Глаз бури

Палаццо принадлежал Козимо ди Камальо. Кардинал назвал его «юным», хотя мальчику исполнилось уже тридцать шесть. Он унаследовал от отца крупный банк (Бреннон проверил бы, не помогли ли Камальо-старшему переправиться на тот свет, но времени на это не оставалось). Семьи у Козимо не было, однако при доме состояло немало прислуги – комиссар развернул предоставленный кардиналом список. Из этих двадцати трех человек чернокнижником мог оказаться любой.

Лодки причалили около входа, и брат Лука ударил в колокол у дверей. Бреннон тоскливо вздохнул: тут не помешало бы окружение из доброй дюжины, а то и двух полицейских. Пока они входят в дверь, чернокнижник может утечь в окно.

– Не беспокойтесь, – пробормотал Лонгсдейл. – Я окружил палаццо невидимым периметром. Никто не войдет и не выйдет, пока мы не закончим.

Седовласый мажордом проводил их в кабинет синьора Камальо. Поднимаясь по лестнице, комиссар оглядывал обстановку – внутри было роскошно, но никаких намеков на черную магию. Джен и пес принюхивались, но пока тоже ничего подозрительного не улавливали. Брат Маттео принялся что-то бубнить под нос, щелкая четками. По ним постреливали искры магического тока.

Козимо ди Камальо поднялся навстречу гостям, вынырнув из-за гигантских гроссбухов, – и Бреннон с первого взгляда понял, что синьор узнал Лонгсдейла и пса. Камальо уставился на консультанта, перевел взгляд на собаку, и его глаза испуганно расширились. Вместо того чтобы выйти из-за стола, банкир подался назад и схватился за спинку кресла, словно хотел за ним спрятаться. Пес оскалился.

Саварелли величаво приблизился к Камальо и протянул руку для поцелуя. Тот, очнувшись, приложился к кардинальскому перстню и покосился на Бреннона, потом на ведьму. Комиссар ответил ему безразличным взглядом, как совершенно незнакомому человеку. Что за странный страх на его физиономии? До этого чернокнижник действовал нагло и вполне решительно. Испугался личной встречи?

– Что привело ваше высокопреосвященство в наш скромный дом? – спросил банкир. Он даже забыл предложить кардиналу кресло, и его преосвященство устроился в нем без приглашения. Камальо остался стоять.

– Дела светские, синьор, дела светские, – безмятежно отозвался Саварелли. – Как нам известно, ваш банк охотно выдает ссуды на торговлю с Мазандраном. Наш труд требует определенных затрат, а потому мы решили вступить в торговые отношения с язычниками-раджами.

Камальо несколько расслабился. Над его верхней губой поблескивали бисеринки пота, но банкир наконец отвел глаза от Лонгсдейла, пса и комиссара, чтобы посмотреть на кардинала.

– Это господа Лонгсдейл, Рейден и Бреннон, – продолжал кардинал, – наши партнеры для торговли в Мазандране.

– Могу ли я осведомиться, есть ли у синьоров рекомендательные письма? – спросил банкир. – Ни в коем случае не хотелось бы оскорбить их недоверием, но интересы нашего банка…

Дальнейшую воркотню комиссар не слушал, сосредоточенно рассматривая подозреваемого и постепенно подступая к столу слева, пока Джен подбиралась справа. Лонгсдейл и его фамилиар стояли прямо перед Камальо, отвлекая его внимание на себя. Брат Лука со скучающим видом оглядывал кабинет, его коллега по инквизиции покачивал четками, как будто случайно переходя из угла в угол.

– Конечно, мы предоставим все бумаги, – сказал консультант, когда Камальо отбормотал свое про банк, гарантии и деловую репутацию. – Но мы надеемся на ответную любезность с вашей стороны. Наша компания не ведет дела с сомнительными конторами, и до нас дошли слухи, что ваш банк был одним из попечителей детского приюта, где несколько дней назад убили десятерых воспитанниц.

– Мы здесь совершенно ни при чем! – с жаром воскликнул банкир. Пес щелкнул зубами, и Камальо отпрянул, едва не врезавшись в комиссара.

– Интересное у вас колечко, – произнес Натан. – Фамильное поди, а? Блестит-то как!

Банкир сжал руку в кулак и выбросил его вперед. Кольцо вспыхнуло синим. Комиссара отшвырнуло к стене, а Саварелли внезапно с такой силой толкнул массивный стол, что тот врезался в банкира и впечатал его в кресло. Камальо рухнул на пол и издал такой вопль, словно у него лопнули все ребра разом.

– Не кричите, – невозмутимо велел Лонгсдейл. – Я окружил комнату silentium circa.

– Нет! – взвыл банкир. – Вы не знаете! Вы не понимаете! Боже, боже, уйдите! Я же… он же… о господи!

Последний возглас вырвался у него, когда ведьма, перескочив стол, угрожающе нависла над Камальо и занесла пылающую руку. Саварелли восторженно запыхтел; инквизиторы, крестясь, попятились от стола.

– Только вякни что-нибудь из заклинаний, – промурлыкала Джен. – Спалю рожу до костей.

– Вы не понимаете, – пролепетал банкир, уже весь белый; его так трясло, что зубы клацали. – Он же… он ведь узнает…

– Какой «он»? – спросил Бреннон, присев на корточки около ведьмы. Банкир как-то странно дернулся. Глаза у него вылезли из орбит, в уголках рта появилась пена.

– Уйдите! – засипел он. – Уйдите, оставьте меня, ради бога… он же меня убьет!

– Спорим, я успею раньше, – хмыкнула Джен. – Ну, отвечай!

– Да убирайтесь же! – взвыл Камальо. – У меня всего лишь минута, чтобы… чтобы… – Его голос прервался. Банкир кашлянул, дернулся и вдруг заскреб руками по горлу, колотясь об пол, как рыба, вытащенная из воды.

– Назад! – крикнул Лонгсдейл. – Это Instant mortem!

Комиссар шарахнулся прочь. В углу брат Маттео бубнил молитвы, а бледный брат Лука сжимал стул, подняв его перед собой как щит.

– Сможете что-нибудь сделать?!

Консультант упал на колени рядом с Камальо, протянул над ним руки и быстро забормотал. Вокруг горла, головы и груди банкира появились светящиеся лиловые полосы. Саварелли бросился к нему и схватил за руки, не позволяя раздирать кожу на голове и горле. Пес навалился на банкира, припечатав его к полу.

– Это оно! – зарычала Джен. – Давайте скорее – вы еще успеете поймать след!

– Откачайте свидетеля! – крикнул Бреннон. – Он должен остаться в живых!

– Да на кой черт он вам нужен? – воскликнула ведьма. – Вы его что, в суд присяжных притащите?

Лонгсдейл быстро забормотал на каком-то непонятном языке. Выхватив из ножен трехгранник, он нацелился на полосы и наконец одним взмахом рассек пульсирующие путы. Камальо судорожно забился в могучих руках кардинала, но через секунду безвольно обмяк.

– Господи, – выдавил брат Лука; его коллега так и застыл, вцепившись в четки.

– Не успели, – сказал его преосвященство, щупая запястье жертвы. Впрочем, комиссару все было ясно и так: очередной мертвый свидетель, черт подери!

– Это не он, – буркнул Бреннон. – Не чернокнижник. Хотя вас он узнал, как и пса.

– Как-то быстро ваш чернокнижник избавляется от сообщников, – заметила ведьма. – У него их неограниченный запас, что ли?

– Может быть, и так, – процедил комиссар. – Лонгсдейл, сумеете поймать след?

Консультант кивнул и занялся делом. Кардинал поднялся на ноги, хмуро глядя на труп. Пес слез с него и обнюхал остатки полос.

– Ваш стрелок выглядел так же?

– Получше. Видимо, с ним все произошло быстрее, или он ничего не понял и меньше сопротивлялся. Судя по последним словам банкира, он знал, что его ждет. Нам нужно обыскать дом. У вас тут, похоже, не один чернокнижник, а целая банда.

– Но зачем? – Кардинал окинул взглядом богато обставленный кабинет. – У Камальо и так было все, чего можно пожелать: состояние, положение в обществе, молодость, здоровье. Как он вообще в это впутался?

– Может, ему красоты не хватало, – хмыкнула Джен. – Или чтоб бабы любили. Или денег было мало. А может, его просто запугали.

– Это он превратил девочек в нежить и управлял ими? – спросил Бреннон. – Или кто-то занимался этим в его доме?

– Теперь мы этого уже не узнаем. Что вы будете делать с трупом?

Бреннон повернулся к инквизиторам. Против ожидания, те уже почти пришли в себя – были белее молока, тряслись, но по крайней мере не бились в истерике и не лежали в обмороке.