Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 4

Секунд пятнадцать-двадцать, и вот уже стук повторяется, только на этот раз в дверь дома.

– Войдите, – крикнула я, неохотно поднимаясь из-за стола.

Зойка, девка фигуристая, этим летом отпраздновавшая свое девятнадцатилетие, по меркам крестьян считалась уже перестарком. И ходить ей в девках оставалось год-полтора минимум. Потом – все, начнут звать и за спиной, и в глаза, подгнившим яблочком, нагло ухмыляться. Каждый второй станет на сеновал звать. Незавидная судьба. Мне, ведьме, в свои двадцать пять этого можно было не бояться: пара взглядов с молниями в глазах, и вся деревня шутников приведет на расправу, да еще и с поклоном мне в руки передаст. Делай, матушка ведьма, с ними, что хочешь, только на деревенских не гневайся. Знаем, проходили уже недавно.

– Светлого дня, матушка ведьма, – в пояс поклонилась одетая в цветастый сарафан Зойка. Не толстая, но плотная, высокая, круглолицая, с русой косой до пояса, большими голубыми глазами и румяными щеками, она могла бы выскочить замуж еще в том году, если бы по кузнецу не сохла, – прошу, помоги беде моей.

Я театрально вскинула черные густые брови. Уступая Зойке и в росте, и в весе, я, кареглазая шатенка, смотрела на нее с понятным нам обеим превосходством. Это с каких пор отказ мужика бедой считается? Нет, нет здесь феминисток. Они научили бы народ «правильной» жизни.

– Ты уверена, что способна расплатиться с ведьмой? – специально запугивая дурынду Зойку, холодным тоном спросила я.

Та побледнела, потом покраснела, снова побледнела, затравленно оглянулась на входную дверь, испуганно сглотнула, перевела взгляд на меня и прошептала:

– Да…

– Ну проходи, – усмехнулась я и повела рукой в сторону занавески.

Зойка шла к заветной комнатке с лицом приговоренного к четвертованию, не меньше. Вот спрашивается, зачем идти к ведьме, если сама до конца не решила, нужен ли тебе тот мужик вместе с приворотом? А если решила, то для чего бояться? В общем, ответа у меня не было.

– Открывай занавеску, не бойся, – хмыкнула я, – кроме меня, других чудищ в комнате не будет.

Пространство хохотнуло голосом Глашки, оценившей мою шутку. Зойка слилась цветом лица со свеже побеленной стеной, но а трясущейся рукой все же отдернула.

Я дождалась, когда она окажется в комнате, и в два шага догнала ее, задернула за собой занавеску, повернулась к Зойке.

– А вот теперь в подробностях рассказывай, зачем тебе ведьма понадобилась.

И в театральном жесте я свела брови к переносице.

Глава 3

Моя рабочая комната представляла собой просторное светлое помещение с широким окном, занавешенным нежно-бежевыми занавесками.

Вся мебель – деревянная, как и положено в этом мире. Никаких изысков или отличий от деревенских домов.

У окна – стол с разложенными на нем всевозможными атрибутами ведьмы. Большая часть – декорации вроде засушенных лапок мышей, чучел лягушек, мензурок с непонятной темно-лиловой жидкостью и нескольких талмудов в черной кожаной обложке. По обе стороны от стола – две табуретки.

Сбоку – кушетка, довольно широкая, служившая мне заодно и кроватью. По углам комнаты – гербарий из высушенных трав. И небольшой шкафчик с химическими ингредиентами и разных цветов камнями. Под ногами – однотонная серая циновка.

Все. Ничего больше. Но и то, что было, обычно впечатляло крестьян по самое не могу. Вот и Зойка переступила порог комнаты и замерла соляным столбом.

– Садись, – кивнула я на табурет, обходя посетительницу и усаживаясь на табуретку с другой стороны стола. – Рассказывай, что за беда с тобой приключилась.

Зойка помялась, но все же уселась.





– Матушка ведьма, – начала она, и я мысленно хмыкнула: «Спасибо, хоть не бабушка», – мне бы зелье приворотное, да такое, чтобы он в меня сразу… того, – щеки Зойки стали красными, как помидор, – ну… навсегда…

– Зелье приворотное? – уточнила я. – А ты помнишь, что каждый из нас должен быть полностью властен над своими чувствами?

Зойка покраснела еще больше, теперь, наверное, еще и от страха, так как за использование приворотного зелья по головке ее ни односельчане, и нам кузнец по головке не погладят. И не со мной, ведьмой, пойдут разбираться, а Зойке дегтем ворота измажут.

– Помню, матушка ведьма, – тем временем пробормотала Зойка. – он любит меня, я знаю, мне бы только подтолкнуть его.

Идиотка. Да еще и безответно влюбленная.

Я потянулась к одной из мензурок, несколько секунд подержала ее в руках, затем протянула Зойке.

– Два каравая хлеба, три крынки молока, одна курица, ощипанная. Все положишь на ступеньки моего дома не позже этого вечера.

– Спасибо, матушка ведьма, – длинные женские пальцы жадно схватили мензурку, – спасибо, все принесу в срок. Спасибо…

Минута-полторы, и только входная дверь хлопнула. Зойка бежала так, что пыль из-под ног вилась.

– И что ты ей дала? – появилась Глашка.

– Общеукрепляющее средство, – фыркнула я. – Станет Витька здоровым боровом, как только в себя все опрокинет.

– А приворотное?

– Глаш, я не Аринка, людей не травлю. Хочется Зойке, чтоб ее любили, пусть сама мужика добивается, а не по ведьмам бегает.

Глашка неопределенно хмыкнула и отправилась в общую комнату, совмещенную с кухней. Я осталась в своей комнатушке.

Приворотное зелье? Нет, конечно, память тела помогла бы мне приготовить и его. Но лишать кузнеца права выбора я не желала. Терпеть не могу, когда меня заставляют. Думаю, и Витька такой же. Пусть сам выбирает из двух баб. Может, вообще третью выберет.

А Зойка с претензиями не придет. Все прекрасно знают: если человек любит по-настоящему, ни одно приворотное его не возьмет. Чушь, конечно. Аринка рассказывала мне во сне, что можно приготовить средство любой силы. Но в данную минуту эта народная вера в силу настоящей любви была мне только на руку.

Развлечений в деревушке практически не было. Попойки, драка стенка на стенку, сплетни, изредка посещение каких-нибудь скоморохов или местных цыган, которые становились обозом за стенами деревни. А потому тут каждый ухитрялся развлекаться, как только мог. Я, когда у меня появлялось свободное время, читала. Вот и сейчас я взяла со стола один из талмудов, раскрыла его и начала освежать свои знания в зельеварении. Пока что я изучала теорию, не собираясь без особой надобности переходить к практике. Никому от того, что я приготовлю зелье для улучшения урожая, лучше не станет. Еще не известно, как отреагирует магия на мое вторжение. Все же я не Аринка. У нас с ней и мысли, и чувства, и отношение к миру – дав все разное.

«Приворотное зелье, – читала я, – бывает трех видов, в зависимости от силы и степени нужного приворота. Самое простое может приворожить объект на сутки-двое. Этого времени обычно хватает для зачатия от объекта или для сцен ревности с его настоящей половиной. Второй тип – возможность приворожить объект на срок до трех месяцев. Потом объект вспоминает о своей прежней жизни. И здесь уже тот, кто привораживал, должен думать сам, как ответить на возможные обвинения. Третий тип, самый сильный, требует от ведьмы всех ее умений. Объект привораживают на всю оставшуюся жизнь. Если ведьма неопытна, то в результате может выйти безвольная кукла, не имеющая ни мыслей, ни чувств, ни воли. Оболочка от прежнего объекта».

Вот так. Три вида. Аринка рассказывала, что есть и четвертое, запрещенное к созданию без приказа главы государства. Тогда можно приворожить не только объект, но и всех его родных и ближайших потомков. Говорят, именно таким способом императоры разных стран добиваются верности от аристократических верхушек. Аринка при дворе не бывала, утверждать или опровергать этот слух не могла, но уверяла, что в теории подобное возможно.

Глава 4

Читала я не особо долго, чуть больше пары часов. Когда за окнами начало смеркаться, я отложила книгу и вышла в общую комнату. В этом мире, кроме свечей, можно было освещать комнату магическими шарами, но они требовали подпитки от источника магии. Причем, чем чаще их использовали, тем чаще нужно было подпитывать. В домах крестьян часто использовались даже не свечи, а лучины, дававшие очень тусклый свет. Магический шар могли себе позволить только богатые или хотя бы зажиточные существа. У Аринки он был. Но мы с Глашкой, экономя его заряд, пользовались им редко, предпочитая зажигать две-три свечи, обходившиеся дешевле. Читать при таком освещении было трудно, особенно мне, привычной к нормальному свету. А потому по вечерам мы с Глашкой обычно находились вдвоем в одной комнате и при свете свечей разговаривали. Я рассказывала ей о нравах на Земле, она обучала меня жизни в местном обществе.