Журнал «Юность» №05/2020

Училище оказалось в Омске, оно под вторым номером («номер один» действительно было в Москве). По военным правилам, с окончанием войны второе автоматически ликвидируется. Выпустить нас лейтенантами не успели. С мая 1945 года началось мое перемещение по разным частям. Оказался я в Биробиджане, в 5-м запасном стрелковом полку, где и был сделан снимок. На войну с японцами, хотя просился, не успел: все быстро кончилось. Через этот полк шла демобилизация старших возрастов, их замещали мы, молодые. Таким образом в конце концов я и попал на Сахалин. А уж с острова демобилизовался весной 1947 года…

Наш полк занимал обширную территорию у подножия сопки, километрах в трех от города. Была она огорожена высоким забором из колючей проволоки. Естественным препятствием с одной стороны была сопка, круто обрывавшаяся к реке Бире. Особых дел у солдат не было – жди, когда тебя отправят куда-нибудь. От безделья, естественно, у некоторых возникало желание побывать в «еврейской столице». Потому и ограждения. Я был командиром отделения – 130 человек. Я должен следить, чтобы через проволоку мои не лезли. Бог знает, где они бродили?.. У кухни все собирались.

Однажды приятель Сашка позвал меня прогуляться на вершину сопки. С фронта у него был немецкий пистолет и мешочек патронов. За пистолет могли серьезно наказать, потому решили напоследок пострелять и выбросить его в реку. Залезли высоко на гору. Под нами бурная река. Видим с верхушки пологий скат сопки и низкий берег. Там купаются мальчишки. Вдруг крик: «Мишка тонет!» Видим красные трусики, маленькое тельце. Несет течение несчастного. Скоро будет прямо под нами. Два здоровых парня, сильные, войну прошли. И жуткая тоска на душе: прыгнуть нельзя – горы, до воды не долетишь, разобьешься о камни. Спускаться по круче? Не успеть. Все это до сих пор у меня перед глазами… И вдруг облегчение. Появился на низком берегу какой-то незнакомый солдат, быстро скинул сапоги, бросился в реку. Догнал Мишку. Вытащил. Ну, счастье – и Мишкино, и наше… А самовольщику слава!..

Стрелять расхотелось. Пистолет полетел в Биру. За ним, отводя душу и успокаиваясь, по штуке кидали мы патроны.

Ася Петрова

Родилась в 1988 году.

Прозаик, переводчик французской литературы, член Союза писателей Санкт-Петербурга, кандидат филологических наук и обладатель докторской степени университета Сорбонна Париж IV. Преподает в СПбГУ.

Автор нескольких книг для детей и юношества и двух романов, а также более сорока книг переводов. Лауреат первой премии «Ннигуру» и премии имени С. Маршака.

Самая реальная книга о Великой отечественной войне

«Ольга. Запретный дневник» («Азбука Аттикус», 2011)

Может быть, книгу «Ольга. Запретный дневник», подготовленную Наталией Соколовской, не стоит называть самый реальной книгой о войне, но мне сразу пришло в голову именно это определение. И, наверное, любому своему студенту, в общем, молодому человеку, который совершенно не в курсе реальности нашего прошлого, я бы дала именно эту книгу.

Книга состоит из дневников 1939–1949 годов, фрагментов второй части книги «Дневные звезды», писем, избранных стихотворений и поэм, документов и фотографий, материалов следственного дела № П-8870 из архива УФСБ. Здесь ценно все, но мне особенно близка дневниковая часть. Современный мир живет в инстаграме, частично в фейсбуке. Я на минутку представила себе, что фрагментарные записи Берггольц висят, например, в соцсетях. И каждый день она пишет новые заметки, а под ними, вероятно, самые разные комментарии.

Я помню, как в школе читала наизусть стихотворение Берггольц (забыла какое), помню отчетливо ощущение того, что хочется и надо заплакать навзрыд, но почему-то нельзя. Хочется, но нельзя. Я очень хорошо помню, как слезы стояли у меня в глазах, пока я читала стихотворение, и я помню, как замер класс (у меня были исключительно умные одноклассники, с которыми можно было разделить многое). На этом все. Я так и не заплакала. И поразилась сейчас, когда на первой же странице дневников увидела слова Берггольц (39-й год): «Я страстно мечтала о том, как буду плакать, увидев Колю и родных, – и не пролила ни одной слезы». В этой фразе я узнала то состояние, в котором читала стихотворение классе в девятом или десятом. Вот так она умела чувствовать и писать.

Еще поразительна способность Берггольц не только выживать, но и жить в неимоверных условиях. Я думаю, что многие представляют себе тюрьму и войну как черную безысходность. Но даже из этой безысходности находится выход, даже в условиях этой катастрофы удается любить и творить, постоянно работать. И как-то сразу забывается все неважное, а все важное вырывается на первый план. Сама жизнь становится более настоящей, более реальной, потому что за нее надо хвататься: «Произошло то же, что в щемящей щедринской сказке “Приключения с Крамольниковым”: “Он понял, что все оставалось по-прежнему, – только душа у него “запечатана”. <…> “Со мною это и так, и все-таки не так. Вот за это-то “не так” и хватаюсь”». И далее: «А может быть, это и есть настоящая зрелость?»

Думается, это не просто зрелость, а сознание реальности. Сложно себе представить настолько ясное сознание. В книге Берггольц, на ее станицах – настоящая жизнь. В ней все перемешано до такой степени, что вопрос о человеческом счастье мгновенно растворяется в других мыслях: «Что же, так и не даст мне жизнь счастья – никогда?» Видимо, никогда. Как говорил Осип Мандельштам Надежде Яковлевне, «а кто тебе сказал, что ты должна быть счастлива?». Хороший вопрос в масштабах бытия и немыслимый в сегодняшнем восприятии реальности.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «