Страница 3 из 40
Потом она все же вспомнила зачем она здесь и, немного нахмурившись, вновь пошла искать Стёпу.
За второй дверью показалась светлая комната, на вид гостевая, настолько все там было обезличено, словно в гостиничном номере. Третья — игровая, но там Стёпы не оказалось, хотя Мира залезла даже под стол и за шторы. По ее расчетам мальчик выглядывал из соседней комнаты и туда она решила подкрасться на цыпочках. Хотя глупее сложно было выдумать — ведь перед этим она с полчаса орала на весь дом, чтобы он вышел. Но эта здравая мысль почему-то не пришла ей в голову, поэтому Мира шла осторожно, едва касаясь пола носочками. И она уже подкралась к нужной двери, как вдруг... позади мяукнула кошка. Мирослава обернулась и пораженно застыла на месте. Кошка, рыжая и абсолютно наглая, смотрела ей прямо в глаза, не мигая и не отступая, как бы давая понять, что это война.
Мирослава сощурила глаза и поджала губы, всем своим видом отвечая, что вызов принят. Так они бы и стояли еще неизвестно сколько, как вдруг кошка хитро мяукнула и сорвалась с места.
— Ах ты, я тебя за туфли... — позабыв про Стёпу, Мира понеслась за наглой мордой, чтобы поймать нахалку и выгнать её на улицу, но та оказалась проворнее. Девушка добежала до второго крыла и обнаружила совершено пустой коридор.
— Вроде ж ты прямо бежала, стерва! Она погрозила кулачком в пустоту и зловеще пообещала кошке еще отомстить за поруганные туфли и растянутые связки. А пока надо было все-таки найти Степу. Мира подошла к той самой двери, за которой недавно колыхалась шторка и дернула за ручку. Сделала шаг, занесла ногу для второго и так и застыла на месте. По волосам, лицу и шее вниз стекала вода, и сейчас она только хлопала мокрыми ресницами и открывала беззвучно рот, словно выброшенная на берег рыба.
А из-за двери по дому разносился жуткий детский смех.
2
Две недели назад
Лев
С Ольгой Лев познакомился восемь лет назад. Или семь. Если честно он и сам толком не помнил когда именно свел то знакомство с этой странной женщиной, потому что интрижка была мимолётной и ничего не значащей. Так, лёгкий флирт у барной стойки клуба, сильное влечение под влиянием горячительного на танцполе, и тошнотворное утро в чужой скомканной постели. Он даже толком не помнил, как спал с этой женщиной и только спустя день с трудом припомнил её имя. Чтобы тут же его забыть.
Ольга вновь ворвалась в его жизнь спустя почти месяц, потрясывая тестом на беременность и угрожая всеми карами небесными, если он не даст денег на аборт и моральную компенсацию. Лев без разговоров выполнил все условия, лишь бы навсегда забыть об этой странной и глупой проблеме по имени Оля, и сразу же побежал проверяться к доктору. Ибо до сих пор был уверен, что исправно предохранялся в ночь любви. Ведь он всегда предохранялся, а тут... словно голову снесло, напрочь отшибив чувство самосохранения и память. Будто черт попутал.
Это была последняя его одноразовая интрижка с первой встречной-поперечной, и он даже разом, можно сказать в одночасье завязал с походами в клубы. Словно бабка отшептала. А может наконец включился до того спящий мозг. Впрочем, без разницы — главное то, что Аверьянов удивил друзей оболтусов практически добровольным монашеством (ну это по их меркам) и с головой ушел в работу. Правда совсем с женщинами покончено не было, но Льву вдруг захотелось настоящего уюта и тепла и он не раз пытался построить настоящие отношения, как сейчас принято говорить, с достойными девушками. Но все никак не выходило. Последняя, Наталья, не так давно вышла замуж за француза, назвав Льва бесчувственным сухарем и улетела на пмж в Париж к чувствительному и понимающему Франсуа.
Ну да, кто бы спорил, Аверьянов никогда не отличался эмоциональностью и романтизмом. Но он же мужик, к тому же по уши занятый бизнесом. С Наташей они встречались два раза в неделю. Он дарил ей заказанные заранее розы и любил половину ночи в самом лучшем гостиничном номере в городе. Утром надо было рано вставать и Лев всегда в полночь провожал любимую на таски, а сам ехал домой — отсыпаться. По праздникам Лев дарил ей всякие безделушки, вроде золота и духов, а на последний день рождения сделал сюрприз — вручил ключи от автомобиля. Что ей еще-то было нужно?!
В общем не понимал он этих женщин никогда и не понимает до сих пор. А ведь ему уже тридцать. Не мальчик, как ни крути. Еще и матушка все время ноет, когда же сможет понянчит внуков. Хотя, откровенно говоря, она просто валяет дурака. У матушки своих дел навалом — то она устраивает пенные вечеринки, то ходит в горы, а то встречает «настоящую любовь». И так постоянно, какие уж тут внуки. Конечно они могли бы ее хоть немного остепенить, вот только возникал вопрос - а надо ли? Да и попробуй назови ее бабушкой — прибьет без разбору. Она и матушкой-то не разрешает, а тут...
Сам же Лев устал и перестал верить женщинам. Не так чтобы прям фатально, но все больше привыкал к холостячеству.
Недавно он-таки достроил дом, обустроил его с любовью и нежностью, какой почему-то не испытывал к Наталье, взял экономку, садовника и охранника на ворота и отныне наслаждался покоем. Правда иногда нет-нет, но мелькала грустная мысль, а для кого он этот дом строил-то?
Все чаще он ночевал на старой квартире и все чаще предлагал матушке заселиться в его дом со своим новым женихом. Но та пока вяло отмахивалась, предпочитая шикарному особняку евродвушку в центре города и старенькую дачу в тридцати километрах от города. Она все еще не теряла надежды женить единственного сына, ибо сама уже четыре раза выходила замуж, и раз в неделю примерно устраивала торжественные вечера со сватами.
Льву уже даже было стыдно. Немножко. Он всерьез опасался, что вот-вот пойдет молва о том, что мама ищет директору «Мебель. Лев» женщину. А там и слухи, что он гей разнесутся по городу со скоростью молнии. Обязательно разнесутся, дай только повод. Итак на него уже косо половина сотрудников поглядывает, а вторая безбожно клеится, и в силу того, что он на них не смотрит, тоже скоро будет поглядывать с подозрениями.
В общем тяжело оказалось директору «Мебель.Лев» жить собственным лозунгом — здесь и сейчас. И он с большой грустью и смирением понимал, что придется видимо все же искать новую женщину на постоянную основу. Но вот только без внуков, то есть без детей. Да.
И вот полгода назад случилось чудо — встретил Лёва женщину, казалось бы, мечты. С Анной Тихомировой они учились в одном универе, и он тайно был в нее влюблен с первого по последний курс. Анечка же слыла особой знойной, мудрой и хваткой. В конце пятого курса она подцепила какого-то американца, приезжавшего учиться по обмену, и укатила с ним в беззаботные американские дали, чтобы спустя семь лет вернуться оттуда богатенькой вдовой.
Казалось бы, вот она судьба — бери и женись на Анечке, обладательнице четвёртого размера груди и ласкового голоса, но вновь случилась незадача. Объявилась Ольга.
Да. Та самая, что шесть или семь лет назад трясла двумя полосками теста, но так и не сделала аборт.
Лев все это время знал о существовании сына, но никогда им не интересовался. Ольга жила в другой стране, пусть и ближнего государства, но все же... Пацана воспитывал другой мужчина с самого его рождения, но Лев исправно пересылал приличные суммы на его содержание. Пару раз Ольга прислала ему фотографии рыжего вихрастого пацана, но Лев, как ни всматривался, так и не увидел в нем своих черт. Тест ДНК он все же сделал, так как платить возможно чужому ребенку не слишком хотелось, и Ольга, подозрительно долго тянувшая с этим делом, согласилась. То, что Лев оказался папашей двухлетнего пацана его несколько выбило из колеи и он прямо спросил Ольгу:
— Почему бы тебе не сказать сразу о рождении у меня сына, раз уж ты не сделала аборт?
На что Ольга, женщина странная и весьма прозорливая, честно ответила: