Брошенный

Мы слегка непонимающе смотрим на него.

— Следуйте за мной, — повторяет уже другой робот за нашими спинами.

За ним мы следуем в другой конец зала, где располагает большой круглый стол и множество мониторов на стене. Усаживаемся за этот стол, и мониторы оживают. На них мелькают различные картинки, которые мы не успеваем рассмотреть.

— Разрешите показать вам мою презентацию, — робот встает перед нами как учитель в школе.

— Только помедленнее, — просит Лекс. Мелькание картинок на экранах существенно замедляется, теперь мы можем различить на них дома, людей, мало отличающихся от наших современников, разве что они не такие бледные как мы. Ну и бескрайние леса.

— Дехконская цивилизация полностью пришла в упадок всего за десять лет, хотя говорилось о такой возможности задолго до этого. — Картинки сменяются на вырубленные леса, разрушенные дома. — Люди перестали находить общий язык друг с другом, по разным признакам разделились на враждующие группы. За десятилетие по миру прокатилась волна эпидемий и вооруженных конфликтов. Начался массовый голод. Численность населения начала быстро снижаться. Одна из групп, занявшая наш город, попыталась найти выход из этого конфликтующего с самим собой мира. Они придерживались идеалистических взглядов и хотели обрести рай. Для этого они построили особые капсулы по всему городу. В каждой из этих капсул поместили по одному человеку, они должны были аккумулировать всю свою психическую энергию, за открытия выхода в другой лучший мир. Но, согласно дуалистическому мировоззрению, возникнуть должен был и другой выход — в худший из миров, в ад. Поэтому капсулы были установлены симметрично относительно уровня земли, и людей там замуровывали насильно. Во время первого же эксперимента произошел чудовищный взрыв части капсул над уровнем земли, создавший три элемента: огромную воронку в центре Муравейника, открытие выходов в другие миры через капсулы ниже уровня земли, а также временные волны. Их действие выражается в переносе в прошлое и будущее некоторых людей и предметов. Это сложный процесс, для которого я создал следующую симуляцию.

На экранах начинает происходить нечто невообразимое, какие-то возмущения, центр которых перемещается по шкале. Со временем эти возмущения затухают. Лекс быстро пресекает показ, потому что все равно ничего не понятно.

— Прости, раз у нас осталось мало времени, лучше ответь на пару вопросов, хорошо?

— Я полностью к вашим услугам, — отвечает робот, меняя презентацию, на сменяющиеся виды природы.

— Так куда делись представители той цивилизации. Ну, те, которые тебя создали?

— Они либо перешли в лучшие миры, либо погибли. Что тоже можно считать переходом. — Невозмутимым тоном поясняет робот. — В любом случае они оставили меня здесь одного. В течение пятидесяти семи лет мне пришлось развиваться самостоятельно в условиях нехватки информации и общения. Люди, которые сейчас обитают в городе, меня боятся и не подпускают к себе. Ближе всего этот опыт, который я сейчас получаю, подходит к человеческому понятию одиночества. Поэтому я благодарен вам, за то, что вы проводите все время со мной.

— А вы не можете общаться друг с другом? В смысле роботы?

— Я не робот, я искусственный интеллект, управляющий всей техникой в городе. Через робота я говорю только для того, чтобы вам удобно было меня персонифицировать.

— Тогда ты можешь создать несколько копий себя, разделить сферы управления техникой, разделить получаемый опыт и не синхронизироваться друг с другом, а просто разговаривать, как люди. — Предлагает Лекс.

— Память во многом создает личность, если я не ошибаюсь, — поддерживаю его я.

— Я понял вашу идею, — говорит робот. — Я могу разделить имеющуюся у меня информацию. Я могу обучить несколько машин на разных наборах данных. Я могу создать себе детей по своему образу и подобию!

— А не может ли так быть, что именно эти машины — твои дети, будут помогать нам в будущем? — предполагаю я. — Нам приходили анонимные сообщения. Которые нам очень помогли. А украденный робот, управление которым неожиданно перешло к неустановленному лицу, так и вовсе спас нам жизнь.

— Я передам информацию о вас всем своим детям, но ничего не могу гарантировать.

— Могу я оставить для них сообщение?

— Информация за много лет может существенно исказиться, но попробуйте. Я создам для вас виртуальную клавиатуру.

Передо мной на столе появляется клавиатура и экран. Я задумываюсь и начинаю печатать. Для начала вспоминаю те даты и события, в которых “некто” нам помог, так проще. Но собираюсь, если успею, дополнить эти данные, хотя сомневаюсь, что смогу изменить будущее, точнее наше настоящее.

— Так, пока Вета занята важным делом, — продолжает Лекс, — еще вопрос. А почему тебя зовут на нашем языке Колдуном? А не на языке той цивилизации?

— Это имя мне дали пришельцы из будущего в прошлый раз. Они не совсем поняли, что я из себя представляю.

— И у меня вопрос, — встревает Маша. — Как наше путешествие во времени, связано с появлением огромных муравьев в городе?

— Никак. Появление муравьев связано с волной. Резкие изменения параметров среды гонят муравьев сначала наверх, потом обратно вниз.

Через минуту нам самим доводится испытать на себе резкое изменение параметров. У меня лично точно сразу появляется желание куда-то бежать, но к счастью не строить домик и освежевать тушки. Только дикий страх, от которого мутнеет сознание.

Наконец, все это заканчивает, и мы снова обнаруживаем себя в полной темноте.

— Эй, кто-нибудь? — слышу я панический голос Адерина.

— Все здесь, — говорит Лекс, и я чувствую его прикосновение к моей руке, то есть он пересчитывает нас вручную.

Маша снова зажигает свою свечу, а от нее мы наши. Нам предстоит обратный путь.

Свечи дают чертовски мало света, но все равно понятно, что зал практически пуст. Нет того круглого стола и скопища экранов. Да и пока мы идем до двери, которая стоит настежь, нам не приходится обходить ни одну машину.

— Надеюсь, мы вернулись в СВОЕ время, — нервничает Маша. — А не во временя междоусобиц и прочего.

Поезд, который подъезжает к платформе минут через тридцать, достаточно развалившийся, чтобы мы могли успокоиться на сей счет. Но остается вопрос, когда именно мы приедем домой. В прошлые ночи мясного человечка, тела были возвращены к утру, но к которому точно часу? Успеем ли мы добраться до дома, пока нас не хватились? Если нет, то наших ждет не самое лучшее утро. По крайней мере, Ристика уж точно успеет расстроиться. Мягко говоря.

Когда мы, наконец, выбираемся на платформу нулевого уровня, уже светло и людно. Такое чувство, что все обитатели Муравейника высыпали наружу из своих апартаментов и теперь бегают ищут своих знакомых, созваниваясь с ними впопыхах.

Мы сразу направляемся в городской парк. Наверняка наши, кроме близких Адерина, уже там. Адерин же бежит домой, чтобы позвонить матери, которая, наверное, уже отчаялась его когда-нибудь увидеть.

Первое, что мы видим, выбравшись в парк, это сам Мясной человечек, который, честно говоря, не особенно напоминает человека. Просто скопление мертвых тел, слепленных между собой и уложенных в ходах и комнатках муравейника после исчезновения самого муравейника. Уродливое и страшное зрелище, которое надеюсь никогда не увидят близкие этих людей.

Рядом с “человечком” бродят стражи и медики, готовясь разбирать ужасающую конструкцию. Кто-то избавляется от содержимого желудка возле посадок с невинно и не к месту цветущими кустами. Кейн стоит поодаль, он первым замечает нас и несется к нам на всех парах, настолько ловко, насколько ему позволяет рана в боку. Сперва он хватает меня, пытается приподнять, потом обнимает Лекса, потом обоих. Потом подходит Редженс.

— А это кто? — вместо проявления каких-либо эмоций, отрывисто спрашивает он.

— Это искательница Маша, — представляет девушку Лекс, — а еще мы почти привели пропавшего подмастерье номер один, только он отлучился позвонить матери. Он целый год провел в заложниках у подельников своего отца, в общем, мы потом расскажем, а где Ристика?