Страница 16 из 17
Бросьте в меня камень, у кого в голове не водилось тараканов, которые периодически не выбегали бы за отвесную стенку морали. А ведь мораль, которой мы придерживаемся на словах, говорит: «Если твое око соблазняет тебя, то вынь его и отбрось» и «Кто смотрел на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Вот и спрашиваю: а судьи-то – кто? Чем я, взявшийся судить, лучше других? Возможно, я даже хуже. Я учу жизни других, а сам делаю по-другому.
Как же мне повезло с сестренкой. И как же ей не повезло с братом. Если отбросить частности, то Машка – просто ангел. А смотреть всегда нужно в суть. «Друг познается в беде» – так утверждает народная мудрость. Это истинная правда, проверенная мною не раз. Добавлю: родственная любовь тоже проявляется лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Хочешь узнать, как к тебе относится человек – дождись смертельной угрозы (внимание, необходимая ремарка: опасно для жизни, самостоятельно не повторять, трюк исполняли профессиональные каскадеры).
Впрочем, иногда за любовь принимают корыстный интерес. Хорошо иметь такую сестру, которая любит меня просто за то, что я – вот такой, несносный, несправедливый, со всей кучей недостатками – есть на белом свете.
Я ради нее тоже готов на все. Если нужно – брошусь в драку с полицейскими, если они позволят себе нечто большее, чем слова. А могу и за слова. Когда терпение кончится.
Но терпение мое будет долгим. За спиной – Хадя.
Сердце разрывалось.
А Машка продолжала меня спасать. Но как бы ни хорохорилась, ей не выдержать настоящей порки. У меня, как брата, был сдерживающий фактор, поэтому организм перестраховывался с регулировкой мощности и бил в неполную силу, От сержанта, судя по предвкушающей физиономии, такого не дождешься. Просить – унизительно. К тому же Машка заявила, что ей нравится боль. Сержант непременно захочет сделать девушке приятно.
– Саня, это шанс, мы не можем его упустить. Правда, товарищ сержант? Или правильнее все же «господин сержант»?
Старомоев кивнул:
– В любом случае это сыграет в вашу пользу. Мы же люди, все понимаем. Если идут навстречу нам, то и мы. А обращаться можете, как сочтете нужным, хоть по имени. Если что, меня зовут Прохор, напарника – Антон. А поскольку мы сейчас вместе с вами ищем способ максимально законно обойти закон, то я и напарник как бы не при исполнении, прошу это учесть.
– Господин сержант. Прохор. – Соблазнительной походкой Машка прошествовала к полицейскому и остановилась впритык, едва не касаясь. – Пусть меня снова накажет брат.
Устремленные книзу глазки мило моргнули, умоляющее выражение одновременно вышло завлекающим и немного заискивающим. Любой мужик на месте сержанта растаял бы и поплыл. Прохор Старомоев оказался не любым.
– Это сведет на нет чистоту эксперимента. – Его губы растянулась в ласковой улыбке нациста, приглашавшего деток в газовую камеру. – Если вам, Мария Егоровна, нравится именно брат и радость приносят издевательства исключительно в его исполнении, то для Алексантия Егоровича и участвовавшей в качестве пособника подружки в уголовном кодексе имеется другая статья…
Что сделал бы Гарун, если бы так разводили его сестру?
О, как же все просто. Не нужно разговоров. Нужны действия. Поведение Гаруна – лакмусовая бумажка того, что должен сделать в таких случаях настоящий мужчина и каких поступков подсознательно ждет от меня Хадя. В результате она пострадает. Но иначе она потеряет ко мне уважение, я перестану быть в ее глазах мужчиной. Мужчина – тот, кто отвечает за своих женщин. Мадина должна была стать второй женой, но даже становясь второй, она знала, что муж не предаст ее, не отдаст на поругание.
На душе посветлело. Когда Машка, решившая любой ценой спасать меня от тюрьмы, возьмется за пояс халата, я прыгну на сержанта. Пусть забирают за нападение. Я поступлю как мужчина.
Игравший в соблазнение и, в то же время, испуганный взгляд сестренки вдруг обрел осмысленность:
– Прохор… Господин полицейский, вы же разрешили к себе так обращаться?
– И, кстати, можно на ты.
Я напрягся. На сжатых кулаках проступили готовые к удару побелевшие косточки. Чего еще удумала, негодница? Несомненно, снова какую-то пакость.
Нет, халат остался на месте. Все ошалело пронаблюдали, как сестренка взяла телефон, экран вспыхнул, пальцы полезли в меню.
– Прохор, пару минут назад ты сказал: если Мария Егоровна докажет, что на ней нет следов побоев, вы извинитесь и уйдете. – Машка, по-детски упомянувшая о себе в третьем лице, сунула экран под нос сержанта. – У Марии Егоровны есть доказательства. Фотографии сделаны сегодня, внизу автоматически проставлялись дата и время, а в электронном виде можно увидеть остальные данные и подтвердить, что фотошопом не пользовались. Смотрите, это – утро, мы мило беседуем с братом, на которого вы так ополчились. Я счастлива. Как думаете, была бы я такой, если бы он издевался надо мной и бил меня? – Вопрос был риторический, Машка продолжила листать и комментировать. – Это мы с братом в городе. А это вы с другим напарником.
Бровь сержанта поползла вверх:
– Когда успела?
– Вы с Санькой беседовали, я разговаривала по телефону и заодно щелкнула вас и все, что вокруг. Смотрим дальше. Это мы с Санькой ходим по магазинам. Дальше Саньки нет, потому что ко мне приехал парень. Это он. А это мы с ним.
Лицо сестренки залилось краской, но она не сводила глаз с полицейского, пока тот рассматривал подробности.
– Место знакомое, – хмыкнул сержант. – Там же, да?
– Ничего другого мы не нашли, везде полно любопытных. Не город, а проходной двор. Удобный закуток за свалкой деревянных поддонов я присмотрела, пока вы говорили с братом, выше была фотография этого прохода между штабелей. Если бы Санька не спешил с моим воспитанием, а сначала осмотрелся и выбрал местечко поуединеннее, фиг бы вас кто вызвал.
Сержант вгляделся в последний снимок.
– Приблизь. Я про лицо. Твой парень, говоришь? А это, случайно, не он сломя голову несся со двора, когда мы подъезжали?
– Он. Так получилось, что брат нас застукал. Господин сержант… Прохор… Только я одна во всем виновата. Если нужно кого-то арестовать, то арестуй меня.
– Я бы с удовольствием, но тебя не за что. Ты потерпевшая.
– Нет! – Машка замотала головой. – Я подставила брата своим поведением, значит для закона потерпевший – он! Но это неважно, ведь нужно предъявить вам отсутствие следов? – Она пролистала в конец папки. – Последним кадрам меньше получаса, и вот, пожалуйста, никаких следов. Правда ведь, очень хорошо видно: ни-ка-ких!
На ее щеках можно было кипятить чай, однако дерзкий взгляд продолжал жечь полицейского.
Сержант задумчиво покусал губы.
– Значит, вот за что братец решил ремнем воспитать. Маша, я понимаю тебя, но теперь еще больше понимаю его. У меня тоже есть сестра. И у Антона есть. И не одна.
Напарник сержанта, молча заглядывавший тому через плечо, кивнул.
Дело, казавшееся проигранным, покачалось на краю пропасти и медленно поползло обратно. Я затаил дыхание. Готовые к последнему броску мышцы расслабились, в мысли вернулось выброшенное за ненадобностью понятие будущего.
– Всего этого, – Прохор отобрал телефон и принялся листать сам, – могло не быть, если бы ты вела себя скромнее или хотя бы умнее. Брат – мужчина, он обязан тебя защищать, а это, – палец сержанта ткнул в один снимков, – прямая угроза семье, ее безопасности и репутации. Поставь себя на место брата и подумай.
– Подумала, потому и защищаю. Я прекрасно понимаю его, несмотря на то, что он не понимает меня. – Машка попыталась вернуть телефон, но сержант отвел ее руку и вновь уставился в экран.
– И сильно он тебя за это? – Лицо полицейского покосилось на Машку в район ее спины.
Вопрос – провокация! Если Машка подтвердит, что да, добрый полицейский снова превратится в злого, и событийная спираль пойдет на второй круг.
А если он попросит показать…
Я ощутил, как ногти вновь прикончили линию жизни в сжавшихся кулаках.