Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 47



Какое-то дурацкое ощущение: как будто человек в твоей жизни был, а теперь его не будет. И хоть что ты с этим делай — не будет, и все. Потому что вот это все, что было вашим, даже лично твоим от него — оно больше тебе не принадлежит. Оно каждую минуту становится только воспоминанием, и так, как было — уже не будет никогда.

— Я за тебя рада, — киваю, то и дело натягивая на лицо улыбку, упорно пытающуюся сползти. — Правда. Надеюсь, у вас сложится.

— Спасибо, Милан. Конечно, у нас двадцать лет разницы, но блин, мне реально с ним кайфово.

— Это главное. Ладно, я душ приму, а то устала за день.

Я долго стою под струями воды, подставляя им лицо. В голове желанная пустота, как будто вместе с утекающей водой уходят все эмоции этого дня, все слова, все события. Становится наконец спокойно. Или пусто, точно не знаю пока. В комнате переодеваюсь в пижаму, залезаю под одеяло с телефоном и несколько секунд смотрю на экран, а потом решаюсь набрать.

Гудки появляются не сразу, словно давая мне шанс передумать. Но когда я и впрямь хочу сбросить, первый, слегка дребезжащий, прорывается в трубке. Второй, третий, четвертый. После какого обычно принято вешать трубку?

— Алло, — отрывисто бросает Тимур, я теряюсь, но почти сразу беру себя в руки.

— Мы можем поговорить? — задаю вопрос.

— Сейчас?

На заднем фоне мелодичный женский голос громко зовет, растягивая гласные его имени: «Тиму-у-у-р, иди к нам».

— Одну секунду, — это явно не мне, звучит глухо, словно он убрал телефон от уха, я крепче сжимаю трубку, чувствуя себя полной идиоткой. Зачем я позвонила, ну зачем?

— Это срочно? — спрашивает Тимур уже меня.

— Нет, — отвечаю коротко, — подождет.

— Хорошо, извини, сейчас никак. Пока.

Он вешает трубку, я не успеваю попрощаться в ответ. Да ему и не нужно мое прощание. У него там своя компания, куда более интересная, чем замужняя тридцатилетняя женщина с кучей проблем.

Глава 39

Тимур появляется в офисе только в среду, когда я собираюсь на обед. Эти дни я не слышала о нем ничего, и конечно, не звонила больше сама. Внутри поселилось какое-то странное спокойствие, не знаю, когда ты уже ступил за черту, видимо, реально становится не так страшно, как было раньше. Уже все случилось, осталось только идти в выбранном направлении.

Рома тоже не звонит, только Гоша, с ним болтаем оба дня много. Кажется, поездка в Питер нас сплотила. Мама отписалась, когда они прилетели, и тоже больше не выходит на связь. Но я не спешу звонить ей и все рассказывать, лучше с глазу на глаз. В четверг я лечу к ним на пару дней, там и поговорим.

Я как раз выхожу на улицу из нашего импровизированного офиса, когда Тимур заезжает на территорию. Останавливаюсь, наблюдая за его машиной, и даже допускаю мысль уйти. Что даст наш разговор? Ровным счетом ничего.

И все-таки смотрю, как Тимур в брюках и рубашке с закатанными руками вылезает из машины. Солнечные очки надевает на голову, сует телефон в карман и закуривает. Он даже на стройке смотрится шикарно, серьезно, хоть сейчас все это бери и вставляй в ролик какой-нибудь мужской туалетной воды. Надо только ему еще моделей с ногами подлиннее, для полноты образа. Ну, с этим у Тимура проблем не будет.

Тимур окидывает меня взглядом, за которым снова ничего не понятно, подходит.

— Привет, — выдыхает в сторону дым. — Извини, был очень занят эти дни. О чем хотела поговорить?

Смотрю по сторонам и отвечаю:

— Здесь не место.

— Пройдемся?

Пожимаю плечами, но все-таки мы выходим за пределы объекта, переходим мост и идем по тротуару вдоль Черной речки.

— Рома мне все рассказал, — начинаю я. Тимур только усмехается.

— Прибежал жаловаться мамочке, конечно.

— Зачем ты это делаешь, Тимур? Все и так сложно. Я попросила у тебя две недели…

— Для сына, — перебивает он, затягивает и резко выдыхает дым. — Ты попросила для сына. Я его не трогаю. А с Ромой могу договариваться о чем угодно.

— Договариваться? — я останавливаюсь, глядя на него. — По-твоему, договариваться — это ставить человека в условия, которые он не может не принять?

— Он может не принять, — смотрит на меня Тимур. — Может отказаться, потерять нахрен свою компанию, зато остаться своему ребенку отцом, разве нет?

— Ты все равно заберешь Гошу.



— Твоему Роме в глазах сына это только прибавило бы очков, — Тимур кидает окурок в урну. — Но он умный мальчик, потому принял верное решение.

— Он согласился? — выпаливаю я, Тимур вздергивает бровь.

— А что, Рома не сказал тебе? Ну извини, тогда ты узнала радостную новость от меня. Наверное, ждет твоего возвращения.

Тимур смотрит тяжелым взглядом, а я в ответ только мелко качаю головой.

— Ты скотина, — говорю ему спокойно.

— Это не я начал, — отрезает он. — Ты решила не сообщать мне о сыне. Тебе и расхлебывать, Милана. Но мой сын будет со мной.

Я сужаю глаза, сжимая губы. Внутри сейчас клокочет злость: на него, на весь мир вокруг.

— Это мы еще посмотрим, — отвечаю Тимуру и, развернувшись, быстрым шагом иду обратно к переходу. Только оказавшись в парадной, перевожу дух, чувствуя, как стучит в висках. Конечно, он не пошел за мной, и слава богу. Сейчас мы точно не сможем вести диалог.

Последний день я дорабатываю уже на бегу. Хочется избавиться от всех дел и улететь скорее. Хотя, наверное, такое состояние всегда возникает перед отпуском, хотя мой отъезда на два дня домой — так себе отпуск. И все-таки…

Ни Тимур, ни Рома не дают о себе знать, и я сама не выхожу на связь. Мы все словно приняли позицию ожидания.

В аэропорту меня встречает папа, обнимает, целует, всю дорогу рассказывает о рыбалке, работе — так что я прихожу к выводу, что мама не делилась с ним тем, о чем узнала. Что ж, это к лучшему.

— Как у мамы настроение? — спрашиваю, когда уже подъезжаем к дому.

— Нормально. Банки закрывает, Милусь, ей не до настроений, целыми днями на кухне что-то варит, крутит. Ругается, как обычно, что все под руку лезут.

Улыбаюсь, качая головой. В этом тоже вся мама. Вот кому она крутит эти банки? Я, если беру, то несколько штук, а остальное расходится по родным в итоге. Как будто у нее каждый год норма по банкам, честное слово.

Гоша бросается мне навстречу, обнимает, еще немного, он вытянется и станет выше меня. Даже не верится, как летит время. За эту неделю краска с волос смылась и стала почти незаметна, оказалось, это всего лишь оттеночный шампунь, который тем не менее стоил свекрови нескольких тысяч нервных клеток. Да и не только ей.

Мама выходит из кухни с полотенцем на плече, подходит, целует в щеку и обнимает. Мы встречаемся взглядами, она только слегка качает головой и уходит обратно. Отошла, значит. Теперь можно и поговорить.

Но до разговора мы добираемся только на следующий день, когда Гоша убегает гулять.

Сижу с чашкой чая, пока мама режет салат. Вожу по ободку, а потом говорю:

— Мам, мы с Ромой разводимся.

Она замирает, несколько секунд остается неподвижной, а потом продолжает резать салат. Но почти сразу откидывает в сторону нож и поворачивается ко мне.

— Уверена?

Я киваю, она кивает в ответ.

— Из-за этого?.. — кажется, ей претит просто произнести имя. Теперь я качаю головой.

— Нам надо было давно развестись, мам, — отвечаю ей. — Я не рассказывала, но у нас уже долгое время все не очень хорошо. Точнее, вообще никак. По сути, мы живем в одной квартире как чужие люди.

Мама потирает лицо руками.

— А Гоша как же? — задает вопрос.

— Я хотела с ним поговорить, но полночи думала и поняла, что не сейчас. Везти его с собой в Москву на данный момент не разумно. А оставлять здесь одного с такой информацией… Я тоже не могу. У него и так сложный возраст.

Мама кивает, поджимая губы.

— А что Рома говорит?

Выдыхаю. Что Рома говорит… Ничего он не говорит.

— Он согласился. Я вернусь домой, мы с ним все обсудим, как лучше устроить… Поживу пока в комнате Гоши. Там видно будет.