Страница 1 из 6
Сергей Соловьев
Свадьба и лишний покойник в могиле
Пролог. Не уехать просто так
– Время уж мало, Сергей Петрович, – всё повторял нервничающий больше самого полицейского чиновника дворник Акимов Кузьма Гаврилович, – да поезд уж совсем скоро. Что делать-то?
Рядом вышагивал и кочегар котельной, Щеголев Илья, который уже принёс шесть чемоданов со второго этажа. И сегодня же он отправил телеграмму Петру Андреевичу да матери Лукерье Степановне, в деревню Стабровка, Орловской губернии, что выезжает к ним их сын. Как и дворник, кочегар служил здесь не один год. Собственно, чужим человеком Илья Романович уже не был, поскольку ухаживал за их гувернанткой, Глафирой Андреевной. Как там их амурные дела продвигались, полицейский чиновник не вникал, не его дело, своя служба имелась.
Кузьма Гаврилович человек был человеком основательным, уже не один десяток лет служил в доме, где квартировали работники сыскной полиции. И здесь, на Большом Каретном, тоже был его дом, и он привязался к людям, здесь жившим и чувствовал их почти частью своей семьи. Так что два работника справлялись преотлично, и без их помощи Стаброву было бы гораздо сложнее.
– Не на мотоцикле же мчаться на Курский вокзал, – с сомнением посмотрел Сергей Петрович на чемоданы и коробки, уже лежавшие во дворе.
И да, всё это на таком легкомысленном транспорте перевезти не было возможности. А с извозчиком вдруг возникли проблемы, а времени уже просто в обрез. Анна ходила взад и вперед по двору их дома, уже не прикрываясь зонтиком, а размахивая им на ходу. Обстановка накалялась по секундно. Сергей Петрович вспоминал схожий момент, во время флотский службы, когда в Гельсинфорс прибыл ревизор из Адмиралтейства для проверки их минной дивизии. Любимый начальник без конца посылал вестовых командирам миноносцев, столовую мыли уже в пятый раз, начальник лазарета менял третий халат, поскольку казалось, что те два были положительно несвежими.
Сейчас, было очень похоже. Акимов, не выдержав гнетущей атмосферы, умчался к дворнику соседского дома, Давлетьяру, будочник Ращокин, дежуривший сегодня, встал на угол дома, что бы подхватить лихача. Кочегар, видно, привыкши гореть на работе, не покидал своего поста до последнего.
То есть, паника растекалась, подобно разлитому киселю на новой скатерти. Но нашёлся и человек с алмазной твердости сердцем.
– Позвонил бы на Петровку, что бы Еремея Гвоздева на автомобиле прислали, – наконец посоветовала Юйлань, – сюда ему пять минут ехать. За полчаса до вокзала доберёмся. А на извозчике теперь всяко опоздаем.
Совет был дельным. Да не дельным, а просто наилучшим и спасительным. Сергей быстро поднялся в квартиру, позвонил, где ему открыла Глафира Андреевна, их кухарка. Она оставалась в Москве, на хозяйстве, добро стеречь.
– Да что это вы, Сергей Петрович? – сказала она, сжав кулачки в крайнем волнении, – никак не уедете? Всё служба не отпускает?
– Ничего, – проговорил он, поправив фуражку, – поедем…
Быстро уселся около телефонного аппарата, поднял трубку, и заговорил:
– Барышня, соедините с сыскной полицией.
На минутку всё замерло, будто перед началом спекталя в тевтре, затем раздался голос дежурного в трубке Эриксона:
– Сыскное управление слушает…
– Алексей Иванович, Стабров это. Соедините с гаражом, Еремей Гвоздев позарез нужен…
Полицейский чиновник шумно вздохнул, вспоминая сегодняшнее сумасшедшее утро. И тут без Гвоздёва было решительно не обойтись.
***
А начиналось всё неплохо, и день, как ни странно, выдался на диво спокойным. По крайней мере с самого начала. Глафира вместе с Юйлань проверили все чемоданы, вещи и подарки для отца и матери. Но затем китаянка уселась на диван перед зеркалом, достав платье, и в который раз приложила к себе. Ну, Глафира Андреевна принялась охать да нахваливать:
– Ах как вам идёт, барышня… Кружева, какие шелка, – умело, с толком и смыслом вставляла наисладчайшие слова старая сплетница.
Умелая лесть- ключ ко всем дверям, и дочь китайского мандарина просто растаяла, пала жертвой нехитрых ухищрений простой тамбовской крестьянки.
– Китайская ткань, из Нанкина. – ответила девушка и порозовела от удовольствия, – очень дорогая и хорошая. В год выделывают всего сто локтей. Но Си Люй, он друг моего покойного отца, и сделал почти невозможное – сумел договориться и прислать нам эту драгоценность. И погляди – выделка какая, куда лучше итальянских тканей.
Юйлань
Кухарка только кивала, делала умное лицо и поддакивала. Разбиралась она в этом совсем несильно, да это её хозяйке было и неважно, главное, что нашёлся благодарный слушатель. Сергей Петрович, к примеру , выдерживал минуты три таких бесед, не больше.
Правда, сейчас, полицейский чиновник был во флотском мундире, при кортике. Имел право – не был уволен, а лишь находился в бессрочном отпуску после ранения. Не просто морской офицер- а участник войны, сражался в Порт- Артуре.
Сергей Петрович Стабров
Мундир был ослепительно белого цвета по летнему времени. Сказать честно, эту красота была только пошита в ателье месье Пьера на Кузнецком мосту, и то, исключительно по настоянию Юйлань. Ценник там мог напугать любого человека со слабыми нервами.
Морской офицер должен давать пример подчиненным в трудную минуту- но сейчас капитан Стабров чувствовал себя хуже, чем во время сдачи экзаменов в Морском Училище. Рука сама тянулась к коробке с манильскими сигарами, но тут раздался спасительный звонок телефонного аппарата. Полицейский чиновник встал, сделал значительное лицо:
– Стабров у аппарата!
– Сергей Петрович, срочно. Сейчас за вами автомобиль приедет, – говорил сам Аркадий Францевич.
Аркадий Францевич Кошко был начальником Сыскной полиции Москвы, а значит и Стаброва Сергея Петровича, полицейского начальника московского округа.
– Да я сегодня в 19 часов уезжаю. Я же вам докладывал, вы согласились, подписали мои отпускные документы, – чуть напрягся Сергей Петрвич.
– Так я помню, да. Там дел часа на два, не больше. Сейчас за вами автомобиль приедет. Очень не надолго.
– Хорошо, Аркадий Францевич.
Сергей положил трубку, и встретившись глазами с Анной, и едва не обжёгся- её чёрные глаза словно стали просто пылающими углями. Он поспешно отвернулся, надел фуражку, и глядя в сторону медленно произнёс:
– Я скоро вернусь. Служба! – закончил он, и пожав плечами нарочито неторопливо вышел из квартиры.
Полицейский чиновник затем, когда его не видели, поспешно спустился по лестнице, и во дворе уже стоял новенький полицейский автомобиль, гордость сыскной полиции. И рядом расхаживал Еремей, одетый в кожаную куртку, кожаную фуражку, галифе и хромовые сапоги, наслаждался вниманием кухарок, служанок и дворника Акимова. Стабров подождал немного, не желая портить радость Гвоздёву. Недавно выучился Еремей, и из извозчиков вышел в шофёры. «Старательный всё же оказался юноша» – как подумал Сергей Петрович.
– Поехали, Еремей, – отчётливо произнёс Стабров.
– Сделаем, ваше благородие! – и водитель надвинул на глаза очки с кожаными наглазниками.
Два оборота кривым стартером, машина затарахтела. Шофёр не удержался, и нажал пару раз на клаксон. Публика дома на Большом Каретном была в полном восторге!
– Да чего случилось то? – спросил в нетерпении Стабров, – дело интересное, или так?
– Да недалеко здесь, Минаков попросил. Мол, без вас просто никак. Дело наиважнейшее.
Гуляющие по Петровскому бульвару дамы с кавалерами оборачивались вслед автомобилю с сидящим в нём импозантным морским офицером. В Москве флотские были всё же редкостью, как и гвардейские офицеры, и пользовались немалым успехом в обществе.