Закон обратного отсчета

Только бы успеть.

Возле вышки стройки по обе стороны, но Джа уверенно указывает на одну из них и, развернувшись, заезжает на вторую. Здесь есть, где спрятаться вместе с мотоциклами. У дома не отстроен даже первый этаж. Рядом стопками сложены бетонные блоки, ржавеет строительный кран. И кажется, будто гигантский ребенок просто не успел собрать конструктор.

Ни крика, ни грохота возни с соседнего остова. Даже ветра нет, хотя на открытом пространстве должен шуровать, раскачивая крановую стрелу до противного то ли скрипа, то ли воя. У Джена легкое дежавю от панорамы, по таким же стройкам в детстве его искали родители. Ему было весело, им — вряд ли.

Добегался. Теперь он на их месте. Джа называет такие моменты Законом кармических люлей, он любит давать определения выкрутасам жизни.

— Будь осторожен, — просит Джа напоследок, хотя в глазах горит: «Поторопись».

Джен опускает балаклаву как забрало и сдержанно кивает. Между ними не принято обниматься или разводить сопли на тему «а вдруг уже не вернешься». Почему-то Джа уверен, что случись с Дженом смерть, он ее обязательно увидит. Другим ведь пророчит. А Джен — это Джен. Его беду Джа обязан почувствовать.

Распахнута куртка. Заточки, кинжалы, звездочки-сюрикены — целая батарея металлолома закреплена на груди ремнями. Джен крадется по высокой траве, и стебли шуршат под рифлеными подошвами. Трава так разрослась, что кое-где высовывает макушки в оконные дыры. Из-за них приходится вглядываться внутрь стройки тщательнее, но зато — дополнительная маскировка.

Сдавленный, задушенный крик совсем близко сжимает рефлексы пружиной. Теперь Джену проще, он знает расстояние, направление и главное — уверен, что успел.

Рукоять зажатого в кулаке ножа сухо царапает по бетону, когда Джен, подтянувшись, запрыгивает в оконный проем. Под ноги лезет ржавый хлам и приходится смотреть не только по сторонам, но и куда ступаешь. Хоть бы трава не мешалась.

Комната. Вторая. Снова хрип, слава Богу, без примеси боли. Только испуг-истерика-паника.

Подонок за углом. Фирменные джинсы, футболка без нити синтетики, обувь дорогая — странно видеть такого наперевес с грубо заточенным тесаком посреди мертвого района. Такие если и пачкают руки, то по дебильной случайности, «в состоянии аффекта», как потом заливают адвокаты. Широкая спина заслоняет девчонку — оно и к лучшему, можно попытаться обойтись без крови. Джен перехватывает поудобнее нож, шагает через россыпь кирпичей в проходе и с размаху прикладывается кулаком по русому затылку.

Утяжеленный рукоятью удар рассчитан точно, мужик валится как подкошенный в заросли проросшей полыни, но все еще дышит. В отличие от зажатой в угол девчонки.

Замерла. Уставилась огромными глазищами и не моргает, только пятка в белом кроссовке медленно съезжает с лежащего под наклоном кирпича. Руки заведены за спину, связаны каким-то тряпичным бабским поясом. Кожа возле узлов стерта до крови, саднить будет неделю, как минимум.

— Идти можешь? — спрашивает Джен, освободив девочке запястья.

Она в ответ кивает уверенно, но при первом же шаге на кирпичах подворачивает ногу. Откуда их здесь столько? И как не растащили? Джен подхватывает девчонку на руки, ему не удобно из-за шелковой кофточки — та скользит по латексным перчаткам, кажется, ноша вот-вот выпадет, и приходится прижимать ее сильнее, перехватывать ладонью под самой грудью. Хоть бы за шею схватилась что ли. Да, вот так.

От мотоциклетного рыка девчонка вздрагивает, ей Джа из-за укрытия плит не виден.

— Это свои, — неловко объясняет Джен. — Сейчас увезем тебя отсюда. Подальше. Где люди.

Она не против, и прижимается сильнее. Если будет так же цепляться на мотоцикле, можно не бояться, что слетит.

Джен сворачивает за угол стройки, ускоряет шаг, приближаясь к байкам. Джа уже оседлал Нортон и даже шлем напялил, но его радость от Джена не скрыть никакими забралами. Еще бы — они успели.

— Сейчас прижимайся ко мне всем телом и держись крепко, — инструктирует Джен, застегивая на девчонке свой шлем. — Погоди, сначала я сяду, потом ты. Сумеешь? Вот так.

Гравий из-под колес летит пулеметной очередью, песок бьет в лицо Джена, но это такие мелочи. Глаза прикрыты запасными очками, сзади вжимается в кожу куртки живой человек. Живой — это самое важное. А стройка, поганый район и, наверное, уже пришедший в себя, подонок пусть остаются за спиной, в прошлом.

Чтобы не светиться, останавливаются в уютном дворике цивильного квартала.

— Нам дальше нельзя, и видеть ты нас никогда не видела, договорились? — Джен нахлобучивает освободившийся шлем, стараясь не задирать подбородок, не светить лицо перед случайными взглядами с окон.

— Ладно, — впервые подает голос девчонка и смолкает. Не садится — падает на лавочку у подъезда с обреченным видом. Все вопросы, застрявшие поперек ее горла в борьбе за первенство, давно парням знакомы.

— Как тебя зовут? — Джа сходит с мотоцикла и садится перед девчонкой на корточки.

— Александра, — отвечает она твердо. Молодец, уже взяла себя в руки.

— Алекс… Можно, я буду звать тебя Алекс? — Джа откидывает очки шлема, сжимает ее ладони в своих, и Джен невольно отворачивается, зная, почему девчонка смотрит на пророка так заворожено. Чтобы убедить, успокоить или морально убить человека Джа достаточно поймать его взглядом. Как сейчас. — Алекс, мы уедем, а ты с мобильного вызовешь такси и полицию. Расскажешь, что произошло. Как тебя притащили на стройку, что он собирался с тобой сделать, и как его остановили. Не надо врать, рассказывай, как было. Всю правду. Но когда тебя попросят описать нас, придумай нас другими. Хорошо? Просто придумай, представь, что я, например, толстый, а он волосатый, как Чубака. И без мотоциклов. Договорились? Алекс, мы не должны были там появляться. Ты понимаешь? Если нас найдут, у нас будут большие проблемы. И мы не сможем помочь другим. Обещаешь не выдавать нас?

— Скажу, что вы были в костюмах Бэтмена и Супермена.

— Годится, — смеется Джа. Заразительно, ободряюще. Девчонка тоже улыбается отражением. Грустнеет, только когда он отпускает ее руки, закидывает ногу на байк и прощается, как всегда придумав сиропно-милое прозвище. — Пока, птенчик.

Возможно, этой странной, да что уж там — дурацкой манерой — Джа пытается скрасить кошмар хоть каплей неуклюжей романтики. Возможно, он рассчитывает на чудесный эффект последнего слова, Джен никогда не спрашивал, и не спросит. Тонкости людских душ — прерогатива пророка. У инквизитора другие, приземленные задачи: подготовить амуницию для следующего «забега», снять фальш-номера байков и избавиться от покрышек. Больше они ничем не наследили.

Вернувшись домой, Джа стягивает кеды нога об ногу, сует ступни в драные домашние тапки, которые не позволяет выбросить уже два года, и шлепает на кухню. Звенит бутылками, открываясь, дверца холодильника. На верхней полке штабелями лежат литрушки с питьевой водой. Джа с щелчком сворачивает новую крышку, присасывается и жадно глотает ледяную воду, остужая горло, угробляя связки, призывая ангину в гости. Лишь напившись до холодного комка в груди, Джа отставляет бутылку.

Джен доволен и спокоен, вернувшись домой. Захотелось горячего чая, он поджег огонь под пузатым чайником, отсыпал в ситечко пуэра с вишневыми ягодами.

— Еще одну жизнь спасли, — эти слова для Джена как зарубки на воздушной стене с удачными днями.

— Ну да, — отвечает пророк сипло и безрадостно. — Не зря день прожит. Не зря. Я пойду, пошумлю немного.

Он выходит из кухни.

Шаги прошлепали по линолеуму в гостиной, старчески скрипнула сначала вторая ступенька на лестнице, затем седьмая. Как открылась и захлопнулась наверху дверь, Джен уже не услышал — петли он недавно смазал на совесть, а защелку замка убрали еще в прошлом марте, когда приступ Джа случился за закрытой дверью и Джену пришлось ее выбивать.

Надо бы и со ступеньками разобраться, но все руки не доходят.