Любовь и Миры

И Оуэн понял, что стресс, наконец, им преодолён. Именно улыбка помогала ему обрести равновесие. Сузив зрачки, Оуэн положил голову на руки и задремал…

Но одна рука с отдельным, стационарно работающим в ней мозгом, даже во сне продолжала внимательно ощупывать пространство вокруг — чтобы подстраховаться от внезапного нападения мурен, мечтающих отхватить от тела морского философа лакомый кусочек. Хотя он, даже будучи в панике, успел завалить вход камнем. Но осторожность никогда не повредит. «Опасность, всюду опасность! Но я держу всё под контролем!» — посылала конечность сигналы в его мозг. И Оуэн мысленно похвалил её. Ничего, пусть сигналит. Такова задача восьми автономных участков его мозга, расположенных в гибких и умелых конечностях, обладающих даже обонянием — быть настороже, ведя дозор. Их цель — защитить основной мозг, находящийся в голове криптита, от неожиданностей и опасностей, чтобы он не отвлекался на мелочи и, соблюдая спокойствие, вовремя сортировал сигналы, поступающие от внешнего мира.

«Надо выспаться, — плыли мысли, — и набраться сил перед дальней дорогой…  Какой ещё дорогой? — встрепенулся Оуэн, открывая зрачки. И тут же согласился: — Ах, ну да, правильно — надо отсюда уходить. Опасность извне не исчезла. Стивен с Мэйтатой где-то здесь».

Оуэн всеми своими многочисленными нейронами чувствовал, что ловцы быстро не успокоятся. Придётся, наверное, и вправду, искать другое место обитания. Не то можно угодить в компанию к реликтам.

«Как? — пожаловался его основной не дремлющий разум. — Я, древнее мыслящее существо, гожусь лишь на то, чтобы стать всего лишь ёмкостью для сыпучего вещества? А, да, вспомнил, как оно называется — опилки, крошки от деревьев. Смешно. «Музей отвалит кучу денег», — так сказал Мэйтата?» — вспомнил он. И вздохнул: Деньги, деньги…  Древний божок людей…».

Власть денег над людьми Оуэн хорошо знал. Он ведь с начала человеческой цивилизации наблюдал за нею. И мог легко проникать в их не слишком высокоразвитое моно-сознание — способности к телепатии у его сородичей были врождёнными. А деньги — мера обмена — для людей всегда были очень важны. Даже когда это были всего лишь продукты или шкуры животных.

«Разве может быть мера ценностей важнее самих ценностей? Например — жизни этих животных, с которых сняли шкуру?» — в полудрёме вздохнул криптит.

Сам человек, приобретая тем или иным путём много денег, редко становился от их наличия лучше. Чаще было наоборот — он делался жадным и безжалостным, считая себя, богача, выше других. И при этом ему хотелось иметь их всё больше и больше. На протяжении истории человечества деньгами — эквивалентом обмена, были: продукты и шкуры, ракушки и бусы, минералы и металлы. А потом даже простые клочки бумаги — вексели, едва ли пригодные ещё на что-либо. А с недавних пор деньги людей стали и вовсе невидимы. Это были всего лишь символы в некой банковской системе, кровеносных артериях, основе человеческой цивилизации. Полный абсурд! По сути, жизнями миллиардов людей управляли закорючки с нолями. И за эти нули люди были готовы на любое преступление…

«Что такое ноль? — приоткрыл Оуэн зрачки. — Ничто. Дырка, пустота в пространстве, которая играет какую-то роль, если только рядом с ней есть хотя бы одна мизерная закорючка — единица. И в зависимости от того, куда человек помещает этот ноль — впереди единицы или за ней — значение нуля меняется — мгновенно возрастает или обесценивается. А если за единицей эта пустота повторяется многократно, то она раздувается до невероятных размеров: тысяча, миллион, миллиард…  Дурная бесконечность с мизерной циферкой в начале. Какой в этом смысл? Ведь вселенная порождает только реальные вещи и даёт человеку всё нужное без меры, не ожидая от него оплаты нолями. Хотя, чего уж там — нолями он и платит, считая себя единственным хозяином вселенной и потеснив на планете все прочие формы жизни. Боюсь, вселенная скоро, исчерпав выданный человеку кредит доверия, в очередной раз переставит все нули, которыми он так раздул значение собственной единицы, вперёд человека и превратит его самого в мизер. Как это уже было не раз. И отправит его в начало Эволюции. И тогда шкала ценностей на планете вновь поменяется, оставив лишь реальные величины. Возможно, на этот раз другой Вид займёт первенство на планете. — Оуэн усмехнулся. — Что-то я сегодня не в меру строг. Не из-за Мэйтаты же? Никто не знает, когда и как Творец решит судьбу человека и куда переставит нули. Возможно, человек ещё образумится, вернув долги миру, благодаря которому существует. Да, пусть всё идёт, как идёт, и будет, как будет — как говорят мудрецы. Лучше я подумаю, как мне самому быть дальше? — вздохнул он. — Шкалу ценностей Стивена с Мэйтатой легко определить. Я для них и есть тот самый ноль. Добавленный к единице Стивена, я увеличу его значимость в деревне. Среди них, по сравнению с человеком, моя роль — ноль и он явно не в мою пользу, — усмехнулся он. — И никто не поставит меня вперёд человеческой единицы, скорее — позади. Впрочем, как и любое другое существо на Земле».

Оуэн всегда старался держаться от людей подальше. Лишь эйфория Танца Сфер и явление одновременно двух светил лишила его бдительности, помешав избежать серьёзной опасности. Хотя нет, скорее — инцидента. Он, Giant Octopus, порвал бы их сети в клочья. Его паника была неразумной и возникла лишь от неожиданности.

«Но я ведь осьминог, а для нас характерна некоторая…  эмоциональность, — попытался оправдать себя Оуэн. — Надо было просто использовать телепатию и внушить им, что я, например — китовая акула, которая их сетям не по зубам».

Оуэн, как и некоторые другие животные на Земле, был телепатом. Он мог даже проникать в ИПЗ — Информационное Поле Земли и узнавать любую информацию и жизненную историю любого существа. Не секрет были для него мысли и судьбы двух этих ловцов.

Один — Мэйтата, местный темнокожий рыбак, был ловцом жемчуга и изменчивой удачи. Он жил в бедной деревеньке на острове, мечтая разбогатеть и уехать в большой город. Жаль только, что не имел для этого никаких талантов, кроме непомерного бахвальства. Гигантский осьминог, которого он случайно заметил при сборе раковин на большой глубине, мог стать его выигрышным билетом в счастливую жизнь. Он показался ему настоящим монстром из легенды, подобным древнему спруту Туму Раи Фенуа, который поддерживал небо после сотворения мира высшим африканским богом Тангароа. И на этом монстре можно было заработать неплохие деньги! Мэйтата потом специально съездил в прибрежный город на материке, где, по разговорам, один гринго, заезжий учёный, скупал у населения всякие морские диковины и собирал слухи. Звали его Стивен Смит. Этот гринго с восторгом отнёсся к рассказу Мэйтаты о гигантском осьминоге. И — глупец, даже не скрывал своего интереса. Тут же вознамерился снарядить шхуну для поимки этой научной редкости. Поэтому Мэйтата сразу перестал уважать этого Смита за полное отсутствие у него хитрости и деловой хватки. Глупому гринго напустить бы на себя побольше важности и презрения, пару раз отказать Мэйтате, а потом уж, хорошенько поторговавшись, чего-нибудь предложить. Тут бы и началась настоящая торговля. По крайней мере, сам Мэйтата, считающий себя очень неглупым малым, именно так бы и поступил. А так даже неинтересно. Глупый гринго, не торгуясь, сразу согласился на все его условия и на непомерно большую цену. Он был согласен ловить монстра. Если Мэйтата, конечно, не соврал ему насчёт размеров. А он — в данном случае — не соврал. Хотя сам африканский бог Тангароа или, чуть менее великий, Ньянкупонг не возражали бы, если б Мэйтата хорошенько одурачил этого гринго и глупца, возомнившего себя великим учёным. Мэйтата ликовал от своей удачливости, хотя, конечно же, Стивену этого не показал. Даже наоборот, как всякий умный и уважающий себя человек — недовольно скривился, сделав вид, что сильно продешевил. И ещё раз, хорошенько поторговавшись — чтобы поднять свой статус и — кто б сомневался! — выбил из пустоголового гринго надбавку в виде хорошего аванса. И мог бы на этом и закончить, скрывшись от Смита. Ведь он даже не знал, откуда прибыл к нему Мэйтата. То-то в деревне потом посмеялись бы над глупым одураченным гринго! Но деньги ему были очень нужны.