На ночь глядя

Роман Шмыков

На ночь глядя

Я искал собеседника. Я плохо себя чувствовал. Я устал ощущать себя одиноким, и ещё больше мне надоело не быть одиноким в своей же голове. И вот мы здесь.

У пруда

Думаю, здесь немало жестокости. И я предупреждаю – особо чувствительных к физическому насилию прошу пропустить этот рассказ и приступить к основе сборника, которую пронизывает одна нить общей идеи. Спасибо.

«Виталий. Рейтинг 4.98. Приедет через 10 минут».

Я надел кроссовки и наспех накинул куртку. Портфель висел на одном плече и слегка мешал закрывать квартиру. Пришлось сделать это дважды, я не сразу проверил, везде ли выключен свет. Виталий задерживался, и несколько минут пришлось простоять в подъезде на первом этаже, чтобы не мёрзнуть снаружи в ожидании такси. Сегодня было особенно холодно, и я боялся заболеть. Промозглый ветер зимы в десять часов вечера беспощадно атаковал любой открытый участок тела.

Встал у дороги, и машина подъехала почти одновременно с моим выходом. Я закинул портфель и грузно ввалился в салон такси.

– Здравствуйте. – Я всегда здороваюсь первым, даже не успев полностью залезть в машину.

– Добрый вечер, – голос таксиста был уставшим, но бархатно-приятным. Внутри пахло печеньем, хороший этот аромат. – Дорога займёт примерно двадцать четыре минуты, едем?

– Да.

Под колёсами захрустел снег. Пустые, еле освещённые дворы сменились дорогой, медленно втекающей в шоссе. Жёлтые фонари выглядели совсем понуро под снегопадом, и я не смотрел лишний раз в окно. В телефоне до сих пор не было ни одного сообщения от неё, хотя я ждал с самого утра. Зря понадеялся, очень зря.

– Этот район считается частью города, или это отдельный посёлок?

– Что, простите? – я правда не расслышал вопроса таксиста. Только сейчас обратил на водителя внимание, будто до этого машина ехала сама. Это был мужчина лет шестидесяти пяти на вид. Курчавые волосы до плеч, совершенно седые, а на макушке блестит лысина размером с маленькое чайное блюдце.

– Район, куда едем, он считается частью города? – мы остановились на перекрёстке, и таксист обращался ко мне вполоборота. На его горбатом длинном носу сидели очки с толстой чёрной оправой, а кустистые брови торчали над глазами как две гусеницы. Но даже при этом всём внешность водителя не отталкивала.

– Я даже не знаю. Точно не могу сказать.

– А вы не домой направляетесь?

– Нет. Работа.

– Так поздно? – его удивление было искренним, несмотря на то, что и сам он не сидел сейчас перед телевизором. – Уже одиннадцатый час, а вы даже не домой едете. Ненормированный график?

– Можно и так сказать.

– Я что спросил-то, раньше это считалось частью города, а теперь называется отдельным посёлком. А что изменилось? По сути, ничего.

– Ну да, наверное.

Я не горел желанием вести оживлённый диалог, но был в таком настроении, что не прочь хотя бы покивать и согласиться со всем, что говорит твой собеседник. Такие поездки в такси – обычные дело для меня, и я привык слушать истории ни о чём. К моему удивлению, Виталий резко замолчал, и следующие минут десять мы ехали в полной тишине, если не считать тихо играющего радио. Звучали совершенно пресные песни, и я снова взглянул на экран телефона. От неё – ничего.

Мы ехали по эстакаде, отсюда видны огни домов, торчащих за рекой. Фонари тянулись всё выше и выше, стараясь пролить хоть немного света на пустую дорогу. Кроме нашего такси машин почти не было, и мы ехали, оставляя за собой свежую маленькую колею.

Я совсем задумался, и даже музыка медленно пропала с фона. Гадал, что же сделал не так. Всё было слишком хорошо? Да не может быть. От такого не отказываются. Искать ошибку трудно, и сам понимаю, что мой взгляд замылен, вижу до обидного мало. Может, поэтому всё теперь вот так? Никак.

Поворот на очередном перекрёстке получился резким. Водитель притормозил и посмотрел на навигатор, висящий над приборной панелью. Я не видел, сколько ещё оставалось времени, но стрелка, обозначающая нашу машину, стояла ровно на половине линии пути.

Я помню, что её дом находится у какого-то пруда. Не помню только его названия – давно там не был. Да и приезжал всегда днём, а теперь дорога кажется совершенно новой, чужой. Внутри меня сидел ещё не оформившийся страх, и он был бы сильнее, если бы я не знал точного адреса. Он запомнился просто отлично. Хорошо, что не пришлось показывать пальцем Виталию, куда мне нужно добраться.

Пруд, наверное, уже замёрз. Но вряд ли там уже собираются рыбаки. Она говорила, что иногда они появляются, хотя рыбы в озерце нет давным-давно. А она там водилась вообще? Как по мне, пруд слишком маленький, чтобы там что-то ещё жило. Посреди пруда торчал островок со старым деревом, листва которого похожа на лысеющую голову. Жалкие листочки появляются поздней весной и опадают полностью уже в начале сентября. Печальное зрелище.

Вот этот поворот я помню. Ехал здесь на автобусе, тут водители всегда замедляются, чтобы пересечь трамвайные пути, которые торчат слишком высоко, чтобы спокойно их преодолеть. Телефон вспыхнул, и это было сообщение, но в очередной раз не от неё. Я смахнул его в сторону и выключил экран.

Мы заехали в знакомый двор, и я успокоился. Эти места уже знаю отлично. Высокие дома как две скобы окружают длинную детскую площадку и небольшой красивый парк с низкорослыми кустарниками. Летом тут росли цветы, а сейчас аккуратно собранные сугробы похожи на оградку.

Мы остановились у третьего подъезда. Он в самом углу, и тут машинам всегда трудно разъезжаться. Мы попрощались с водителем, и я вышел, рукой вытянув за собой портфель. Машина тронулась не сразу, и мне даже удалось дойти до двери подъезда, прежде чем она уехала.

Я уже поднёс палец, чтобы набрать номер её квартиры, как из подъезда вышел мужчина. Он очень странно на меня посмотрел, и мои глаза машинально опустились. Я сделал вид, что сейчас наберу номер квартиры и меня впустят. Мужчина тихо хмыкнул и придержал для меня дверь, я зашёл внутрь, кивнув ему, но так и не удостоив взгляда. Мне не понравились эти глаза, сидящие над обвисшими щеками.

Тут очень тепло, и мои очки запотели после мороза снаружи. Я их снял и по мышечной памяти дошёл до лифта. Пятый этаж, её квартира слева на площадке. Знакомая мелодия дверного звонка вызвала во мне трепетную, но неприятную дрожь. Вспомнилось то, о чём не хотелось бы вспоминать. Звуки аккуратных шагов до двери послышались заранее, и поэтому я задержал дыхание, боясь непонятно чего.

Она говорила по телефону, сильно удивилась, увидев меня на пороге. Ждала кого-то, что так быстро открыла дверь? До этой секунды она смеялась, она шутила, но телефон выпал из её рук на кафельный пол прихожей, и женский звонкий хохот стих вместе с пластиковым ударом телефона об пол. Она набрала воздуха в лёгкие, но я ударил прежде, чем прозвучал её крик.

Она упала спиной на пол, кажется, ударилась затылком. Я быстро зашёл и закрыл за собой дверь. Помню, однажды к нам постучались соседи, когда мы громко трахались с ней. Слышимость тут и так слишком высокая, и необходимо сделать всё быстро, чтобы никто ничего не услышал. Тем более в такой поздний час, когда шум с улицы пропал совершенно, и можно различить чужое дыхание за стеной.

Я достал из портфеля скотч и быстро обмотал её рот, обернув несколько раз ленту за затылком и оставив лишь нос торчать поверх. Она замычала, но даже без скотча сделала бы это тихо. Когда я поднял её с пола за плечи, внизу уже растеклось небольшое кровавое пятно. Мелкие капли сползали по белокурым коротким волосам, быстро превращаясь в коричневую корку.

Пришлось оттащить её в большую комнату. Здесь стояли картины её авторства. Никогда мне не нравились. Слишком претенциозно. Эти портреты чересчур простые. Две линии и глупый чёрно-белый градиент. Такая безвкусица. Надо было ей сказать об этом раньше. Кровать как всегда не заправила, хотя я говорил, что это некультурно и некрасиво, даже если никто не ждёт гостей.