Страница 40 из 43
– Везет, значит, – пояснила Марта.
– Он отводит беду, – серьезно кивнул Клеман, – и за него дают сто очков.
– А если у тебя не получится? – спросила Марта.
Клеман жестом изобразил отсечение головы.
– Тогда ты все теряешь и умираешь, – объяснил он.
– А как его выбрасывают? – спросил Луи.
– Каким образом, – сказал Клеман.
Он поставил красную кость на середину стола, потряс четыре серебристых в руке и кинул на стол.
– Не вышло. Я имею право кидать пять раз. Каждая должна лечь так… так, чтобы…
Клеман нахмурился.
– Кости должны лечь так, чтобы каждая показывала разное число очков? – предположил Марк.
Клеман улыбнулся и кивнул.
– Это старое правило, – сказал Марк. – Римляне изображали на бортах корабля все четыре кости перед спуском на воду. Чтобы защитить его от кораблекрушения.
Клеман, не слушая, кинул кости.
– Мимо, – сказала Марта.
Луи тихонько встал, взял Марка за локоть и вывел из столовой. Они поднялись на несколько ступенек по темной лестнице и остановились.
– Марк, боже мой, это кости! Ты видел?
Марк озадаченно уставился на него в темноте:
– Шар удачи? Это старо как мир.
– Марк, черт побери, это была не помада! Это были игральные кости. Серебристый и бордовый, металлический стук… Убийца играл в кости! Следы пальцев, Марк! Следы на полу! Он играл! Играл!
– Что-то я тебя не пойму, – прошептал Марк.
– Та вещь, которую описал наш трус кондитер, это были игральные кости, их подобрал убийца!
– Это я понял. Но с чего ты решил, что убийца играл на ковре в кости?
– Все из-за мухи, Марк, все из-за мухи! Бабки, кости, большой выигрыш, это излюбленные игры психов. Он играл, чтобы получить знак свыше, чтобы сделать убийство священным, чтобы обвести богов вокруг пальца, чтобы это принесло ему удачу.
– Шар удачи, – пробормотал Марк, – «который всегда спасает человека»… Значит… Ты думаешь, это Клеман?
– Я не знаю, Марк. Ты видел, как ловко он играет? Этот парень играет уже много лет. Совершенствует свое мастерство, как сказал бы Вандос.
Из столовой раздался радостный крик.
– Слышишь? – сказал Луи. – У него получилось. Ничего не говори, не показывай вида, не волнуй его.
Люсьен с грохотом открыл дверь.
– Тихо, – предупредил его Марк.
– Что это вы в темноте стоите? – спросил Люсьен.
Марк отвел его в сторону, а Луи вернулся в столовую.
– Идем, – позвал он Матиаса.
Клеман с улыбкой протягивал кости Марте, на лбу у него выступила испарина.
Глава 38
Жюли Лакез возвращалась к себе, в дом номер пять по улице Кометы в Седьмом округе Парижа.
Тяжело отдуваясь, бросила на кухне три сумки с продуктами, разулась и упала на диванчик, утомленная восьмичасовой работой за компьютером. Она долго сидела не шевелясь, соображая, как бы отвертеться от корпоративного ужина в пятницу. Потом закрыла глаза. Завтра суббота, можно побездельничать. В воскресенье утром тоже. А после обеда сводить Робина в кукольный театр. «Марионетки забавляют детей и умников».
В восемь часов она поставила ужин в духовку, потом долго болтала по телефону с матерью. В половине девятого поставила телефон на автоответчик и открыла окно, выходившее в маленький дворик на первом этаже, чтобы выветрить запах подгоревшей еды. Без четверти девять она сидела с тарелкой в кресле у телевизора спиной к окну и смотрела фильм, повторяли «Пятьдесят пять дней в Пекине». Жюли старалась соскрести подгорелую корку. Дул свежий ветерок, на свет летели насекомые, бестолково путаясь у нее в волосах.
Глава 39
Марк, Люсьен и Матиас расстались в метро, и каждый пошел своей дорогой. В этот вечер Луи сторожил в компании с Матиасом на улице Солнца. Накануне они засомневались в правильности выбранных улиц, перечитали стихи, посмотрели карту Парижа и утвердились в своем решении. Люсьен по-прежнему склонялся к улице Луны, исходя из того, что луну можно назвать ночным светилом, то есть Черным Солнцем, потому что она освещает ночь. Луи был с ним согласен, но Марк сомневался. Луна, замечал он, светит отраженным светом, это мертвая планета, а значит, противоположная солнцу. Люсьен не слушал никаких возражений. Луна светит – и точка. И лучшей кандидатуры на роль Черного Солнца не найти.
Всю дорогу в метро Марк читал стихи, вывешенные в глубине вагона, маленькую зарисовку о снопах пшеницы, и не нашел в них ни малейшего намека на собственную судьбу. Ему неприятно было вспоминать то, что Луи сказал о металлических игральных костях. Скорее всего, Немец был прав, и Марка это огорчало. Потому что тогда все оборачивалось против Клемана. Его страсть к игре, редкая привычка играть в кости, пять кубиков, которые он таскал в рюкзаке, то, как ловко он с ними управлялся, его легковерный ум и суеверие, не считая прочих железных улик, о которых они вот уже десять дней старались не вспоминать.
Марк сделал пересадку. Он привязался к этому дураку, и ему было его жаль. Но кто мог подтвердить, что он и правда был дураком? И что, в конце концов, значит – быть дураком? На свой лад Клеман был не лишен утонченности. И многого другого. Он был музыкантом. Он был способным и внимательным. Меньше чем за два дня он освоил премудрость склеивания кусков кремния, а это уже кое-что. Но он никогда не слышал этих стихов, как уверял Люсьен. А что, если Клеман был настолько ловок, что сумел перехитрить Люсьена?
Марк вошел в вагон и остался стоять, держась за поручень, за который за день цеплялись три тысячи пассажиров, чтобы не упасть и не расквасить нос. Интересно, подумал Марк, почему в вагонах больше нет двойных стояков? Но это было бы слишком.
Два стояка.
Два игрока в кости.
Клеман и кто-то еще. Почему бы и нет? В конце концов, Клеман не один на белом свете. Может быть, в Париже живут тысячи игроков в кости.
Нет, конечно, не тысячи. Это старая игра, она давно вышла из моды. Но Марку нужны были не тысячи игроков, а всего двое, Клеман и еще один. Марк нахмурился. Секатор? Мог ли Секатор играть в кости? В сумке у него не было костей, в хижине тоже, но разве это что-то доказывает? А старый мерзавец Клермон?
Марк покачал головой. С чего бы им играть в кости? Нет, это не они.
Хотя почему нет? Все они, черт бы их побрал, жили в Невере, когда существовал институт… Игре можно научиться, игра распространяется, люди сходятся за игрой… Почему бы двум садовникам и Клермону не покидать кости как-нибудь вечерком дома у одного из них? Клеман мог просто научить их. И он…
И он…
Марк замер, сжав рукой поручень. Из метро он вышел суровый и неверной походкой дошел до улицы Золотого Солнца.
А Клеман…
Марк занял свой пост на углу у фонаря. Больше часа он наблюдал за прохожими на улице, то обходя фонарный столб, то прислоняясь к нему спиной, потом снова принимался кружить в радиусе пяти метров. Мысли в голове напряженно сжались, и он пытался разгладить их, как юбки мадам Туссен.
Потому что, в конце концов, Клеман…
В девять Марк оставил пост у фонаря, круто повернул и кинулся бежать по авеню Вожирар, выискивая глазами такси. Увидев свободную машину, он кинулся к ней, вскинув руку. И на этот раз рука сработала. Такси остановилось.
Глава 40
Через четверть часа Марк выскочил из такси. Было еще светло, и он с тревогой озирался в поисках укрытия. Рядом был только запертый газетный киоск, ничего другого не остается. Он прислонился к стенке, тяжело дыша, и стал ждать. Если придется караулить каждый вечер, придется подыскать более надежное укрытие. Машина Луи подойдет. Ему очень хотелось позвонить Луи, но Немец был в Бельвиле, на улице Солнца, с ним никак не связаться. Позвонить в «Красного осла» и предупредить крестного? А если Клеман за это время сбежит? Да и как выйти из укрытия хоть на минуту? Поблизости ни одной телефонной будки. Да у него и карточки нет. Отвратительная войсковая подготовка, сказал бы Люсьен. Пушечное мясо, предстоит кровавая бойня.