Снегурочка для альфы

Вижу, что девочка уснула, откладываю книгу, поправляю одеяло. Смотрю в окно, где снегопад еще сильнее, чем прежде. Даже огни в окнах соседнего дома можно разглядеть с большим трудом.

Выхожу из комнаты Танюшки.

— Богдан, — негромко, стараясь не разбудить девочку, зову оборотня.

Он не отвечает. Еще бы — не слышит. Эта квартира огромна, занимает весь этаж и наверняка имеет с десяток комнат. Никогда не пойму зачем нужно столько пространства.

— Что? — Богдан выходит из ванной, на ходу вытирая руки. — Танюшка спит?

Я киваю.

— Видела бы ты что с ней творилось, пока тебя не было, — вздыхает он. — Плакала, просила вернуть маму.

— Почему она вообще решила, что я — её мама? Она будто никогда не видела других женщин.

— Видела, — Богдан заходит в одну из дверей. Внутри большая кровать, над ней висит картина с горным пейзажем, в углу стол, на нем открытый ноутбук. Оборотень достает из шкафчика стола бутылку, наливает в стакан бурую жидкость, залпом выпивает, прокашливается. — Одно время Танюшка ходила в садик. Но она не очень ладит со сверстниками, да и тем родители рассказали, кто её отец, и они начали доставать её. К таким, как я, люди относятся не лучшим образом. Потом нанимал ей воспитателей, нянь. С дипломами детских психологов, с опытом, все как полагается. Но только тебя она полюбила. Почему — понятия не имею. Может, потому, что ты моя истинная пара, и она это почувствовала. Не знаю.

— Слушай, она говорила, что она получила письмо от Деда Мороза перед тем, как я появилась. Будто скоро у неё будет мама.

Богдан усмехается.

— Она девочка с фантазией. Ты подожди, она тебе расскажет и как гуляла в сказочной стране, и что умеет колдовать, и с вымышленным другом познакомит.

— Я тоже сперва решила, будто она все придумала. Но кажется, кто-то подсунул ей то письмо. Может, Бланка?

— Если и так, я завтра с ней поговорю. Одного не пойму — зачем ей это надо? Ей у меня жилось хорошо. Она получала неплохие деньги, брала отгулы, когда хотела, а когда заболела, положил её в одну из лучших клиник страны. Для чего ей все это? Не представляю, как она договаривается с какой-то шпаной, чтобы за нами проследили. Или что нанимает человека, который должен был убить тебя в больнице. Или что где-то достает редкий яд. Бред, да и только. К тому же я почувствовал бы, что её отношение к нам не такое, как должно быть.

— А если кто-то заплатил ей больше?

— Не думаю. Скорее, нашли похожую женщину. Внешность у неё не выдающаяся. Найти кого-то того же возраста, роста, телосложения, дать парик, одежду, как у Бланки — и описание тех бандюков готово. Иди сюда.

Я подхожу к Богдану, он берет меня за руку, усаживает к себе на колени.

— Я разберусь со всем.

— Ты не смог разобраться за год…

— Не думал, что кто-то узнает о том, что ты жива. А потом хотел уехать с тобой куда-то в другую страну.

— Слушай, моя мать…

— Извини, — говорит оборотень. — Тогда нужно было что-то предпринять…

— Я не о том. Хочу сказать, что может, её отравили.

— Отравили?

— У неё никогда не было проблем с сердцем. Она многое пережила. И я узнала, что что-то было не так с её анализами.

— Кто тебе сказал? Тот тип, с которым ты была?

Молча киваю.

— Если так — история болезни должна храниться в архиве больницы. Запрошу их, пусть глянет независимый эксперт, — шепчет Богдан, обнимая меня за талию.

— Спасибо, — отвечаю ему.

Глава 23

Богдан кладет руку мне на бедро, начинает массировать его.

— Все будет хорошо, — шепчет он, облизывая мочку моего уха.

— Тот тип, что звонил. Он говорил мне, что если не уберусь подальше от тебя — умру, — отвечаю я.

— Не беспокойся о всяких уродах. Все будет хорошо, — повторяет оборотень, и я почему-то ему верю. Может, потому, что просто хочу ощутить себя в безопасности, или же мне просто надоело постоянно нервничать и ощущать нарисованную кем-то на моем лбу мишень. А может, его поглаживания, прикосновения, запах напрочь выбивает все лишнее из головы, оставляя там место лишь страсти.

Кладу руку ему на плечо, мы долго целуемся, его язык ненасытно блуждает в моем рту. Кажется, что вкусом этого мужчины я могу наслаждаться вечно.

Совершенно внезапно он подхватывает меня на руки, кружит по комнате.

— Ай! Отпусти! — кричу ему, хоть на самом деле мне это нравится.

— Тише, тише, — говорит он, закрывает дверь в комнату. — Вот теперь Танюшку, надеюсь, не разбудим.

Вспоминаю про спящую в соседней комнате девочку и стараюсь не кричать. Вместо этого провожу по губам оборотня языком. Вижу, как Богдан усмехается. Целеустремленно проникаю языком в его рот, а он тем временем танцует по комнате, держа меня на руках.

Интересно, насколько его хватит? Он вообще способен выдохнуться? Думаю, если это и произойдет. То совсем не скоро. Уверена, что он удержит меня, что бы я не делала, потому прекращаю держаться за плечи оборотня и расстегиваю его рубашку, обнажая сильную, мускулистую грудь. Черт возьми. Он даже не вспотел!

Оборотень кладет меня на кровать, парой быстрых движений избавляет мои ноги от брюк. Какое-то время он просто смотрит на меня, будто любуется. Затем выбрасывает свою рубашку за спину, полностью обнажая мускулистый торс.

Я любуюсь им в предвкушении чего-то необычного, завораживающего, чарующего.

Он набрасывается на меня как тигр. Хватает запястья, разводит руки в стороны, впивается губами в мою грудь. Мое тело торжествует. Становится труднее дышать. Приятное понывание внизу живота переходит в острые спазмы.

— Закрой глаза, — говорит оборотень. — Так будет лучше.

Вижу в его руке черную маску для сна, которую он надевает мне на глаза, и свет исчезает.

Он прав, так даже лучше. Я все так же любуюсь его телом, но делаю это наощупь. Пальцы бродят по нему, желая побывать везде. Какое же оно горячее! От каждого прикосновения во мне будто бы что-то взрывается и разлетается по крови искрами удовольствия.

Оборотень массирует мои бедра, вылизывает грудь и живот, опускается ниже, забирается языком внутрь. Я кричу от его прикосновений, цепляюсь пальцами в лежащее рядом одеяло. Кажется, вот-вот меня порвет на части от нарастающего внутри удовольствия.

Ощущение, будто я горю. Огонь вспыхивает внизу живота, и миллионом необычайно жарких язычков распространяется по моей коже, забирается в самые труднодоступные места, оставляя после себя сплошное удовольствие и чувство, будто я только что заново родилась на свет. Кожа будто оживает от приятного тепла, просит еще и еще. А Богдан не унимается. Его язык проникает все глубже и глубже в меня, исследует там каждый миллиметр, каждую молекулу.

Оборотень снова переходит к животу, поднимается выше, к губам, облизывает их, щеки, покусывает мочку уха, а затем резко входит в меня членом. Перед глазами резко вспыхивают разноцветные мушки. В порыве страсти впиваюсь в его кожу ногтями, царапаю спину, обхватываю каменный горячий торс ногами.

Приятные волны тепла вырываются из живота, обжигают кожу. С каждым движением оборотня меня будто пронзает электричеством.

— Еще! — кричу ему. — Глубже!

Хоть куда уж глубже? Он и так забирается настолько далеко, как не сможет больше никто. Я пьянею от нарастающей эйфории, не хочу останавливаться никогда. Желаю лишь одного — чтобы этот момент длился вечность.

Буквально все вокруг превращается в удовольствие — мягкая кровать подо мной, горячий воздух, сопение и рык Богдана, его запах. Черт возьми, пусть это не заканчивается! Не знаю, как долго он так может, но пусть не заканчивает.

Теряю все ощущения, кроме поступающего в меня неудержимого кайфа. Не понимаю даже в какой позе нахожусь. Весь мир свернулся в точку и исчез, остались лишь мы вдвоем.

А затем взрывается сверхновая. Её лучи добираются до меня сквозь тьму, пляшут на моей коже, заставляя ту сжиматься от удовольствия. Кажется, будто я кружусь на сумасшедшей карусели, все быстрее и быстрее, пока вовсе не перестаю ощущать пространство вокруг. Будто бы отовсюду меня пронзает эйфорией настолько сильной, что этот момент кажется единственным во вселенной. Будто до него не существовало ничего, и не будет ничего существовать после. Только здесь и сейчас.