Страница 2 из 18
Нужную ей девочку, Вёльва разыскала в сером, запыленном помещении, в котором держали провинившихся. Прорицательница знала, в чем вина этой малышки – ее дар к предвидению был ничтожно мал и ничего из того, что напророчила Алиса, не сбылось.
– Тебе здесь страшно? Раньше я проводила в этой комнате много времени – она меня тоже пугала. Но все прошло. Теперь я не боюсь. И ты не бойся, дитя… – Вёльва ласково провела по спутанным смолянисто-черным кудрям девочки, дотронулась до подбородка, с легким усилием заставила Алису поднять лицо, посмотрела на нее: хорошенькая, чумазая, с черными, бездонными глазами, в которых не читалось ничего, кроме страха и безысходности. – Сегодня мы покинем храм, и больше никто тебя не обидит. Верь мне…
Маленькая, обиженная миром, Алиса так долго искала опоры, что без сомнений поверила в слова незнакомки, с радостью приняла долгожданное избавление. Молча обняла Видящую и тихо заплакала.
В открытые ставни золотыми щупальцами вползли лучи солнца. Заплясали на потолке игривыми зайчиками. Медленно опускаясь все ниже, достигли кровати и с любопытством уставились на старое, морщинистое лицо прорицательницы.
Вёльва раздраженно сощурилась, перевернулась на бок. Хотела вернуться к сновидениям, но знала, что сон безнадежно утерян. Она встала, умылась холодной водой из неглубокой миски, стоявшей на сундуке у кровати, и посмотрела на девочку, которая мирно спала, спрятавшись от слепящего, надоедливого солнца под покрывалом.
Уже две недели Вёльва путешествовала с Алисой, держа путь в Фиор – ближайший к границе с Хельхеймом город. Молчаливая, замкнутая девочка быстро раскрывалась. За этот короткий срок она уже прониклась к Видящей любовью и доверием. Вёльву даже пугали столь быстрые перемены. «Это ж как надо запугать ребенка, чтобы веселое и жизнерадостное дитя боялось всего и вся?» – думала она, с ужасом и неприязнью вспоминая собственное детство.
Вчера они долго разговаривали и уснули за полночь. Алиса рассказывала о матери, немногих сохранившихся о ней воспоминаниях, носивших отрывистый, сумбурный характер. В малом храме Симионы никто не внимал таким историям, даже дети смотрели друг на друга волками, не говоря уже об извергах-наставниках, которые никогда не упускали случая стимулировать видения розгами – девочка щебетала, как жаворонок, временами захлебывалась словами, не веря, что ее слушают. Вёльва слушала. И ждала случая, чтобы тоже поведать одну историю. Чужую историю – не свою. Но случая пока не представилось.
– Вставай, дитя мое, – разбудила она Алису, начиная собираться в дорогу.
– Уже утро? – сладко потягиваясь, пропищала из-под покрывала девочка и быстро сползла с кровати. – Я помогу! – Алиса бросилась к тюку прорицательницы. Вёльва улыбнулась, наблюдая за стараниями ученицы. Сердцем прорицательница чувствовала, что больше у нее не будет воспитанников, и радовалась последним минутам счастья.
Ночи сменялись днями, рассветы – закатами. Время бежало быстро, ускользало, как песок сквозь пальцы. Осень подходила к концу, все ближе подступали холода. Погода изменилась. Со стороны Хельхейма подули ледяные ветра – предвестники зимы. Птицы, кружась в небе черными, едва различимыми точками, собирались в косяки и улетали в поисках тепла. Мир засыпал.
Последние две недели Вёльва и ее ученица провели в Фиоре, в постоялом доме, принадлежавшем культу Симионы. Жили как дворяне – Алиса так считала. В их полное распоряжение предоставили целый этаж, где можно было забавляться, практиковать магию – делать все, что душе угодно. Алиса ничему не обучалась, но часто беседовала с наставницей, узнавала от нее много нового. В общении перенимала ее знания и во всем старалась подражать доброй, отзывчивой прорицательнице. Постепенно Алиса привыкла к новой, спокойной жизни и ужасы, которые она пережила в малом храме, казались ей не воспоминаниями, а полузабытым сном. К слову о снах… Единственное, что смущало девочку: теперь они ночевали с Матушкой в разных комнатах, и Алису донимали кошмары, предвещающие нечто злое, страшное. Утром видения уплывали из памяти, оставляя лишь тяжкий, липкий осадок на душе. И все было спокойно. Пока однажды, в ночной час, не случилось беды.
…Все вокруг было подернуто черной, непроницаемой дымкой, будто на землю спустилась густая безлунная ночь. Алиса стояла рядом с Матушкой, прижималась к ней всем телом и дрожала – то ли от испуга, то ли от жуткого холода. Из ниоткуда бесплотным призраком выплыл человеческий силуэт, держащий в руке искривленный, изогнутый, как змея, посох, и остановился перед Видящей и ее ученицей.
– Вёльва, ты же знала, что я приду. И осталась… – скрипнул неприятный голос. Его обладатель смотрел на прорицательницу из тени капюшона и внимательно следил за каждым движением Вёльвы, опасаясь, что она не захочет расставаться с жизнью без борьбы. – Или ты не боишься умереть?
Прорицательница исподлобья взглянула на незнакомца. Он скрыл свое худощавое тело под черным долгополым плащом, руки – под перчатками, плотно обтянувшими тонкие кисти. Казалось, будто он боится света, или же – людских глаз.
– Посланник Смерти… Меня ты не пощадишь. Что ж, я прожила долгую жизнь – и прожила не напрасно. Меня забирай, а малышку оставь. Ее час еще не пробил.
– Какое самопожертвование! – Человек в черном расхохотался гнусавым, противным смехом. – Вёльва, зачем миру твоя смерть? Тебе пришло видение, что Валлии лучше без тебя?
– Делай свое дело, – помрачнев, сухо сказала прорицательница.
– Как тебе угодно, – пожал плечами неизвестный и, сделав короткое, неразличимое для глаза движение, ударил Вёльву посохом по голове. Она упала, судорожно вздрогнула и больше не шелохнулась.
– Матушка! – испугано воскликнула Алиса и бросилась к ногам Видящей. – Матушка, очнитесь! Клянусь жизнью, клянусь верой в Богиню, я стану хорошей прорицательницей… только откройте глаза, Матушка…
И вдруг Симиона услышала зов, смилостивилась над своей верной послушницей и вдохнула в нее новую жизнь – повинуясь неведомой силе, Вёльва открыла глаза. Алиса, все еще плача, бросилась в объятья прорицательницы и с наивной радостью начала целовать ее холодные морщинистые щеки.
– Матушка, я так испугалась, – рыдая, причитала она. – Боялась, что вы умерли…
Вёльва не ответила. Ни единая мышца на ее бесстрастном лице не дрогнула. Она сидела, опершись на руки, смотрела перед собой, не выказывая никаких эмоций, была бледна и холодна, как оживший мертвец. Алиса отстранилась и посмотрела на наставницу. Взгляд Вёльвы угас, глаза помутнели, будто выцвели – в них не осталось жизни. Матушка двигалась, но ее сердце не билось, а душа покинула тело.
– Видишь ли, дочка, – с ухмылкой произнес убийца и сдвинул с лица капюшон, открывая изуродованное смертью и темной магией ополовиненное лицо. – Иногда, чтобы дарить и забирать жизни, не надо быть богом. Достаточно быть некромантом…
Вёльва проснулась в холодном поту. Проклятые видения! Как они утомили ее за долгую жизнь. Иногда она хотела отказаться от своего Дара: выбрать обычную, человеческую судьбу, не обремененную поиском спасения для всего мира, когда можно спокойно растить детей, обихаживать мужа, вести хозяйство и не думать о страшных пророчествах, которые во всех красках изображают гибель Валлии. Но нет… несмотря ни на что, Вёльва не представляла для себя другой судьбы, не мыслила жизни без Дара.
– Матушка? – жалобно пропищала Алиса, заглянув в комнату наставницы.
– Входи, дитя мое, – улыбнулась Вёльва и, заметив, что личико девочки хранит на себе печать страха и волнения, спросила: – Что тебя тревожит?
– Я видела сон. Плохой сон… – пряча слезы, скороговоркой прошептала Алиса и боком вошла в покои прорицательницы.
– Расскажи о нем, – приглашая ученицу сесть на кровать, попросила Вёльва. И, когда Алиса заговорила, прорицательница поняла, что видела этой ночью тот же кошмар.
– Это всего лишь сон, дитя мое, – Вёльва успокаивала Алису ложью. – Всего лишь сон.