Грани

— Блин. Вертушку бы нам для воздушной разведки, вообще хорошо было б… А, всё равно её вести некому, — буркнул я, поудобнее устраиваясь рядом с Фрези на башне.

Она пригладила выбившиеся волосы, улыбнулась.

— Ты же знаешь, что я боюсь летать.

— А мы невысоко.

Одиннадцатый день. Где-то на Грани. Дорога. Блэк.

"Хаммеры" неслись как угорелые. Весь гусеничный транспорт мы бросили, он был слишком медлителен. Я не думал о странном светящемся пятне, которое пыталось нас догнать в пятнадцатом секторе и к чертям сожгло один из БТРов. Это уже было не важно. То, как мы эвакуировали его экипаж команду на джипы, казалось мне просто нарезкой из какого-то боевика. В принципе никто не пострадал, кроме тех, кто не успел выскочить из вспыхнувшей машины. Тех мы почти не видели. Почти — потому что их призрачные лица попеременно появлялись на этом пятне. Они даже что-то кричали нам, но мы не слышали. Разделить их участь никому не хотелось. Пулеметные очереди на пятно не действовали, равносильно как и моя магия. Оставалось только одно — бежать, что мы естественно и сделали.

Я сидел в машине рядом с водителем и баловался со своим револьвером. Семь крупнокалиберных патронов и моя собственная глупость в придачу. Я слишком многое сказал Харальду. Слишком многое. Как бы он не встал однажды на моем пути. Застрелить его вчера я не смог. Совесть не позволяла, а ведь убийство могло всё изменить. Просто пуля, неважно куда. Этому пистолету наплевать. Вон коменданту попало в грудь. Бедного служаку буквально разворотило. Конечно, никакой он не бедный, а просто заупрямившийся осёл, но ведь как-то нужно такими управлять. Власть интересная штука. Управление человеком при помощи кнута практикуется издревле. Римская империя неплохо продемонстрировала плюсы и минусы рабовладельческого строя. Да, пока у тебя в руках меч, тебя боятся и слушают, твои приказы выполняются. Но достаточно потерять меч и тебя порвут в клочья. Почему так?

Потому что страх порождает ненависть. Начальник-тиран на работе ничем не отличается от надсмотрщика с плеткой. Только в одном случае тебя матерят и лишают премии, а в другом случае хлещут плёткой и могут убить. Кто сказал, что сейчас человек свободен? Сейчас он раб ещё больше, чем когда-либо. Рабство не только физическое, чёрт с ним, его можно вытерпеть. Моральное куда страшнее. Раньше, без всепроникающих СМИ, было проще. Про телевидение и радио вообще никто не думал, интернета тем более не существовало. Все примитивно и рассчитывалось на показуху. Надо казнить Петьку-душегуба — созвали толпу и прилюдно посадили парня на кол. Поустрашались. А сейчас просто ставят перед фактом. Был Петька-маньяк, сто жертв, расстрел. Всё, точка. Потом, конечно, выпустят программу под названием "Частный детектив. Петька-маньяк". Покажут жертвы, кровищу и всё расскажут. Страшно? Да ни черта подобного. Страшно когда смотришь эту передачу. Народ приучают к жестокости и твердосердию. Зачем это надо?

Ответ простой. Чтобы люди не сопереживали друг другу, иначе может произойти очередная революция. В фильмах ужасов главные плохие парни прыгают с бензопилой, кровь потоками, а нам весело. Кричим: еще давай! Мало нам мяса. Отрежь ему голову и руки. А почему ноги не отстрелили? Все пальчики ему переломай, чтобы больнее было. Влияет ли всё это на психику? В принципе, не очень. Но когда такое дерьмо льётся ежедневно, начинаешь замечать за собой жестокость. Нет, не физически, а морально. Потому что большинство твоих желаний не заходят дальше бутылки водки, жиденького супчика без мяса, расплывшейся жены и низменных желаний. Вот поэтому ты и лезешь в телевизор, смотришь дерьмовые боевики, где люди дохнут как мухи от рук главного героя, с которым ты себя неосознанно отождествляешь. Так их сволочей, из пулемёта, гранату им в рот. И порнуху ты смотришь, потому что от Машки тебе тошно. Пришлось тебе, дураку, жениться на ней из-за пьянки на той вечеринке и того, что под рукой не оказалось презерватива. Вот и пей водку, смотри кровавые боевики с порнухой вперемешку и самоудовлетворяйся. Такую жизнь ты выбрал сам. Вот ведь как все выходит. Сам во всем виноват.

— Блэк, это Пятый столб. Поворачивать будем? — спросил Комар. Я отмахнулся от тяжёлых мыслей, словно отгонял надоедливую мошку.

— Вон, видишь, стоит фура раскуроченная, — я взглянул на индикатор. Песок в часиках стал синеватым, — там есть тропинка. Как повернешь, сразу остановись. Я осмотрю дорогу.

— Я с тобой, — Комар стал проверять свои "Беретты".

"Хаммер" остановился. Я хлопнул дверцей и оказавшись на свежем воздухе сделал вдох. Пахло гарью. Здесь всегда так пахло. Сама фура сгорела лет пять назад, но запах стоял до сих пор. Сначала, похоже, убили водителя — кабина была вся в пробоинах, — сам грузовик разобрали и подожгли. Индикатор аномалии подскакивал до красного песка при любом приближении к останкам фуры. Значит, там была какая-то сильная часть аномалии, поэтому подходить я туда не решался и других не пускал. За пять лет фура даже не проржавела. Странным это уже не являлось, такие законсервированные области я встречал уже не раз. Вот и сейчас песок в индикаторе окрасился в красный.

— Та самая? — спросил Комар, указывая на фуру.

— Ну, — подтвердил я, — дорога, кстати, уже накатанная. Хочешь, посмотри сам.

Комар подошел и сел у самого края тропинки, превратившейся в дорогу. Он что-то водил пальцем по земле. Встал, прошел метров пять туда-сюда и подошел ко мне.

— Грузовики, скорее всего "Уралы", пара БМП, один БТР. Танки, — он задумался, — да точно, танки. Два или три. Следы часто пересекаются. Видимо большой отряд перебазировался.

Все-таки Комар был неплохим парнем. Двадцать пять лет. В армии служил механиком БМП. В армейской технике здорово разбирается. Стреляет хорошо и следопыт из него получился отменный. Сам он родом из Уссурийского края. Всё детство на охоте провел. В армии ещё этим развлекался — изучал следы транспорта и людей.

— Как давно?

— По состоянию следов уже около недели. Интересно, а что делать военным в семнадцатом секторе?

— Сейчас посмотрим, — я достал карту. Значками были помечены аномалии, города и прочие достопримечательности. А вот и этот злополучный сектор. На карте ничего интересного. Странно, я помнил, что в этой области есть озеро. Поселяне, которые здесь жили, называли его Глубинкой. Мол, озеро глубокое. Источник имеет, потому и не мелеет. Самих поселян-то здесь уже не было, их эвакуировали ещё год назад, перед очередной пульсацией Зоны. Глубинка не была отмечена на моей карте, хотя я как сейчас помню, что рисовал контур озера и подписывал корявым почерком название. Или мне это приснилось? Я в то время немало пил.

— Там должно быть озеро, — показал я, — но его нет на моей карте, как это ни удивительно. Скорее всего, я был с бодуна и только подумал занести его.

— Поедем? — Комар убрал пистолеты.

— Поедем, но не спеша. Встречи с армией нам совсем нежелательны. Может закончиться перестрелкой. Передай водителям не топить, — я полез обратно в кабину.

Машины медленно тронулись, урча двигателями.

Одиннадцатый день. Где-то на Грани. Семьдесят километров на юго-запад от форта. День. Сандра.

События последних двух-трёх суток я помнила весьма смутно. Немного болели голова и живот. Давно я так паршиво себя не чувствовала. Похоже, наверное, на последствия чудовищной попойки, но в таких я не участвовала. Разлепив глаза, я прислушалась к собственным ощущениям и поняла, что лежу на чём-то не совсем мягком, и к тому же подёргивающемся без всякой системы. Неровный гул и взрыкивание двигателя дали основания предполагать, что меня куда-то везут. Я приподнялась на локтях. Голова отозвалась резкими ершистыми уколами в затылок. Да я его просто отлежала! Находилась я в кузове бронетранспортёра, назад резво убегали перелески и слабо наезженная степная колея.