завернувшись в старое, но вполне чистое одеяло. Толком ничего не понять, кроме небольшого роста.

— Эй… — я коснулся места, где предполагал плечо. И отлетел, с размаху сев на солому. Больше от неожиданности, у Кошки силёнок не хватило бы так меня отшвырнуть.

Она несколько секунд ошалело таращилась на меня, а потом кинулась на шею и заревела, перемежая всхлипы рваными фразами.

— Всех… Славку, Марину… они всех убили. Суки, твари, ненавижу… при нас… пятерых ушастых.

Я сидел не шевелясь. Рыжая уткнулась мне куда-то под самое ухо и постепенно затихла, только мокро хлюпала носом.

Нигде и никогда. Фрези.

Перед глазами всё поплыло. Я почувствовала резкий рывок за руку, неразборчивые голоса, среди которых выделялся мелодичный даже в командах говор Асет. В себя я пришла в каютке.

— Что ты хотела сделать, госпожа? — вскинулась она, заметив, что я открыла глаза. — Я не знаю, что за вещь ты носишь с собой, но от неё пахнет огнём и смертью. Я, прости, решила тебя обездвижить, чтобы ты ничего себе не сделала.

Я вспомнила, что взяла в руки автомат.

— Что, я хотела… — я поднесла палец к голове.

— Да, так ты это и держала.

Асет указала глазами на лежащий на столике "Спектр".

Меня замутило. На ясное сознание я представила эту картинку — грохот автомата и мозги по всей палубе.