Высокое Искусство

— Их больше не осталось… — в ее словах прозвучал не столько утверждение, сколько вопрос. Сомнение. — Но даже если удастся отыскать такой … реликт, у него нет цены.

— Есть, — мрачно усмехнулась чародейка. — Только она измеряется в бочках фениксов.

— Я понимаю, — очень серьезно сказала ведьма. — Понимаю. Кто-то вернется в Королевства очень богатым человеком.

Теперь она выдержала в свою очередь паузу, обдумывая услышанное. Не было смысла перечислять опасность и сложность использования Ленты в городе с несколькими сотнями тысяч жителей, полном запахов, множества ручейков чужой жизни. Чародейка была готова на крайние меры, и это следовало просто принять.

Или …

— Я подготовлю все, что удалось собрать, — пообещала ведьма. — Все вещи, которые точно принадлежали Хель.

— Да. Я сообщу тебе, куда доставят Ленту. Построишь круг, расположишь символы, напитаешь силой литиры. Затем я проведу ритуал. После ты сделаешь остальное.

— Буду ждать указаний.

Красноглазая одним лишь взглядом спросила — закончена ли встреча? Получив бессловесный кивок, сняла шляпу с руки статуи, отступила на несколько шагов и рассеялась в тенях, исчезла среди камня. Колдунья еще раз хлестнула перчатками по руке, накинула капюшон. Бросила взгляд на ближайшую статую, что изображала женщину с вытянутой в немой просьбе руку. Время не пощадило жертвенную фигуру, воздвигнутую в подкрепление просьбы Отцу мироздания. Ветер и дожди погрызли мягкий камень, запятнали гладкую поверхность язвами и проплешинами, однако мастерство скульптора оказалось неподвластно столетиям. Образ давно умершей женщины сохранил предельное отчаяние, запредельную мольбу, обращенную к молчаливому небу. Как будто высшие силы отвечали яростному стремлению колдуньи, намекая на тщетность усилий.

Синие огоньки погасли. Чародейка, наконец, порвала перчатку, отшвырнула бесполезную вещь, затем вторую, оставшуюся без пары. Зашагала прочь, невидимая и неслышимая средь молчаливых памятников. Она думала о том, что Искра должна умереть, вернуться в Ад, откуда была вызвана. И о том, каких безумных трат потребует должным образом исполненная подготовка.

А о чем думала ведьма с рубиновыми глазами, было известно лишь ей. Но если бы колдунья могла прочесть те мысли, ей следовало крепко задуматься, в чью сторону нацелить ужасающую и смертельно опасную Ленту. Потому, что разум, искаженный, отравленный магическими переходами сквозь великие расстояния, могут посетить очень странные и причудливые думы…

«… твою мать…»

В ставню громко постучали. Противный, визгливый голос проныл как будто в самый мозг — «Утро, добрые горожане, рассвет близится!». Словно аккомпанируя голосу хозяйка загремела медной кастрюлей, разогревая для мужа вчерашнюю колбасу. Постоялицу ждали кружка подогретой воды для питья, миска с холодной водой для умывания, щепоть смолы и сажи от пережигания косточек маслицы — для чистки зубов и укрепления оных. Завтрак не полагался, поскольку уплочено было только за ночлег. Поспать чуть дольше тоже не имелось возможности — по умолчанию предполагалось, что очередной искатель городского счастья или спешит на работу, или находится в деятельном поиске. То есть лентяйски нежиться в хозяйской кровати не станет.

На заре нового радостного дня Елена вышла в Город, полная не то радужных надежд, не то мрачного пессимизма, она и сама не очень понимала собственное душевное состояние.

«… твою мать…»

Грустно, когда день (да что там день, пожалуй, неделя, а то и весь чертов месяц) начинаются с одной и той же мысли. И с ней продолжается. Елена устала от кочевой жизни. От постоялых дворов, провонявших мочой и закисшей похлебкой. От маленьких городков и сел глухой провинции, где пришельцев принимали как выходцев с того света, и каждый взгляд придирчиво мерил способность защитить себя. От бесконечных дорог, которые на ее родине сошли бы в лучшем случае за скотопрогоны, символически присыпанные гравием. Нет, хорошие тракты здесь тоже были, некоторые еще со времен Старой Империи, настоящие трансконтинентальные магистрали, организованные и мощеные не хуже римских. Но их Елена старалась избегать — слишком людно, слишком опасно.

Обычно женщина приставала к очередной группе паломников, идущих в некий «Радужный храм», это было относительно безопасно. Кроме того вызывало меньше вопросов относительно ее стриженых волос. И все равно, Елене стали привычны чувство сосущей пустоты под ложечкой — от регулярного недоедания, постоянное скольжение злых взглядов по спине и костяная рукоять подаренного кинжала под рукой. А также необходимость еженедельно подкрашивать волосы, причем незаметно. Да, теперь она путешествовала брюнеткой

Но в конце пути ждал приз — Мильвесс, столица бывшей Империи, а ныне конгломерата раздробленных полу-государств, выросших на ее месте. Удивительный город на огромном мысе, глубоко вдававшемся в пресноводное озеро, величиной с настоящее море. Почти как Константинополь.

Что ее ждет в «Городе тысячи колодцев» Елена в точности не знала, но по умолчанию предполагалось, что будет хорошо, уж точно лучше нынешнего. Там ждал фехтмейстер, да и вообще город — это прогресс, культура и хотя бы нормальные стационарные сортиры. Что немаловажно в мире где терракотовый ночной горшок — уже роскошь, предмет для гордости всего трактира, а обретение кружки горячей воды для разведения краски — небольшой квест, потому что ее надо кипятить на открытом огне.

Но все опять шло как-то не так… И, тем не менее, Елена пыталась верить в то, что ее дорожные мытарства наконец-то близятся к завершению, а впереди ждет хоть какая-то упорядоченность. И минимальные бытовые удобства. А пока она брела вдоль реки, мрачно размышляя про себя, что ранние подъемы — зло. Или, как говаривал Дед — «Бог создал сон и тишину, а черт — подъем и старшину».

При ближайшем рассмотрении Мильвесс не то, чтобы разочаровывал… хотя чего уж там, разочаровывал. От столицы мира Елена ожидала большего. Да, местный мегаполис был велик, этого не отнять, многократно больше всех городков и городищ, что ей прежде встречались на этом пути. И… все, собственно. Каркасные дома немного больше обычного и все на каменных фундаментах. Каменные здания, почти все явно старой постройки. Мощеные улицы, тоже древние на вид — камни основательно стерлись, выдавая столетия эксплуатации. Все это неуловимо напоминало старую Москву с ее хаотической планировкой.

Впрочем, Елена допускала, что видела пока лишь самую малую часть Города, и в столице наверняка есть куда более интересные места. Тем более, что она пока бродила по северной части Мильвесса, разделенного рекой пополам, на «Север», именуемый Gearr-Fearai

С названиями вообще имелась путанница. Скажем, Мильвесс также именовался «Тайдиддо» — «Солнечный город». Но при этом точно также называлась и река, у которой в свою очередь был свой топоним, используемый, впрочем, редко и словно по необходимости.

Солнце, наконец, пробилось лучами к юго-западу. Там, за унылыми черепичными крышами, похожими на обрубленные по углам крышки сундуков, что-то сверкнуло, заиграло в небе, как паутина красок в тончайшем хрустале. Какое явление могло породить эту радугу, Елена не представляла, но сияние добавило немного оптимизма и жизнерадостности. Не все кругом было так уж беспросветно. Девушка даже начала тихо напевать себе поднос:

I'm an alien

I'm a legal alien

I'm an Englishman in New York

Безумно хотелось в баню. Одежда обходилась без стирки уже неделю, а мылась Елена три дня назад, у простого ручейка. Процесс шел под аккомпанемент размышлений о том, что если сейчас она от резкого охлаждения свалится с инфарктом, то это будет еще милосердно. Потому что можно заработать, например, менингит (короткие волосы тоже требовалось мыть, костерок развести не удалось, а вода была так холодна, что казалась жидким азотом). Или пневмонию. И то, и другое в местных условиях обещало долгую, мучительную смерть. Деньги на баню и прачек в принципе еще оставались, но соответствующее заведение требовалось еще найти, провести разведку и в целом потратить время. Кроме того, любой визит в присутственное место воспринимался Еленой как испытание духа и рискованное мероприятие. Так что неприятно, конечно, являться к фехтмейстеру грязной свиньей, но сегодня придется потерпеть обоим.