Страница 21 из 40
— Не может такого быть и точка.
— Ну давай тогда позови всех. Хочу лично в глаза бесстыжие посмотреть.
«Да чтоб тебя...»
— Перестань. Я же сказал, не буду я никого допрашивать...ступай Анна, найдется твое кольцо-позвоню. А нет, так извини.
Тихомирова даже в лице поменялась, так задели ее эти слова.
— Ну что ты, дорогой, — вдруг проворковала девушка, — Ты прав, в конце концов тебе лучше знать. Я тогда, если ты не против, пойду прогуляюсь.
Когда она вышла, Аверьянов натурально выдохнул. До чего же душная женщина. И почему он раньше этого не замечал?
Через десять минут Анна вдруг вернулась, да не одна, а в сопровождении охранника.
Лев как раз наливал себе кофе и надеялся насладиться одиночеством в компании самого себя. Пташкина так и не спустилась, ну и Степка вместе с ней.
Юра, пунцовый как рак, прятал глаза, а Аня подталкивала его к Аверьянову.
— Ну скажи, что мне сказал, — шипела она ему в спину.
— Что он должен сказать?
— Я...я...
— Ну?
— Я это… видел. Вот.
— Что видел-то?
— Ну…это… того…
— Да что ты мямлишь как девчонка?! — не выдержал Лев.
— Ну эта… видел я, как ваша няня кольцо примеряла. На это похожее, — кивнул он на фото в руках Ани.
Лев нахмурился. Разговор ему явно не нравился.
— И? Что с того? Мало ли колец на свете?
Юра пожал плечами.
— Говорю тебе, Левушка, прикарманила твоя нянька кольцо мое. Пусть отдаст сама, тогда не заявлю на нее. Я сегодня добрая.
Лев не знал куда деваться, до того неприятная ситуация выходила.
— Что я должна отдать? — сверху послышался сердитый голос Пташкиной, и вскоре она уже сама спустилась к ним.
— А то ты не знаешь, — осклабилась Анна, — Кольцо покажи!
— Какое кольцо?
— Которое нашла!
— Я не находила никаких колец.
И тут голос вновь подал Юра.
— Я видел, как ты его в сумочку положила. В синюю.
— Ну, конечно. Зрение давно проверял?!
Юра насупился и, не глядя на Миру, что-то пробормотал.
— Пусть покажет сумочку, если она не брала! — взвизгнула Анна, тыча пальцем в Миру.
— Да пожалуйста, Лев Лексеич. Только ради вас, но это будет мой последний день в этом доме.
Аверьянов вздохнул, понимая, что находится меж двух огней. Попробуй осади Анну и она, чего доброго, вызовет полицию. А с Мирой он в случае чего договорится. Уж не в первой. А вот Анну тогда больше на порог не пустит.
Он кивнул Пташкиной и та, фыркнув, отправилась к себе. Остальные гуськом потянулись за ней.
Сумка лежала на пуфике возле двери. Мира расстегнула молнию, достала содержимое и вывалила изнанку сумки на стол. Но кроме носового платка, ручки и пары скрепок на него ничего не упало.
— Вот видите! — укорил Лев Анну и Юру.
— Может это сумка не та? — ехидно спросила Тихомирова Юру и, кажется, даже пнула его слегка.
— А...э... ну да. Я, наверное, перепутал. Черный рюкзак, вон тот — да. Вон тот рюкзак был.
— Вам бы, Юрий, очки купить не мешало. — проворчал Лев, не желая больше участвовать в это фарсе. — Мира, вы можете больше ничего никому не доказывать...
— Отчего же?! Мне не трудно! — запальчиво ответила Пташкина и повторила то же самое с рюкзачком. Перевернула его вверх дном и ... на стол упало и покатилось золотое кольцо с рубином.
12
МИРОСЛАВА
— Йа Пташкна и этим все сказз-з-знно! — едва ворочая языком бурчала Мира, жалуясь уставшему бармену по ту сторону стойки на свою нелегкую судьбу. - Мня...миняя овбинить!!! Типа эт я ук...укралаа, пркинь, а?
Светик и Зинаида веселись на танцполе и, честно говоря, их мало заботили душевные терзания подруги. Ну вот такие друзья, куда ж от них деваться?! Сама выбирала.
— А нну и пу-у-усть! — горько икнула Мира и бармен, поморщившись, отвернулся от нее.
И правильно сделал! Ибо алкоголь — зло. Так и знайте! Да.
И Мира-то знала это, и старалась не злоупотреблять, но сегодня был особенный повод. Вернее, повод был уже два дня как — с того самого момента, как она с позором и едва сдерживаемыми слезами убежала прочь из дома Аверьянова.
— А он что? — округлив и без того круглые глаза в который раз спрашивала Светик. Она уже пять раз слышала эту душещипательные историю, но всякий раз все равно задавала этот вопрос.
— А что он? — плакала Мира. — Так на меня смотрел, будто я и правда кольцо это уперла.
— А ты что?
— А что я? Прошептала тихо, мол, не я это, а эта гадина как давай орать «Убирайся воровка, не то полицию вызову!»...
На этих словах Пташкина всегда начинала горько и громко реветь и девчонки даже какое-то время утешали её, но всякому утешению приходит конец, и уже спустя минут пять-десять они, позабыв про все не свете, неслись танцевать.
И так по кругу.
Вот и теперь Мира сидела за барной стойкой и сердце ее сжималось от обиды и позора. Не сразу она услышала звонок мобильного, а услышав, не сразу взяла трубку. Звонить перестали и она махнула рукой, даже смотреть не хотелось, кто там ее хотел сейчас.
«Да кому я нужна-а-а-а...» — кричала наивная Мирина душа, и сердце плакало крупными слезами из печальных серо-голубых глаз. И даже музыка, будто вторя ее страданиям, больше не колбасила — из динамиков ночного клуба лилась нежная медленная композиция.
И нет бы не трогал ее никто, нет же, черти их забери. Приперлись подруженьки, видать никто танцевать не позвал.
«А поделом вам, ведьмы плешивые!» — сердилась Пташкина на Светика и Зину, которые никак не хотели проникнуться ее горем и теперь весело щебетали о чем-то своём, не таком печальном и грустном.
Такая вот она дружба, мать её...
Звонок мобильного вывел из состояния, когда сон уже плотно пересекается с явью. Мирослава лениво потянулась к тумбочке, проклиная всех на свете, начиная от создателя мобильной связи и заканчивая собственной глупостью, и громко выругалась, когда уронила стакан с водой на пол. Характерный звон разбитого стекла как по мановению волшебной палочки прекратил мучительные и беспощадные веселые напевы мобильного и Пташкина сжала кулачки.
«Как же хочется спать... только теперь нужно наверное вытереть воду с пола...»
Мира на удивление бодро вскочила босыми ногами на пол (хотелось побыстрее собрать воду и лечь обратно спать) и закричала от пронзившей до самого сердца боли. Упала на кровать, в ужасе взирая на ногу, и слезы сами собой градом посыпались из глаз. Она попыталась сама достать осколки из раненой ноги, но кажется только сильнее вдавила стекляшки в кожу.
— Алло, скорая? — прошептала Пташкина из последних сил. — Приезжайте, кажется, я умираю...
Мира уже хотела было отключиться, но вовремя вспомнила, что дверь-то как-то нужно открыть, поэтому умирать повременила и на одной ноге, страдая и плача все громче и громче, поскакала к двери.
И уже на последнем издыхании встретила приехавших на вызов молодых фельдшеров. Повисла на груди у одного из них, наказав делать с ней все, что пожелает, и отключилась.
Очнулась Пташкина в белой палате. Потянулась и тут же охнула. Нога запульсировала острой болью, и она вдруг вспомнила всё. Ну как все... последние воспоминания — красивое, чуть небритое лицо фельдшера, и его сильные волосатые руки.
— Выспалась? — вместо красавца-фельдшера в палату вошла пожилая женщина-врач и с усмешкой посмотрела на Миру.
— Я... эээ... долго спала? — красная как рак Мирослава попыталась спрятать взгляд, но доктор только головой покачала.
— Ну как тебе сказать, часа три так точно. Напугала мальчиков на скорой, думали теряют.
Пташкиной стало стыдно. Очень стыдно. Ну правда.
— Славка причитал всю дорогу, мол, жалко, такая красивая и помрет.
— Так и сказал?
— Так и сказал. Ну вот что, отдохнула - пора и честь знать. Раны мы твои обработали, осколки вынули, швы наложили, ногу перебинтовали. Можешь домой ехать, больничный нужен?