Брошенный

— Ну, покрой свободный, плечи широкие, рукава длинные, — прикидываю я и подпрыгиваю от неожиданности, перемещая фонарь в угол комнаты. — Там!

Что-то мелькнуло в свете быстро направленных туда наших фонарей. Разведя лучи в разные стороны, обшариваем пространство вокруг, но вновь движение я замечаю слишком поздно. Нечто бледно-серое, округлое с разбегу врезается мне в живот и, протащив назад, роняет на холодный влажный пол.

— А-ах, — попытавшись тут же подняться, попадаю ладонью в лужу какой-то противной слизи.

— Порядок? — Лекс подскакивает ко мне.

— Да-а! — на самом деле все вокруг противно склизкое и влажное, ткань моей одежды во всех местах, где чего-либо касалась, теперь мокрая и мерзко холодная, и боль от удара и падения по сравнению с этим вообще ничто.

Снова движение, и Лекс успевает подставить хотя бы бок, ему удается устоять на ногах, и он, как следует, пихает атакующее существо от себя, замахивается дубинкой, но то проворно ускользает в темноту. Мы пытаемся снова поймать его в лучи фонарей, но оно стремительно обходит нас и ударяет снова, теперь уже снеся нас обоих. Этот удар намного сильнее, существо протаранило нас всей своей массой и прошлось по нам как будто копытами. Такими трехпалыми лапами с твердыми глубоко впиявливающимися в кожу и мышцы пальцами.

— Ни хрена себе массажик! — хрипит возле меня Лекс, а я пытаюсь поймать откатившийся в сторону фонарик и свое дыхание. — В угол! — командует друг.

Мы забиваемся в один из углов помещения: Лекс впереди со своей дубинкой, я свечу обоими фонарями у него из-за спины. Вот так, теперь тварь не подберется к нам незамеченной. Она и не пытается, мотается там где-то между светом и тьмой. Не подходит, но и не убирается восвояси. Чего хочет-то?

Без движения быстро становится холодно. Дыхание успокаивается, и становится слышно, как существо тихо цокает тройными копытцами по каменному полу. То пройдется, то замрет.

У Лекса в кармане начинает вибрировать телефон. Одной рукой он достает его, второй держа наготове дубинку.

— Чего? Ну да. Это с чего это? Ладно, щаз. — Отняв телефон от уха, друг начинает что-то там набирать на экране. — Ты планшет свой что ли в конторе оставила? — интересуется он между делом.

— Ну да, — вспоминаю я с удивлением, — после того как Редженсу сообщение отослала, на стол планшет положила. Ой.

— А я у себя программку поставил, чтоб местоположение определить невозможно было, — поясняет Лекс, — вот Редженс нас и потерял. Теперь грозится уши надрать.

— Идет! — вскрикиваю я.

Бледное круглоголовое копытное, будучи на задних ногах, высотой с Лекса несется на нас, на бегу наклоняя лобастую башку для удара. Передние ноги подняты и прижаты к телу. Рудиментарные глаза, прикрытые веками с длинными торчащими словно иглы ресницами, смотрятся жутко. Огромный выпуклый лоб, покрытый многочисленными бороздами, кажется твердокаменным и непрошибаемым. Лекс успевает только отвести руку с телефоном назад, дотронувшись до моего плеча, и мы оба шагаем в бок.

Меня прошибает нервная дрожь, как только я слышу глухой звук удара лба об угол комнаты. Зачем-то дергаю руками к своей голове, в результате ударив себя с двух сторон обоими фонариками. И только в следующую секунду свечу, наконец, куда надо.

Тело нападающего обмякло в неловкой позе, словно прилипнув лбом к углу. Длинные мускулистые конечности скрючило, одна из передних оказалась перекинута через плечо. Видно что-то вроде раздвоенного копыта и усиленной пятки со шпорой. Очевидно, это не то же самое существо, что схлестнулось с нами в конторе.

Когда в помещение заваливаются стражи, мы все еще стоим возле тела бледного. Он так и сидит в углу, не шелохнувшись, качественно вырубив самого себя. Я попыталась уже проверить пульс, не нашла, но за то что его и вправду нигде нет, ручаться не могу. Услышав шаги, опрометчиво оборачиваюсь, и луч чужого фонаря бьет прямо в глаза. Предоставив своим подчиненным проверить остальное помещение, Редженс подходит к нам.

Скептически поджав губы, мой шинард пихает ногой бледного, и тот заваливается на спину и распластывается на полу все еще без сознания или мертвый.

— Это падальщик, — говорит Редженс. — На людей он нападать бы не стал.

— На нас напал, — возражает Лекс.

— Дураков не любит, — Редженс сует мне в руки забытый мною на столе планшет. Заслуженный упрек. Я быстро сую планшет в карман.

— Но в конторе мы обнаружили совсем другое существо, и это должно быть его логово, — Лекс указывает на спальник и разбросанную одежду, в которой уже шуршат молодые стражи. Ту блузку, которая заинтересовала и нас, один из них запихивает в пакет.

Редженс бросает туда лишь взгляд.

— И как оно выглядело?

— Злобный волосатый и воняет отстойным одеколоном, — дает короткое описание Лекс.

— Это ты про мастера Енеку? — уточняет Редженс, чуть изогнув левую бровь. К моему удивлению Лекс на секунду задумывается над вопросом.

— Ну, что-то общее между ними определенно есть, — отвечает он. — Но Енека сегодня должен быть…где-то в другом месте.

— Мы проверим, в каком месте кто должен быть, — обещает Редженс, поворачиваясь к своим подчиненным, которым не терпится продемонстрировать ему свою добычу.

— Вот тьма! А ведь они и вправду похожи, — говорит мне Лекс, отойдя со мной чуть подальше. — А что если у мастера Енеки есть еще более злобный брат-близнец? Ведущий голый и асоциальный образ жизни. А Енека всю жизнь прячет его в технических помещениях среди труб, чтобы заодно заботиться и о нем, и о них. Чтобы этого брата в психушку не забрали. А подмастерья Енеки это рано или поздно обнаруживают, и братья вынуждено избавляются от свидетелей? Версия?

— Ну, версия, да, — неуверенно соглашаюсь я.

— Мой намек что, никто не понял? — спрашивает Редженс, снова вернувшись к нам. Трое молодых стражей уже видимо получили от него указания и покидают помещение.

— Может и понял бы, но прослушал, — улыбается Лекс.

— Ты где должен быть сейчас? — спокойно задает вопрос офицер, но чувствуется, что мой друг уже крайне близок, чтобы огрести по полной. Я пытаюсь взять его за руку и утянуть к выходу.

— Здесь! — нагло ухмыляется Лекс и, забрав руку, обнимает меня за плечи. — Мы тут с Ветой делаем все возможное, чтобы раскрыть ваш висяк, чтобы ты выслужился перед начальством, а Кейн получил удовольствие, осознавая, что нас в любой момент могут сожрать. Ценишь?

— Нет, — ухмыляется Редженс и, ухватив Лекса за ухо, как, собственно, и обещал, говорит в него: — Ты должен быть на занятиях, а любые действия по расследованию предварительно согласовывать с нами. Понял? Со второго раза или еще повторить?

— Но это же бесчеловечно! — Лекс пытается вытащить свое из хватки офицера. — В смысле занятия по этике! Это издевательство. Сам бы туда сходил разок.

— Нам этика не нужна, — отпустив ухо, Редженс хватает Лекса за шиворот и толкает к выходу. И про меня не забывает. Его ладонь приятно теплая. — Она только мешает службу нести. Вместо этики у нас устав.

— Длинный и занудный, — ворчит Лекс, позволяя тащить себя дальше. — И его я уже читал, так что этика для меня тоже лишняя.

— Так сядь на лекции подальше и рисунки свои дебильные малюй, — выдает неожиданный совет Редженс, — главное, чтоб без прогулов — за них из гильдии могут выпереть.

У канала становится еще холодней, зато в тоннелях возле труб почти тепло. Мы возвращаемся в контору тем же путем, и вдоль него приторно сладкого запаха уже почти не ощущается.

— А когда нам с Ветой работу работать? — продолжает перечить Лекс. — Сейчас занятия, потом Енека в контору заявиться может! Не при нем же в его бумажках копаться.

— Вот пусть Мышь бумажки и перебирает, ты тут при чем?

— А кто ее в это время защищать будет? Если эта лохудра вернется?

— А дверцу стулом подпереть не судьба?

— А мне точно все еще нужно разбираться с записями? — встреваю я. Честно говоря, мне уже не очень хочется копаться во всех этих бумажных завалах. Когда это была единственная ниточка к исчезновению подмастерий, немножко азарта во мне еще теплилось, а сейчас Мышке так же лень этим заниматься, как и всем остальным.