Страница 61 из 426
И сказал это при хозяйке. Она, естественно, удивилась:
– Кого ждать?
– Григория Львовича, – ничтоже сумняшеся объяснил Леднёв.
– Как-то вы его странно назвали…
Пришлось Игорю вмешаться:
– Был случай. Григорий Львович нам одну байку рассказывал, про пеликана. С тех пор мы его так иногда называем. В шутку. Он не обижается… – И безжалостно лягнул под столом ногу профессора.
Тот покривился, но смолчал. Потом, когда одни остались, не преминул поинтересоваться:
– Это что ж такого я сморозил?
– Глупость, – объяснил Игорь. – Видите, Софья Демидовна удивилась. Значит, Пеликан не афиширует здесь своё прозвище.
– Странно, – недоумевал Леднёв. – Здесь, с родными, не афиширует, а с нами, посторонними – пожалте бриться. Мы, божьей милостью, Пеликан Единственный…
Игорю это тоже казалось странным. Приученный всему искать пусть собственное, но объяснение, он и тут нашёлся: в доме у Софьи Пеликан человек респектабельный, куда как лояльный. Вон вчера из контрразведки приходили. Скажи им Софья, простая душа, про птичье прозвище – чего бы они не заподозрили только! А так – Григорий Львович, солидный мужчина, отсутствует за неимением в наличии. А то, что им, посторонним, Пеликаном назвался, так на то они и посторонние: сегодня есть, завтра ищи-свищи! Им как раз подлинную фамилию знать не следует.
Всё это могло соответствовать истине при одном условии: Пеликан или бывший, или настоящий нелегал. А в том Игорь уже и не сомневался.
Завтракали вчетвером. Лида сидела напротив Игоря и смотрела на него если и не влюблённо, то с восторгом. Игорю было неудобно. Он на Лиду не глядел, уставился в тарелку с овсяной – нелюбимой! – кашей, скрёб её ложкой. Восторг инфантильной гимназистки он относил за счёт прочитанных вчера стихов. И не столько Блока, сколько тех, что она за Игоревы приняла… Как же: знакомство с пиитом! Такой факт юной барышне-эмансипе легко голову кружит.
Поели. Игорь хозяйку поблагодарил, попросил разрешения покинуть стол.
– Мне в город надо.
– Я с тобой, – сказал старик Леднёв. Как Игорь и ожидал! Но это было бы полбеды. А тут и Лида свою лепту внесла:
– Можно, я тоже?
Хорошо, на профессора Игорь согласен, но Лида – это уж слишком. Надо было отбояриваться.
– Что вы, что вы! – деланно ужаснулся он. – Чувствуете, запах какой? Говорят, пожары в городе…
Старик Леднёв немедленно вопросил:
– Кто говорит?
– Там… – туманно объяснил Игорь. И старик Леднёв его прекрасно понял, хмыкнул и ручки потёр.
– Ну, раз там… А мы пожаров не боимся, правда, Лидочка? Мы пойдём и посмотрим… И вообще, в юности я служил в пожарной команде, я всё знаю. – Тут он на спинку стула откинулся, глаза блаженно прикрыл. – Какие першероны, серые в яблоках! А каски, каски, начищены, как зеркала… И брандмайор впереди… – Сладко ему было вспоминать то, чего, на взгляд Игоря, никогда в его жизни не существовало.
Софья Демидовна робко вставила:
– Может, и вправду опасно, а, Лида?
Старик Леднёв очнулся от сладких воспоминаний и яростно воспротивился:
– Абсолютно не страшно, любезная Софья Демидовна. Я Лидочку ни на шаг от себя не отпущу, следить стану паче цербера. На меня, драгоценная Софья Демидовна, можно положиться безо всякой опаски.
– Да-а? – с сомнением протянула хозяйка, но спорить не стала.
А старик Леднёв, довольный победой, так славно и просто одержанной, рвался в бой.
– Если идти, господа, то немедля. В путь, в путь, трубы зовут.
В городе было неспокойно. По дороге выяснили, что ночью какие-то злоумышленники взорвали казармы, расположенные на другом конце города, в районе Святой слободы. Пожарных частей не осталось, серых в яблоках першеронов – или на ком они тут ездили? – давным-давно мобилизовали не то белые, не то красные, как, впрочем, и топорников. Брандмайоры сами воевать тронулись – за единую и неделимую, а также святую Русь, опоганенную теми красными, к кому ихние, брандмайоровские, топорники подались. Стало быть, топорниками и опоганенную. Кому уж в таких сложных условиях пожары тушить? Некому. Вот казармы и погорели. Не вчистую, но сильно.
Старик Леднёв разговорился с толстой, мордастой, краснощёкой тёткой, по виду торговкой, но с пустой корзиной. Распродала, что ли, всё? Нашла время для торговли… Леднёв вцепился в неё, как клещ, стал выяснять подробности городской жизни, торговли и наличия товаров на базаре, а Игорь решил: была не была! Потянул Лиду за рукав.
– Есть дело. Но – секрет!
Лида мгновенно расцвела, в буквальном смысле слова – щёки покраснели, глазки загорелись.
– Какой секрет, Игорь?
– Хранить умеете?
Она мелко и быстро перекрестилась.
– Христом богом клянусь.
Игорь посмотрел по сторонам – не слушает ли кто? – но сделал это больше для Лиды, чем для себя.
– Вы знаете, где Кадашевская улица? – шёпотом спросил он.
– Знаю, – тоже шёпотом ответила Лида. – Вон та Свитская, а там направо – Кадашевская. А зачем вам?
– Надо. Идём.
– А Павел Николаевич?
– Ему ни слова.
Лиде это не понравилось. Секрет секретом, но она же воспитана в уважении к старшим! Другое дело, что она не знала, как старшие иногда могут мешать…
– Может, мы его всё-таки предупредим?
– Тогда он увяжется за нами, а там опасно.
Это сразило Лиду, и, уже не противясь, она пошла за Игорем, поминутно, впрочем, оглядываясь. Вопреки опасениям, никто на них не обращал внимания – ни раньше, когда они втроём шли, ни теперь, когда отделились от профессора. Игорь с Лидой на вид – юные влюблённые, местные Ромео и Джульетта, дети приличных родителей. А Леднёв… Пащенко таких называл коротко: «чайники». Кто, скажите, заподозрит в «чайнике» поджигателя и бомбиста? Только параноик, страдающий манией преследования. Чайник – сосуд привычный и безопасный…
Без приключений дошли до Кадашевской. Там пришлось спросить, где дом Игнатьева. Им объяснили. Дом оказался солидным по размерам; трёхэтажный, каменный, с двумя подъездами. Типичный доходный дом. Игорь сказал:
– Стойте здесь и смотрите в оба.
– На что смотреть, Игорь? – Уже задавая вопрос, Лида смотрела в оба именно на Игоря. Она опять была влюблена в него, ибо поэт, да ещё и окружённый ореолом тайны, весь погрязший в правилах конспирации, – это особый человек. Не любить его невозможно.